Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

• Название: Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Два мира, один – тёплый и светлый, другой – холодный и тёмный, долго шли разными путями, но настало время им схлестнуться в решающей схватке за выживание. Однако борьбой Света и Тьмы или Добра и Зла это противостояние назвать было бы слишком просто: у каждой стороны – своя правда, а у каждой тёмной тучи… некая изнанка.

Длинная у песни дорога: через поле брани, на котором восставший из Мёртвых топей полководец услышит голос смелой певицы; мимо твёрдого сердца женщины-оборотня, которую белогорская игла проведёт по трудной дороге к непокорной вершине; над Тихой Рощей, из которой ушедшие предки всё же иногда возвращаются…

Много земель облетит песня, чтобы вернуть родную душу из-за той грани, за которой открываются тайны богинь.

---

– Пожалуй.

Такая же умиротворённая, как взор Свемеги, взошла над лесом луна. Ласково осветила она поникшую голову Цветанки, а потом в небе полыхнули, трепеща и извиваясь, зелёные полотнища зорников.

– Ишь ты, – пробормотала Цветанка, ёжась на крыльце от ночной прохлады. Первые дни месяца зарева дышали почти осенней зябкостью.

– Такие зорники в небе были, когда я родилась? – тихим бубенцовым вздохом коснулся её слуха голос Светланки.

Та присела рядом с нею на крылечке, кутаясь в шерстяной платок, и колдовская зелень небесных огней плясала в её глазах – неземных, нечеловечески пронзительных.

– Да, такие, – нехотя молвила Цветанка. Неясная печаль теснила ей грудь, говорить не хотелось.

– А теперь они провозвещают, что пора мне в путь-дорожку пускаться, – с улыбкой вздохнула девушка.

Сердце ёкнуло нежданной тревогой, похолодело от близости разлуки.

– Это ещё в какую дорогу? – насупилась Цветанка.

– По белому свету – людям помогать да уму-разуму их учить. – Мягкая ладошка Светланки опустилась на плечо воровки-оборотня – легче пуха, а ту будто каменной плитой придавило к месту.

– Что, не сидится тебе дома? – еле шевельнулись губы Цветанки.

– Не сидится, – мерцая отблесками зорников в глубине очей, кивнула Светланка. – Дома сидя, разве много сделаешь? Не для того я родилась на свет.

Из похолодевшей груди Цветанки словно сердце вынули: ни стука, ни вздоха. В сумрак сомкнутых век не пробивалось ни лучика, ни улыбки. И вдруг – весенним зелёным ростком уха коснулся ласковый шёпот:

– Цветик… Разве ты забыла, что я тебе говорила когда-то? Я тебя никогда не покину. Мы всегда будем вместе – так суждено. Поэтому ты отправляешься со мною. Тебе, белой волчице, тоже есть что людям сказать.

Небо словно с ума сошло – сплошь подёрнулось белым и ядовито-зелёным заревом. Огни корчились, извивались, выбрасывая огромные завитки и пуская стрелы к далёкому краю спящей земли – такого сияния Цветанка даже в Марушиной Косе не видела, когда вот так же сидела на крылечке лачуги рядом с Серебрицей. А сердце потихоньку оживало и наполнялось теплом дыхания той единственной, перед которой Цветанке хотелось простереться ниц в порыве преданного служения. Один волшебный взгляд залечивал многочисленные трещинки, годами сочившиеся кровью, и воровка-оборотень сладостно обмерла, накрытая осознанием огромной, как это сияющее небо, и такой же бездонной любви. Эта любовь тихо спустилась на душу золотым венцом, вознаграждая и окрыляя её. Не нужно было больше искать, бежать, метаться, расставаться и ждать новых встреч: сокровище, в погоне за которым прошла жизнь неугомонного сердца, сияло в её руках – заслуженное, выстраданное, единственно нужное.

– Итак, в путь! Но это будет завтра. А сейчас – спать. – Пальчик Светланки коснулся носа воровки, а губы лёгким дуновением согрели лоб. – Завтра должна прийти госпожа Дивна, для неё у меня кое-что есть.

Утро простёрлось над землёй янтарным торжеством солнечных лучей, а птичий гомон наполнял лес песней жизни. Свемега кормила сына, а Светланка пекла блины – такие же золотые и круглые, как поднимающееся над лесом солнце.

– И надолго вы отправляетесь в своё странствие? Домой-то вас ждать? – спросила Невзора с затаённой грустью в глубине мрачноватых глаз.

– Как только соскучимся – тут же заглянем к вам. – Светланка шлёпнула на блюдо новый дымящийся блин.

Послышался учтивый стук, но никому не пришлось вставать из-за стола, чтобы отворить: один взгляд кудесницы – и дверь сама распахнулась перед Дивной.

– Добро пожаловать, госпожа, ты как раз к угощению, – поприветствовала её девушка.

Женщина-кошка немного нахмурилась, услышав, что Светланка пускается в долгое путешествие, но потом расправила брови и сказала:

– Что ж, ты рождена для великих дел: сокола не запрёшь в маленькой клетке.

– А ты не кручинься, госпожа, мы к тебе в гости заглядывать станем, – улыбнулась Светланка, пододвигая к ней стопку блинов и чашку со сметаной. – А ещё у меня подарочек для тебя есть. Помнишь, я говорила, что когда-нибудь придумаю, как отблагодарить тебя за твоё добро?

Из ладошки девушки в руку Дивны скользнуло золотисто светящееся яблочное семечко.

– Посади это семя у себя в саду, и уже совсем скоро из него вырастет чудо-яблоня, которая станет цвести и плодоносить круглый год. Даже в самую суровую метель вокруг неё будет сиять лето. Плоды этой яблони – не простые: как только накроет твоё сердце грусть-тоска – съешь яблочко, и сразу посветлеет душа, озарится покоем и весельем. Всякий, кто удручён унынием, утешится, вкусив сего плода.

С этими словами Светланка склонилась к Дивне и поцеловала её в лоб нежно, по-дочернему.

– Привет от меня Ольхе передай, – добавила она с кроткой улыбкой. – Скажи ей, что судьбу свою она непременно встретит и будет счастлива. И это не пустые слова утешения: я знаю, что так будет.

Солнце катилось к закату, золотя косыми лучами стволы деревьев, наставало время собираться в путь. Светланка расстелила на траве ковёр-самолёт и положила на него узелок с блинами:

– Блины в этом узелке никогда не будут заканчиваться, сколько ни доставай их из него. Так что, Цветик, у нас с тобою всегда будет хлеб, – улыбнулась она. – А всем прочим нас поля, леса и озёра накормят.

Обнявшись на прощание с Невзорой, Смолко, Свемегой и Лютой, они уселись на ковёр, и тот оторвался от земли. Бесшумной птицей заскользил он по воздуху, оставляя позади места, с которыми Цветанка успела сродниться, а навстречу им бежали новые деревья и открывались новые луга, залитые грустноватым, уютным золотом вечерних лучей. Колыхались под ветром цветы, серые утицы чистили в озёрных камышах пёрышки; вот припозднившаяся девушка с корзинкой грибов спешила домой, но задрала в изумлении голову, когда путешественницы пролетали над нею. Вдали открывался город с бревенчатым тыном и раскинувшимися пригородами-огнищами – усадьбами с пахотными землями, освобождёнными от леса палом, а далеко, за выпуклым краем земли – новые и новые города и сёла, где слово и дело Светланки могли стать для нуждающихся людей спасением. В одной руке темноглазая чародейка сжимала свой посох, а другую протягивала вперёд, точно щупая раскрытыми пальцами розовые закатные облака. Цветанка, сняв шапку, ловила волосами ветер, а в сердце впускала тихую вечернюю зарю.

– Я б хотела батюшку своего, Соколко, навестить, – сказала она. – Давно не виделись с ним – хоть проведать, как он там живёт-может.

– Первым делом к нему и полетим, – кивнула Светланка.

– А ещё Серебрицу бы разыскать, – задумчиво добавила воровка. – Надо бы у неё ожерелье янтарное взять и разорвать его – пусть матушкина душа свободно летит, куда ей надобно.

– И это непременно сделаем, Цветик, – согласилась девушка, сияя ясной зарёй в глазах.

Земля тихо готовилась ко сну, убаюканная песней высоких трав, а Цветанка, улёгшись на спину, глядела в небо. Путь лежал впереди светлооблачной лентой, согретый улыбкой родных уст и пожатием дорогой сердцу руки – без сучка, без задоринки. А если и будут какие-то кочки и ухабы – они перемахнут через них на ковре-самолёте.

12. Стихи, написанные кровью. Воссоединение.

Густой мёд вечерних лучей разлился по малиннику, и спелые ягоды горели на солнце алыми угольками. Они сами срывались с веток и падали в подставленные ладони Берёзки, а потом – в корзинку, которую Гледлид несла следом за нею. Храбро преодолевая свою прочно укоренившуюся нелюбовь к колючкам, навья продиралась сквозь кусты только ради того, чтобы быть поближе к чаровнице с грустными глазами.

Под высоким вишнёвым деревом русоволосая кормилица Бранка укачивала в люльке Светолику-младшую, родившуюся прошлой осенью. Молодая садовница сама недавно закончила кормить свою первую дочку, молока у неё ещё было вдосталь; Берёзке хотелось, чтобы её малышка непременно выросла женщиной-кошкой, вот княжна Огнеслава и подыскала ей кормилицу из дочерей Лалады. Влунка с Доброхвой стали жёнами своих избранниц, и Стоян с Милевой, Боско и Драгашем вскоре после этой двойной свадьбы переселились в Белые горы: полюбился им сей прекрасный край. Каждый день ложкарь и Боско переносились с помощью колец на работу в свою мастерскую в Гудке, а жили в новом белогорском доме.

– Колючек боишься? – лукаво прищурилась Берёзка. – Вспомни-ка, чему я тебя учила. Раздвигай ветки волшбой – и пройдёшь по кустам без царапинки.