Марио Бенедетти - Передышка. Спасибо за огонек. Весна с отколотым углом. Рассказы

• Название: Передышка. Спасибо за огонек. Весна с отколотым углом. Рассказы
• Автор: Марио Бенедетти
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Проза крупнейшего уругвайского писателя уже не раз издавалась в нашей стране. В том "Избранного" входят три романа: "Спасибо за огонек", "Передышка", "Весна с отколотым углом" (два последних переводятся на русский язык впервые) - и рассказы.

Творчество Марио Бенедетти отличают глубокий реализм, острая социально-нравственная проблематика и оригинальная манера построения сюжета, позволяющая полнее раскрывать внутренний мир его героев.

Содержание:

В. Земсков. Неокончательное слово Марио Бенедетти

Передышка

Спасибо за огонек

Весна с отколотым углом

Рассказы

---

Авельянеда впервые рассказала о своем бывшем женихе! Зовут Энрике Авалос, работает в муниципалитете. Продолжалось его жениховство только один год. Точнее, с апреля прошлого года по апрель этого. «Он хороший парень, я и сейчас его уважаю, только…» Тут я понял, что все время боялся этого разговора и еще больше боялся, что разговора не будет. Если она решилась заговорить об Энрике, значит, прошлое ее уже не волнует. Как бы то ни было, я напряженно ждал, ее «только» прозвучало для меня небесной музыкой. Ведь у жениха немало преимуществ (возраст, внешность, даже то, что он явился первым), и, может, он просто не сумел ими воспользоваться. Но «только» означало, что преимущества есть и у меня, и уж я-то ими воспользуюсь, я вырою яму бедняге Энрике Авалосу. Я знаю по опыту: если хочешь уничтожить, соперника в слабом женском сердце, следует без конца превозносить этого самого соперника, проявлять такие чудеса понимания, великодушия, терпимости, что сам на себя умиляешься. Это способ самый верный. «Я, правда, до сих пор его уважаю, но знаю, что с ним никогда не была бы счастлива». — «А почему, собственно, ты так уверена? Сама же говоришь, что он славный малый». — «Конечно, славный. Только не хватает чего-то. Не скажешь даже, что он легкомысленный, а я — серьезная, я вовсе не такая уж серьезная, Я приличная доза легкомыслия меня вполне бы устроила, да он вовсе и не легкомысленный и вполне способен на настоящее чувство. Самое непоправимое, мне кажется, что у нас как-то не получалось общаться. Он меня раздражал, я его раздражала. Может, он даже любил меня, кто его знает, только как-то особенно умел обижать». Замечательно! Я весь так и раздувался от удовольствия, но старательно удерживался и по возможности правдоподобно изображал сожаление по поводу неудачного сватовства. У меня хватило даже сил вступиться за своего врага: «А тебе не кажется, что и ты тут виновата немного? Может, он обижал тебя потому, что ты все время ждала от него обиды? Постоянно держаться настороже — без сомнения, не самый лучший способ найти с человеком общий язык». Она улыбнулась и сказала: «С тобой мне не приходится держаться настороже. Я счастлива». И больше я не мог сдерживаться и притворяться. Радость до краев наполнила душу, улыбка расплылась по моему лицу от уха до уха, и я оставил всякую заботу о том, как подорвать ее уважение к бедному Энрике, изумительному парню, потерпевшему полнейший крах.

Среда, 4 сентября

Муньос, Робледо, Мендес — все без конца говорят об Авельянеде, как хорошо она работала, пока я был в отпуске, и какой она прекрасный товарищ. В чем дело? Какой такой подвиг свершила она без меня, так что даже бесчувственные расчувствовались? Управляющий и тот вызвал меня, поговорил о делах и вдруг, как бы между прочим, роняет рассеянно: «Эта девушка, что работает в вашем отделе, как она? Меня информировали, что работает хорошо». Я похвалил сдержанно, самым спокойным тоном, на какой только был способен. А краб и говорит вдруг: «Я знаете, почему спрашиваю? Думаю взять ее к себе в секретарши». Он улыбнулся привычно, и я улыбнулся привычно. Про себя же ругался на чем свет стоит.

Четверг, 5 сентября

Думаю, в этом мы сходимся. И я, и она испытываем настоятельную потребность рассказывать друг другу все. Я говорю с ней, как с самим собой, пожалуй, еще откровеннее, чем с самим собой. Авельянеда вошла в мою душу, уселась в уголок, поджав ноги, и ждет моих признаний, она требует полной искренности. Со своей стороны она тоже говорит мне все. Совсем недавно я прибавил бы: «По крайней мере я так думаю», а сейчас не могу, не могу, это несправедливо. Сейчас я знаю, что она говорит мне все.

Пятница, 6 сентября

Встретил в кондитерской Вигнале с довольно смазливой девицей. Запрятались в самую глубину зала. Вигнале помахал мне приветственно, многозначительно кивнул в сторону девицы — гляди сам, дескать, видишь, на что я решился, дело нешуточное. Я поглядел на них издали, стало жалко Вигнале. И тотчас же я подумал: «А ты сам?» Конечно, Вигнале — человек грубый, невежественный, болтливый… Ну а я? Как выгляжу я со стороны? Мы редко выходим куда-либо с Авельянедой. Наша жизнь протекает в конторе и в квартире. Но иногда мне приходит в голову, что я избегаю показываться с ней на людях просто из опасения выглядеть рядом с ней жалким. Нет, не может быть. Официант подошел к их столику, Вигнале что-то заказывал, и вдруг девушка глянула на него — презрительно, злобно. Никогда Авельянеда не посмотрит так на меня.

Суббота, 7 сентября

Виделся с приятелем Эстебана. Больше нет никаких сомнений, что через четыре месяца я получу пенсию. Любопытно: чем ближе свобода, тем невыносимее кажется мне контора. Я же знаю, что всего лишь четыре месяца осталось возиться с контрактами, встречными договорами, предварительными балансами, порядковыми счетами, налоговыми обязательствами. Но право, эти четыре месяца стоят года, ибо потеряны начисто. Впрочем, если вдуматься, года жизни они, конечно, не стоят, потому что в жизни моей есть теперь Авельянеда.

Воскресенье, 8 сентября

Сегодня днем были вместе. Не в первый ведь раз, и все-таки я пишу об этом. Потому что сегодня — нечто необычайное. Никогда в жизни, ни с Исабелью, ни с другой женщиной, не чувствовал я себя таким счастливым. Как в туфлю вставляют колодку, чтобы ее растянуть, так кто-то словно бы вставил в мое сердце Авельянеду, и сердце растягивается, ширится с каждым днем, вмещая все больше и больше любви. Я, по правде говоря, даже не знал, какие таятся во мне запасы нежности. И плевать, что слово «нежность» считается в наше время пошлым. Сердце мое переполнено нежностью, и я горжусь этим. Даже страсть очищается, даже близость становится непорочной. И нет в моих словах ни ханжества, ни напыщенности, я вовсе не утверждаю, будто наши отношения — одно лишь сближение душ. Непорочность как раз в том, что я люблю каждый сантиметр ее кожи, с восторгом впиваю ее запах, медленно, с наслаждением ощущаю ее ладонями. И страсть возносится к снежно-чистым высотам.

Понедельник, 9 сентября

В отделе реализации сыграли жестокую шутку с неким Менендесом. Поступил он к нам в контору вместе с Сантини, Сиеррой и Авельянедой. Парень он недалекий, страшно суеверный, верит во всякие приметы. Менендес, оказывается, приобрел целую пачку лотерейных билетов, таблица будет опубликована завтра. Менендес сказал, что на этот раз никому свои билеты не покажет, сердце ему подсказывает, что, если держать дело в тайне, выпадет на один из номеров крупный выигрыш. Как раз сегодня явился сборщик взносов из «Пеньяроля»[18], Менендес, чтобы заплатить ему, открыл бумажник и всего на несколько секунд выложил свою пачку на барьер. Менендес ничего не подозревал, но Росас, этот идиот, постоянно готовый на всякие пакости, запомнил один номер и тотчас же принялся распределять роли. Спектакль, подготовленный к завтрашнему дню, состоит в следующем: Росас договорился с продавцом лотерейных билетов, в определенный час тот напишет на доске с номерами выигравших билетов номер 15 301, на который якобы выпал первый выигрыш. Всего на несколько минут, потом сотрет. Против ожидания, продавцу билетов выдумка понравилась, и он с радостью согласился участвовать в розыгрыше.

Вторник, 10 сентября

Это было ужасно. Без четверти три Гаисоло вошел в контору и громко сказал: «А, черт подери, вот досада! До прошлой субботы я все время покупал билеты с единицей на конце, а как раз сегодня такой билет выиграл». Из глубины комнаты послышался заранее подготовленный вопрос: «Так, значит, на единицу кончается? А перед единицей какая цифра, не помнишь?» «Ноль, за ним единица», — отвечал с унылым видом Гаисоло. Тут Пенья вскакивает из-за своего стола и вопит: «Ой, у меня три ноль один», потом поворачивается к Менендесу, сидящему у окна, и просит: «Слушай, Менендес, погляди, пожалуйста, что там на доске. Если триста один, так я — настоящий богач». Менендес осторожно повернул голову к окну, боясь поверить в свое счастье. Увидел цифру 15 301, крупно и ясно выведенную на доске, и на мгновение застыл. Я думаю, в этот миг он представил себе все возможности, которые перед ним открывались, мысль о подвохе не приходила ему в голову. Номер билета, как он полагал, никому не известен. Однако дальше события развивались уже не по плану. Предполагалось, что все начнут поздравлять Менендеса и вообще всячески разыгрывать. Но Менендес сорвался вдруг с места и понесся по коридору. Он, как говорят, без стука влетел в кабинет управляющего (который в это время принимал представителя американской фирмы), кинулся на него и, прежде чем тот успел прийти в себя от изумления, звонко поцеловал его в плешь. Я сообразил наконец, куда он помчался, вошел за ним следом в кабинет, схватил под руку и вытащил за дверь. Он стоял в коридоре среди ящиков с болтами и поршнями, трясся от приступов безумного хохота, который мне никогда не забыть, а я почти кричал ему в ухо всю истинную правду. Скверно я себя чувствовал при этом, но другого выхода не было. Никогда еще не приходилось мне видеть такое: человек мгновенно развалился, буквально на глазах, колени его подогнулись, он раскрыл рот да так и стоял — и только через несколько минут прикрыл ладонью глаза. Я усадил Менендеса на стул и отправился к управляющему объяснять происшествие. Оказалось, однако, что идиот этот не в силах перенести подобное унижение в присутствии американского представителя. «Не трудитесь объяснять причины столь дикого поступка. Этот глупый человек уволен».