Фэй Уэлдон - Подруги

• Название: Подруги
• Автор: Фэй Уэлдон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Проза
• Год: 1985

В романе и в рассказах, взятых из сборника «Наблюдая себя, наблюдаю тебя», показана драматическая судьба современной женщины, история ее «утраченных иллюзий». Героини Ф. Уэлдон в молодости мечтали о любви, тепле, семейном счастье, интересной, нужной людям работе. Однако их мечты, столкнувшись с действительностью западного общества, грубо разбиваются. Повзрослевшие, они страдают от отчуждения, одиночества, становятся рабами морали «общества потребления».

---

— Никто не станет читать ее, — расплакалась Энджел, когда Эдвард с окаменевшим лицом оторвался от полосы светской хроники. — Никто и внимания не обратит. Она же в самом конце страницы.

Заметка гласила:

«Прелестная, словно ангел, супруга Эдварда Холста — Энджел, дочь популярного автора детективов Терри Томса, услаждала мужу путь наверх не только кроткой улыбкой, которую запечатлел наш фотокорреспондент: она вытащила новоявленного гения с тесного и неудобного, хотя и традиционного чердака, от которого он отрекся ради старинного, шестнадцатого века, сельского дома в зеленом раю Глостершира. Любопытно, сумеет ли наш бедняк сохранить приверженность блеклым тонам, которыми так выделялись его творенья, или все-таки нынешние цены на краску не остановят его?»

— Эдвард, я не сказала этому репортеру ни слова, ни единого слова, — поклялась она несколько дней спустя, когда лед начал давать трещину.

— О чем ты? — спросил он, медленно и недружелюбно взглянув на нее.

— Об этой заметке. Я знаю, ты расстроился. Но я не виновата.

— С какой стати я стану расстраиваться из-за пошлой заметки в пошлой газете?

И льды сомкнулись опять, еще толще, чем прежде. Он уехал в Лондон, на несколько дней, якобы для устройства очередной выставки, а приехав, обмолвился, что виделся с Рэй.

В отсутствие Эдварда Энджел убиралась, пекла, шила шторы в надежде смягчить его сердце; она не сомкнула глаз до утра, терзаясь таким леденящим страхом его измены, что ей захотелось покончить с собой, только бы прекратить эту пытку. Она не могла спросить, чтобы рассеять свои подозрения. Он так ловко все передернет, швырнет ее страхи ей же в лицо: «Почему ты считаешь, что я захочу спать с кем-то еще? Почему ты вечно подозреваешь? Потому, что сама поступила бы так на моем месте?»

Просила хлеба, а подали камень. Научись независимости: никогда не признавайся в нужде. Маленькая непокорная Энджел с кроткой улыбкой, она слышит в ночи шаги чужой женщины, она плачет, сострадая чужому несчастью. Кто же захочет, чтобы душу, захватанную и избитую до синяков, трясли и швыряли чьи-то насмешливые руки? Обходись без нее!

Эдвард вернулся из Лондона в еще худшем расположении духа, нежели до отъезда, в изумлении покачал головой при виде ее стряпни: «По-моему, ты говорила, что мы сокращаем в меню углеводы» — и целых двенадцать часов пропадал в студии, появившись лишь раз, чтобы сказать: «Только сумасшедшая может повесить в студии шторы — или богатая дура, разыгрывающая жену художника, к тому же на публике», и, швырнув новые шторы ей в руки, снова захлопнул дверь.

В голове у Энджел помутилось, и она долго, недоуменно раздумывала над последней фразой и только потом поняла, что он опять намекал на заметку из воскресного приложения.

— Я верну деньги, если ты этого хочешь, — умоляла она через замочную скважину, — только скажи. И если тебе надоело быть моим мужем, ты совершенно свободен.

Все это случилось еще до того, как она забеременела.

Тишина.

Затем появился смеющийся Эдвард, сказал, чтобы она прекратила болтать чепуху, отнес ее на кровать, и опять наступили добрые времена. Распевая, Энджел порхала по дому, забыла принять таблетку — и забеременела.

— В конце концов, у вас есть свои деньги, — повторяет доктор. — Вы совершенно свободны в выборе — уйти или остаться.

— Я беременна, — говорит Энджел. — Ребенок должен иметь отца.

— А ваш супруг рад ребенку?

— О да! — отвечает она. — Какой сегодня чудесный день, правда?

И в самом деле, сегодня нарциссы кивают сияющими головками под прозрачными небесами. До этого дня, с тех самых пор, как набухли и распустились бутоны, цветы никли под ливнем и мокрым туманом. Разочаровывающая весна. Энджел мечтала увидеть, как наливается природа буйной силой и многоцветьем, но жизнь возвращается медленно, постепенно, словно с трудом залечивая глубокие раны, нанесенные ледяными ветрами и жестокими, не по сезону, морозами.

— Во всяком случае, — медленно шепчет Энджел вслед уходящему доктору, — он будет рад своему ребенку.

Почти неделю Энджел не слышит шума над головой. В комнатушке под крышей жило несчастье, но теперь оно испарилось. Добрые времена могут изгладить дурные. Наверняка!

Эдвард спит безмятежно и крепко; она выбирается из постели и ускользает в ванную, не разбудив его. Он добр к ней и даже разговорчив, и охотно говорит обо всем, кроме ее беременности. Если бы не визиты врача и недавнее пребывание в клинике, она могла бы подумать, что ей все просто приснилось. Эдвард недоволен, что Энджел толстеет, словно не видит иной причины, помимо неумеренности в еде. Ей хочется поговорить — о больницах, о родах, о приданом, — но с кем?

Она объявляет отцу по телефону:

— Я беременна.

— А что говорит Эдвард? — осторожно интересуется Терри.

— Ничего особенного, — вынуждена признать Энджел.

— Надо полагать.

— Почему нам не иметь ребенка? — отваживается она.

— Мне кажется, он сам любит быть в центре внимания.

Это самая смелая критика Эдварда, какую когда-либо позволял себе Терри.

Энджел хохочет. Она не может поверить, что Эдвард способен ее ревновать и, вообще, в чем-то зависеть от нее.

— Ну что ж, — задумчиво говорит Терри. — Рад, что ты довольна и счастлива.

Его двадцатилетняя подружка обручилась с агентом по продаже сельскохозяйственной техники, и, хотя она предложила ему встречаться и после свадьбы, Терри чувствует себя использованным, униженным и вынужден порвать отношения. Отчего-то он привык рисовать себе брак дочери с Эдвардом в романтических красках. Юные баловни богемы!

— Моя дочь была моделью в художественном училище, а потом вышла замуж за Эдварда Холста… слышали о таком? Прямо Рембрандт и Саския.

Даже о Доре он вспоминает теперь с умилением: если б только она сумела понять, подождать, пока молодость не исчерпает себя. Сейчас он чувствует, что постарел, и мог бы хранить верность бывшей продавщице из обувной лавки. Ах, если бы только она не умерла!

Модель в художественном училище… Эти злосчастные две недели! Зачем она сделала это? Какой дьявол вселился в нее и направил бедную Энджел по неверной дорожке? Видимо, ей, как и матери, суждено ходить дорогами добродетели — и в одежде.

Ночью Эдвард разглядывает ее, покрывая поцелуями ее тело, раздвигая колени. Вот оно, супружество! Но сейчас я беременна, я беременна. Осторожнее. Эта твердая опухоль — там, где был мой мягкий живот… Осторожнее! Тише, Энджел. Ни слова об этом. Ты только сделаешь хуже — себе и ребенку.

Энджел сознает это.

Сейчас она слышит звуки любовной возни на пустом чердаке — словно в гостинице за границей. Совокупленье незнакомых людей, говорящих на чужом языке. Только крики и вздохи одинаковы и понятны везде.

Она цепенеет от страха; звуки нисколько не возбуждают ее. Она думает о матери четверых детей, жившей с полупьяным насильником мужем. Что приковывало ее к нему? Цепи желания? Что согревало средь ужасов дня — мысль о грядущей ночи?

Как унизительно, если так.

Я могу это понять. Я схожу с ума, не в силах осознать себя, свое новое тело, мозг мой горит в лихорадке, и рассказы доктора лишь распаляют ее — но я, я могу это понять. Я должна!

Эдвард просыпается.

— Что за шум?

— Какой шум?

— Наверху.

— Я ничего не слышу.

— Ты оглохла.

— А что там?

Но он уже спит. Звуки слабеют, стихают. Энджел слышатся детские голоса. Пусть будет девочка, господи, пусть будет девочка.

— Почему вы хотите девочку? — спрашивает доктор, когда Энджел в четвертый раз приходит в клинику на осмотр.

— Я буду ее наряжать, — уклончиво отвечает она, подразумевая другое: если родится девочка, Эдвард не будет таким — как бы сказать — не ревнивым, нет, трудным. Невыносимым. Да, именно: невыносимым.

Ясноглазый Эдвард. Теперь он подолгу гуляет с Энджел — перебираясь через изгороди, через ручьи, перепрыгивая с камня на камень. Юный Эдвард. С некоторых пор она ощущает себя невероятно старой.

— Я немного устала, — жалуется она, когда выходит на очередную прогулку в залитую лунным светом ночь.

Он озадаченно приостанавливается.

— Отчего ты устала?

— Оттого, что я беременна, — говорит она вопреки своей воле.

— Ты опять за свое, — мрачнеет он, словно предвидя накатывающую истерику. Может быть, он и прав.

Этой ночью он берет ее с такой силой, что ей кажется, она разорвется.