Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

• Название: Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Два мира, один – тёплый и светлый, другой – холодный и тёмный, долго шли разными путями, но настало время им схлестнуться в решающей схватке за выживание. Однако борьбой Света и Тьмы или Добра и Зла это противостояние назвать было бы слишком просто: у каждой стороны – своя правда, а у каждой тёмной тучи… некая изнанка.

Длинная у песни дорога: через поле брани, на котором восставший из Мёртвых топей полководец услышит голос смелой певицы; мимо твёрдого сердца женщины-оборотня, которую белогорская игла проведёт по трудной дороге к непокорной вершине; над Тихой Рощей, из которой ушедшие предки всё же иногда возвращаются…

Много земель облетит песня, чтобы вернуть родную душу из-за той грани, за которой открываются тайны богинь.

---

– Не в том беда, что ты попортил мне шкуру, – с жгучим угольком боли у сердца сказала Цветанка. – Мне плевать, всё уже зажило. Беда в том, что твои воины много людских жизней зря отняли. За них ничем не отплатить. Даже твоей жизни будет мало.

– Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, – решительно проговорила Невзора, беря у навия кнут. – Давай-ка, добрый молодец, иди во двор. Там ты своё и получишь.

Ойхерд покорно вышел из домика, где на глазах у своих носильщиков разоблачился от доспехов, разделся по пояс и подставил под кнут широкую спину. От Цветанки не укрылся оценивающий взгляд Невзоры, которым она окинула этого породистого самца, прежде чем нанести первый удар.

– Хорош, мерзавец, – усмехнулась женщина-оборотень. – Даже бить жалко. Но ты это заслужил, гадёныш.

Ойхерд вынес наказание стойко: ни один крик не сорвался с его прикушенных губ, только вздрагивали его богатырские плечи, покрытые литыми полушариями мышц, да сдвигались от боли лопатки под хлёсткой «лаской» чёрного языка кнута. Удар свистел за ударом, и спина навия покрывалась сеткой алых рубцов. Кровь змеилась струйками из лопнувшей кожи, а Цветанка, испепеляя воина пристальным взглядом, ждала хоть одного стона, хоть маленькой слабины. Напрасно: навий лишь стискивал челюсти и зажмуривался, но ни разу не пикнул. Когда затуманенный болью взгляд его светлых глаз устремился на Цветанку, та не выдержала и отвернулась в сторону.

– Я всё стерплю, госпожа, – проскрежетал он белыми зубами. – Пусть льётся моя кровь: только ею я могу смыть твою обиду.

Пальцы Цветанки яростно вцепились в мягкое золото его волос, рассыпанных по плечам.

– Мне не себя жаль, ублюдок. Мне детишек жаль, которых ты осиротил, – прошипела она, приблизив оскал своих клыков к его покрытому испариной лицу. – Баб жаль, которых ты вдовицами сделал.

А Невзора, похоже, находила в избиении Ойхерда своеобразное удовольствие. Её ноздри хищно вздрагивали и раздувались, зубы кровожадно белели из-под нервно приподнятой верхней губы, а холодные глаза мерцали колюче-сладострастным блеском. Неприятно поражённая, Цветанка смогла только врезать навию в челюсть со всего маху. Тот не удержался и упал на локоть, но даже не подумал дать сдачи, приняв удар безропотно.

– Да, госпожа, ты безмерно права, – сказал он.

– Заткнись! Мне противно твоё баранье блеяние, – презрительно сплюнула Цветанка, отходя в сторону.

Невзора тем временем свернула кнут и отшвырнула его; её грудь под занавесью чёрных спутанных волос возбуждённо вздымалась, а в изгибе рта проступало торжество. Изящно изогнув спину, она склонилась над Ойхердом и заставила его подняться на ноги.

– Идём-ка в лес, – молвила она с приглушённой хрипотцой. И добавила: – Цветик, пригляди за сыном, пусть за нами не бегает.

Цветанка, опустошённая и охваченная горьким безразличием, уже не смотрела на них. Она подкатила тележку поближе к дому и принялась раскладывать привезённые припасы по местам: муку и пшено – в кладовку, репу и яблоки – в прохладный погреб. Часть снеди могла пострадать от крыс и мышей, но вредных грызунов уже неплохо наловчился гонять Смолко – тоже своего рода охота, как раз ему по плечу.

Начал накрапывать дождь. Невзора с навием вернулись из леса: женщина-оборотень плыла павой, растомлённая, с умиротворением на лице и с прилипшими к испачканным коленям листочками и травинками. У Ойхерда была в грязи вся его избитая спина, и Невзора окатила его водой из ковшика.

– Ничего, заживёт, как на Марушином псе, – усмехнулась она, похлопав воина по сильному плечу и выдав ему свою старую рубашку – чтоб кровь впитывалась. – Езжай, дружок, да коробок свой забирай: ни к чему нам чужое добро.

– Отвергнутое подношение – не дарованное прощение, – опечаленно молвил Ойхерд. – Я потеряю благоволение Маруши…

– Езжай, езжай, не задерживайся.

Цветанка больше не удостоила его ни одним словом. Воины помогли Ойхерду надеть доспехи, и он забрался на сиденье. Навии погрузили на крышу сундук, подхватили носилки за жерди и растворились в шелесте дождя.

Невзора взяла ведро с водой и окатилась на крыльце с головы до ног, после чего с рычанием встряхнулась по-звериному, разбрасывая вокруг себя брызги.

– Не поняла я что-то, подруга. Вот это вот… что сейчас было? – Цветанка затопила печь и высыпала на стол две пригоршни пшена, чтобы перебрать для каши.

Невзора спокойно села к печке, промокая полотенцем волосы.

– Я ж говорю: с паршивой овцы хоть шерсти клок, – хмыкнула она. – Я дочку хочу. Да и Смолко сестричка нужна: Светланку беречь надобно, с нею не очень-то поиграешь. Что, сынок, хочешь сестрёнку? – Женщина-оборотень подхватила мальчика и усадила на колени, нежно вороша его чёрные кудри. – Вы с ней бегать станете, играть да резвиться. Ох и весело вам будет! Батюшка у нас пригожий – красивая девочка родится…

– Почём ты знаешь, что девочка будет? – Цветанка выбирала пальцем мусор из крупы, поглядывая, как разгорается в печи огонь.

– А я сверху была, – лукаво прищурилась Невзора, потёрла красные пятнышки на коленях, и в глубине её зрачков отразились шальные рыжие отблески пламени. – Сердцем чую.

Понимая, что плохи дела у Воронецкой земли, и дальше будет только тяжелее, Цветанка с Невзорой спешно принялись добывать снедь для Светланки: следовало успевать запасаться, пока навии окончательно не разорили людей. Набивая свою тележку мешками, они тащили в дом горох, ячмень, овёс, лук, морковку, репу, капусту… Орехов, сушёных грибов да ягод у них ещё с лета на чердаке было припрятано достаточно. Там же в тёмном углу стояли сундуки с яснень-травой, которую Цветанка в месяце липне собирала и заготавливала в плотных рукавицах, чтобы лечить и оберегать девочку. Один только запах этой травы резко бил её словно обухом по голове, вызывая тошнотворную слабость и головокружение до звона в ушах, но Цветанка пересиливала себя – во благо Светланки. Скоро домик был набит продовольствием, как мышиная нора.

– Тут на целый год хватит, – с усмешкой говорила Невзора.

Теперь они со Светланкой могли пересидеть любую войну, но жителям Зайково приходилось туго: навии отобрали бóльшую часть их запасов, и людям предстояла голодная зима. Не могла Цветанка спать спокойно, зная, что соседи в беде… Думала она, думала и придумала.

Сперва люди испугались и напряглись, когда Цветанка пришла в деревню. Она ходила по дворам и стучала в ворота:

– Люди добрые, вам скоро есть станет нечего! Дайте мне телеги, я для вас в город за хлебом съезжу. Мне его даром отпустят.

Не все жители ей открывали: боялись. Колотя в ворота и ставни, Цветанка весело кричала:

– Да что вы, как мыши, притаились? Не съем я вас. Вам самим с едой помочь хочу. Меня супостат за родню считает – мне всё дадут и денег с меня не возьмут.

Некоторые селяне, высовывая носы наружу и держа на всякий случай наготове вилы и топоры, с недоверием спрашивали:

– А тебе-то какая с того выгода, оборотень? Какого рожна ты нам вдруг помогать берёшься?

– А вы не ищите в моих делах корысти, – терпеливо объясняла Цветанка. – И оборотнем не кличьте меня: душа у меня такая же, как у вас – человечья.

Пятьдесят дворов было в Зайково, и только двадцать из них всё-таки откликнулись, поверили Цветанке. Из телег составили небольшой обоз, взяли с собою кваса да пирогов и пустились в путь. Воровка приоделась в свою лучшую свитку, новые сапоги и вышитую рубашку, опоясалась алым кушаком с кистями.

– Со мною ничего не бойтесь, – ободряла она мужиков. – Ежели врага встретим, я им только словечко скажу – и нас не тронут.

До Нижнего Волчка они добрались без приключений. Город, погружённый в гнетущий серый полумрак, мерцал тусклыми огоньками; горожане старались без крайней надобности на улицу не выбираться, а если это всё же требовалось, то опасливо крались вдоль стен и заборов, освещая себе дорогу слюдяными фонарями. С наступлением кромешной ночной черноты выходить из дома и вовсе запрещалось: захватчики установили для жителей «мёртвый час». Цветанку с пустым обозом сразу остановили навии-стражи и учинили допрос: кто такие, зачем приехали? Та, спрыгнув с телеги, намётанным глазом определила начальника и пальцем сделала ему знак склонить ухо: она едва доставала ему макушкой до подмышки.

– Братец, – улыбнулась она во всю клыкастую пасть, – я со своими холопами за хлебом и прочими харчами приехал – для семейства моего.