Юрий Андреев - Багряная летопись

• Название: Багряная летопись
• Автор: Юрий Андреев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1968

Роман «Багряная летопись» при всей необычности биографии многих его героев — документален, построен на изображении подлинных судеб и событий 1919 года. Центральная фигура произведения — гениальный советский полководец Михаил Васильевич Фрунзе, осуществивший блистательный разгром войск Колчака. В романе изображены и ближайшие соратники Фрунзе.

Важная роль в событиях принадлежит петроградцам. Необычайна судьба Наташи Турчиной: волею обстоятельств она оказалась в логове белых — в штабе генерала Ханжина. История ее жизни, ее любви и подвига тесно связана с другими питерцами — добровольцами Красной Армии. В книге ярко показана контрреволюционная деятельность эсеров, организованная иностранной разведкой. Интересные страницы посвящены героическому уфимскому подполью.

Форма романа, сочетающего исторический размах с изображением частных судеб, позволила авторам слить многообразие сюжетных линий в единую «летопись» багряного, революционного времени.

---

— А помнишь, Лида, за что в двадцать первом году меня к Ленину срочно вызывали?

— Ну как же! Дал тебе хорошенький нагоняй Владимир Ильич, чтобы впредь так не рисковал: подумать только, чуть было к махновцам в собственные руки не попал!

(А знаете, что смеху-то было, когда Миша вечером в Москву прибыл! Остановился он у Воронского — это был такой литературный критик, они с Мишей еще до революции были знакомы, вместе подпольной работой занимались. Стал Миша ложиться, а у него галифе-то в руках и распались: их пулей прожгло, когда махновцы в него стреляли. Хорошо, что мать у Воронского раньше модисткой была, аккуратно все заметала, а то конфуз получился бы!)

— Помнишь, значит… Да, выскочили мы, несколько человек, прямо на эскадрон махновцев, открыли они пальбу, я крикнул своим: «Назад!» Все развернулись и поскакали. А когда конь встал на дыбы, маузер мой и выпал наземь! Вот тут-то, Лида, и было самое страшное. Подумал я: спрыгну за ним, а вытянутые суставы и заскочат, заклинят, как не раз бывало! И возьмут меня махновцы голыми руками — вот уже они, полсотни сажен осталось…

— Господи! Действительно… Так скакал бы без маузера!

— Тоже нельзя: именной был маузер. А главное, если не отстреливаться, они тогда прицельный огонь открыли бы. Тогда я тихонько-тихонько, на животе, сполз с коня, чтобы ноги никак не нагружать, поднял оружие, а уж тогда взвился в седло, как кошка, и начал палить чуть что не в упор. Одного сразу свалил, другие рассыпались, я, и погнал коня вовсю! Уж как они стреляли: штаны прострелили, на шерсти коня несколько паленых полос оставили. Один, особо упорный, долго за мной гнался, все мы с ним перестреливались, он из винтовки, я из маузера. Все-таки я его свалил. Видишь, сидим, вспоминаем, и уже двадцать пятый год на дворе.

— Да, братец, не зря тебе Ленин разгон тогда устроил!

— А я разве говорю, что зря? (А сам смеется. Хорошо он так, очень весело смеялся, заразительно, и я с ним тоже засмеялась. А ведь какой момент вспоминали!)

10—11 июня 1919 года Уфа

С утра бурлит Уфа, из домов на улицы выплеснулся народ: от мала до велика все ждут торжественного вступления красных войск. Никто его не объявлял, не назначал, но радостная, оживленная толпа густеет, становится все многолюднее, все плотнее.

Кутяков-то мечтал о торжественном вступлении всей дивизии в Уфу. Но разве могли с ходу остановиться полки, которые на одном дыхании гнали панически бегущего врага? И потому в городе расположилась на отдых лишь 75-я бригада и утром туда вошла еще часть дивизионной конницы.

Эскадрон Говорова с трудом пробирался через запруженную людьми улицу. Гриша Далматов ехал впереди своего взвода, радостно и тревожно оглядываясь в лица, отвечая на крики и рукопожатия.

И вдруг:

— Гришенька! Гриша!..

…И время остановилось.

Он увидал голубые, заплаканные и смеющиеся глаза под низко опущенным темным платком.

…И наступила абсолютная, нерушимая тишина.

И бесконечно долго, побледнев и сжав челюсти, смотрел он в них.

…И все вокруг исчезло. Не было никого.

Осталась лишь она. И ее взгляд, который тянулся навстречу ему, как руки.

И за эту неимоверно длинную, как целая жизнь, секунду он понял до самого конца, что Наташа — это не просто его судьба, а это то, без чего сам он не больше, чем половинка человека, не больше, чем растрескавшаяся земля без дождя.

— Наташа… — беззвучно, как во сне, прошептал он. И бешено крикнув: — Федя, прими взвод! Володька, за мной! — круто повернул Ратмира, разрезая толпу.

Фролов, недоумевая, повернул за ним. На панели Григорий соскочил, не глядя сунул повод Владимиру в руку.

Рядом с Наташей стояла какая-то девушка, но он ее не замечал, он ничего не слыхал: ни криков толпы, ни вопросов недоумевающего Володи. В полной тишине неуверенно, недоверчиво шагнул он к ней, плачущей и смеющейся, протянувшей к нему руки, и обнял ее. И время остановилось снова: у него на груди плакала Наташа.

Он бережно взял ее голову в ладони и посмотрел в лицо, залитое слезами. Как похудела, как повзрослела она! Какая красивая…

— Нашелся, нашелся! — смеялась она. — Гришенька, ты навсегда нашелся, навсегда, мой любимый! — И она целовала, целовала его в щеки, в губы, в нос.

Раздалось сердитое ржание: Ратмир взревновал хозяина и головой слегка толкнул незнакомую девушку.

— Дурак, — ликуя, поверив наконец, сказал Григорий, ухватив его за гриву, — это же Наташа. Понял? Наташа!

Ратмир снова обиженно заржал.

— Ратмир, а это Володя. Понял? Володя, — подражая интонациям друга, произнес Фролов. — Здравствуй, Наташа. Давно мы с тобой не видались, — сказал он и спрыгнул на землю.

— Здравствуй, Володечка, здравствуй. — Наташа обняла его и поцеловала.

— Ох, подружка, никак я тебя в росте не догоню, — с комическим сожалением произнес он. — Одно утешение, что женишок твой — с коломенскую версту, а тебе только на такую жердь и вешаться…

— Да, дорогие мои, знакомьтесь, — спохватилась Наташа, — а это Тося, моя самая лучшая подруга.

Невысокая кареглазая девушка с милым смущением наблюдала встречу Наташи с Григорием и Володей. Она покраснела и протянула руку:

— Очень приятно. Тося. А мне Наташа все про вас рассказывала.

— Про обоих? — живо спросил Фролов, пожимая ее твердую ладошку.

Все рассмеялись, и Ратмир снова недовольно заржал, обиженный невниманием.

— Ты получил мое письмо? — тихо спросила Наташа, прижимаясь к плечу Григория.

— Уже на фронте. Ты так изменилась. Совсем взрослая стала. А какая красивая…

— А Наташа ведь у нас герой, — сказала Тося. — Она ведь у Ханжина в штабе работала, подпоручиком была. Это мой папка ей поручил.

— У Ханжина? — изумился Григорий.

— Да. Ревком поручил, — смело подняла ресницы Наташа.

— С Колькой-Колосником? — быстро спросил Григорий.

— Можно сказать, что с ним, — сдержанно улыбнулась девушка.

Григорий крепко поцеловал ее. У нее снова показались на глазах слезы.

— Везет же долговязым, — завистливо вздохнул Володька и вдруг без всякого перехода спросил: — Тосечка, а у вас строгий папа?

— А вам зачем? — лукаво спросила девушка.

— Да так, к слову пришлось… Ну что, товарищ командир, какое решение принимаем?

— Какое решение? Сейчас догоним эскадрон, разместим взвод, обеспечим бойцов и лошадей, а тогда отпросимся у Говорова и Гулина. Где мы найдем вас?

— Опять расставаться? — померкла Наташа. И тихо сказала в самое ухо: — Приходи быстрее. Есть срочное дело. Секретное.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Пиши адрес.

Спрятав бумажку во внутренний карман, он взлетел в седло. Ратмир заиграл под ним. Наташа, подняв руки к подбородку, смотрела на него — сильного, черного от солнца, похудевшего в боях. Толкнув коня, он помчался вперед. Фролов за ним, оглядываясь и посылая назад воздушные поцелуи…

В домике у тети Дуси кипела подготовка: на плите шкворчало и шипело, из кухоньки в комнату и обратно беспрерывно сновали то девушки, то сама тетя Дуся. Чисто вымытый стол уставили мисками с квашеной капустой, отварной картошкой, селедкой, воблой, ломтиками сала. В центре горделиво возвышалась бутыль с мутной жидкостью.

Мужчина, он что? — поучала хлопотливая, принарядившаяся в яркое шелковое платье тетя Дуся. — Он всегда есть хочет. А если он молодой да еще солдат к тому же, тут ему только подавай, все умнет!

То одна, то другая подбегали к окошку, вглядываясь в улицу и прижимая ладошки к раскаленным щекам.

— А ну вас! — притворно сердилась тетя Дуся. — Совсем обеспамятели! Кыш от плиты, идите переодевайтесь, а то кавалеры вас, замарашек, бросят и найдут которые собой почище!

— Наташа! Идут! — вдруг взвизгнула Тося.

— Где? — Наташа и тетя Дуся кинулись к окошку: и впрямь в дворик входили начищенные, наутюженные, в блестящих сапогах, сверкая пуговицами и пряжками, два молодых бойца, суровые и торжественные.

— Ой!.. — Наташа медленно осела на лавку.

— Тетя Дуся, задержи их, — толкнула Тося хозяйку к выходу. Она живо распахнула Наташе ворот, побежала к ведру, набрала полон рот воды и брызнула на подругу.

— Ах ты моя милая, да как же ты любишь его, да как же ты натерпелась, — целовала она ее и голубила. — Ну что, отошла? Тогда давай быстрее переодеваться, чтобы все увидали, какая у нас красавица живет, какая королева живет…

Григорий и Володя встали, когда на крылечке показались нарядные девушки: оживленная и одновременно застенчивая Тося и Наташа, высокая, поначалу сдержанная. Однако сразу же завязался разговор, быстрый и бестолковый, но в нем ли суть? Едва Григорий взял Наташу за руку, едва глянул в ее глаза — что в мире родней их? — он уже ничего толком не замечал: где они сидели, что пили, как превзошел себя, блистая остроумием, Володька, на которого Тося бросала нескрываемо-восхищенные взгляды… Главное, он видел Наташу, слушал ее голос.