Юрий Андреев - Багряная летопись

• Название: Багряная летопись
• Автор: Юрий Андреев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1968

Роман «Багряная летопись» при всей необычности биографии многих его героев — документален, построен на изображении подлинных судеб и событий 1919 года. Центральная фигура произведения — гениальный советский полководец Михаил Васильевич Фрунзе, осуществивший блистательный разгром войск Колчака. В романе изображены и ближайшие соратники Фрунзе.

Важная роль в событиях принадлежит петроградцам. Необычайна судьба Наташи Турчиной: волею обстоятельств она оказалась в логове белых — в штабе генерала Ханжина. История ее жизни, ее любви и подвига тесно связана с другими питерцами — добровольцами Красной Армии. В книге ярко показана контрреволюционная деятельность эсеров, организованная иностранной разведкой. Интересные страницы посвящены героическому уфимскому подполью.

Форма романа, сочетающего исторический размах с изображением частных судеб, позволила авторам слить многообразие сюжетных линий в единую «летопись» багряного, революционного времени.

---

— Трещит, проклятая! Но ничего. Ваш разбор мне наука. Слушаю со всем вниманием, Михаил Васильевич.

— Вторая наша грубая ошибка, что плохо мы обеспечили полки боеприпасами. Ивановцы-то отчего начали отступать? Кончились патроны, вот и растерялись. Так?..

Фрунзе спокойно излагал свои соображения, не жался ни себя, ни начдива. Чапаев громко вздохнул. Фрунзе едва заметно улыбнулся:

— Теперь я хотел бы отметить, что хорошего и поучительного было в действиях дивизии.

— Очень бы желательно послушать, — оживился Чапаев.

И командующий с увлечением принялся анализировать маневр за маневром. Чапаев вторил ему репликами, иногда перебивал, вспомнив какую-то деталь, затем замолкал, и снова комментировал сказанное Фрунзе: шел увлеченный разговор двух специалистов.

— Стой! Кто идет? — раздался неподалеку тревожный оклик часового. Гулин и его бойцы вскочили на ноги, будто и не спали, и выбежали из сарая.

— Заканчиваю. — Фрунзе прислушался к быстрому говору за стеной. — Ночью я буду в семьдесят пятой бригаде, что у моста против города. Прикажу Потапову и Фурманову начать форсирование. Вы с севера, двадцать четвертая и вторая с юга обойдете Уфу, перерезав железную дорогу. Завтра к вечеру Уфа должна быть взята!

Разведчики вместе с Кутяковым ввели мокрого и грязного колчаковского солдата. Сапог на нем не было, гимнастерка висела клочьями.

— Товарищ командующий, перебежчика привели, — доложил Кутяков.

— Давайте его поближе.

Тяжелые руки Гулина обыскали щуплого солдата, поворачивая его, как ребенка.

— Ладно, шагай, — проворчал он. — Далматов, гляди в оба, знаем мы эти штуки.

Чапаев полупривстал, чтобы легче было разглядывать перебежчика, из-под бурки высунулись его босые ноги.

— Почему перебежали к нам? — спросил Фрунзе. Солдатик оглядел всех и широко, счастливо улыбнулся.

— Здравствуйте, — ответил он. — А я не солдат, я рабочий. Из ревкома Уфы. Большевик.

— А не врешь? — спросил Чапаев.

— Нет. Мне задание дали и еще двум другим перейти фронт и лично доложить товарищу Чапаеву об очень важном деле.

— А вот этот человек в бинтах и есть Чапаев, — сказал Фрунзе.

Солдатик еще шире улыбнулся, но сразу же нахмурился:

— А точно ли? Здесь шутить нельзя.

— Да уж точнее не бывает. — Чапаев расправил усы. — А это вот товарищ Фрунзе, слыхал?

— Как не слыхать. — Он опять счастливо улыбнулся. — Тогда слушайте. На рассвете на вас пойдут две дивизии Каппеля, будет какая-то «психическая» атака. Хотят прижать дивизию Чапаева к реке и утопить ее. Это раз. Другое: главную переправу Ханжин ждет к югу от Уфы. Вот и все, что мне велено доложить. — Он радостно засмеялся. — Сто пудов с плеч!

— Ух ты! — Глаза у Чапаева засветились. — Ну молодец!

— А чем вы докажете, товарищ, что вы член ревкома? — спросил Фрунзе, пытливо всматриваясь в лицо стоящего перед ним человека. — Да вы садитесь, устали небось.

Вокруг них уже стояла тесная толпа чапаевцев, проснувшихся во время допроса. Стряхивая с одежды и волос сено, подходили все новые командиры и связисты.

Человек сел на старую колоду, подумал:

— Документа у меня, конечно, нет. А сказать кое-что могу: когда генерал Ханжин хотел ударить вам в тыл от Белебея, наш ревком послал в штаб армии или фронта, точно не знаю, донесение. Вы его получили?

— Это точно. Донесение такое получили, и наша разведка его подтвердила. Спасибо. Это было очень важное сообщение. А вот насколько точны ваши сегодняшние сведения?

— А у нас в штабе Ханжина есть надежные люди. Уж вам я скажу, — ревкомовец улыбнулся, — хороший там работает парень, Колька-Колосник мы его зовем. Всегда точные сведения нам сообщает. Сам-то я его не видел, но чудеса делает, просто чудеса! Но и перепроверяем, само собой. Однако всегда сходится.

Фрунзе еще раз, долго не отрывая взгляда, посмотрел в его глаза. Человечек доверчиво и радостно улыбнулся. Улыбнулся и Фрунзе:

— Василий Иванович, значит, так: товарища одеть, обуть, накормить, отправить в Красный Яр. Если все подтвердится, представить к награде.

Чапаев отбросил бурку и, как был в белье, с головой, белой от бинтов, похожий в полумраке на привидение, подошел к ревкомовцу; тот встал, и Чапаев порывисто обнял его и поцеловал. Тот беззвучно заплакал.

— Петя, действуй! — Исаев и перебежчик вышли из сарая…

И никто не догадался спросить у этого мужественного человека его имя, фамилию, а потом в горячке боев и вовсе забыли о нем. Кто был этот герой, единственный из троих, посланных уфимским подпольным ревкомом, которому удалось дойти? Пока не знаем…

— Теперь слушайте меня со всем вниманием, — властно сказал Фрунзе. — Товарищ Кутяков, Василия Ивановича тревожить сейчас нельзя, он ранен в голову. Все командование принимайте на себя. Василия Ивановича переправить сейчас в Авдонь. Там ему легче будет держать с вами телефонную связь, да и врачебную помощь там наладить легче. Ясно?

Кутяков нервно шевельнул шашкой и, не отвечая, кивнул.

— Ему под раненую голову нужна подушка, а не седло. Ежедневно вы лично будете мне докладывать о его здоровье.

Кутяков опять кивнул.

— А вас, Василий Иванович, прошу выполнять все наказы врачей. Дивизией сейчас командует Кутяков. Под вашим контролем, конечно.

— Ну, давай, Иван, — угрюмо, с обидой сказал Чапаев, опять укладываясь на седло и укрываясь буркой.

— Товарищ Сиротинский, они ждут главного удара с юга. Я и поеду туда. А вы от моего имени позвоните в тридцать первую дивизию, передайте, чтобы начала переправу здесь же, у Красного Яра, а частью сил еще северней, чем двадцать пятая. Выполняйте!

Сиротинский козырнул и вышел.

— Товарищ Кутяков, немедленно будите своих орлов. Подымайте полки. Прикажите окопаться. Чем глубже, тем лучше. Побольше пулеметов выдвигайте в переднюю линию. Немедленно предупредите Троицкого, Хлебникова, пусть готовят заградительный огонь. Запретите открытие огня без вашей команды. Что такое «психическая» атака? Она предусматривает сближение без выстрелов, без артподготовки, в сомкнутых рядах, под барабанный бой, со штыками наперевес. Она была хороша, когда не было нарезного скорострельного оружия. Ротные колонны, дойдя до окопов противника, легко их прорывали. А сейчас это авантюра, рассчитанная на нестойкого противника. Но еще раз прошу вас подготовиться основательно: очень много сил бросят на вас. Хорошо бы на флангах скрытно сосредоточить конницу.

Дальше: если ранят вас, командование дивизией разрешаю снова принять Василию Ивановичу. Ни в коем ином случае! Уфа завтра должна быть наша!

Чапаев не утерпел, откинул бурку:

— Михаил Васильевич, товарищ командующий, разрешите и мне несколько слов сказать?

— Пожалуйста, Василий Иванович, но только лежа.

— Иван, ты первую линию уплотни хотя бы еще двумя батальонами двести девятнадцатого полка, а в версте за первой линией разверни двести двадцать первый и двести двадцать второй полки. Тоже пусть окопаются, грунт здесь мягкий… — Чапаев четко и конкретно рисовал Кутякову возможные варианты предстоящего боя.

Фрунзе послушал его, встал и незаметно отошел. Уже у выхода он сказал:

— Если завтра возьмете Уфу, оставлю вас в городе недели на две для отдыха и пополнения. Вместо вас введу в дело тридцать первую дивизию. Это мое решение можете сообщить во всех полках. А через недельку ждите меня в гости. Василий Иванович, немедля собирайтесь в Авдонь, там и штаб, и телефоны, а главное — санчасть и врачи. До скорой встречи, товарищи!

«А ПОМНИШЬ, ЛИДА…»

— Как думаешь, Лида, какой момент в моей жизни был самым страшным?

— Что ты, Миша! Уж сколько в твоей жизни ужасного было! Разве угадаешь?

— А все же?

— Я-то думаю, страшнее всего было сидеть в смертной камере, каждую ночь ждать казни.

— Да, тяжело было. Но я себя к виселице подготовил, встретил бы смерть без страха. Ужасно было только одно: глядеть в глаза людей, которых уводили. Это не забудется. А вот однажды ночью пришли и за мной. Вызывают мрачным таким, замогильным голосом: «Фрунзе!» Поднимаюсь… А сообщают, что смертная казнь заменена высылкой. Ну, значит, повоюем!

— А может, тогда было самое страшное, когда в девятьсот пятом году осенью казаки тебя в изгородь ногами сунули и лошадьми тянуть стали, разорвать хотели?

— Нет, сестренка моя дорогая, тогда во мне только ярость поднялась беспощадная. Уж и колени в суставе разошлись, уж и решетка стала ломаться, а я казаков все неслыханно бранил, пока память не потерял. Нет, не тогда было самое страшное.

— Когда же, Миша? Выходит, и я не знаю…

— А помнишь, Лида, за что в двадцать первом году меня к Ленину срочно вызывали?