Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

• Название: Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году
• Автор: Дмитрий Скалон
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-85759-434-6

Дмитрий Антонович Скалон (1840–1919) военный историк и мемуарист, адъютант великого князя Николая Николаевича Старшего, сопровождавший его в многочисленных служебных поездках и путешествиях по России и миру. В 1872 году участвовал в длительной поездке великого князя по Турции, Сирии, Палестине и Египту. Его книга об этом путешествии представляет собой по сути подготовленный к печати путевой дневник, содержащий как чисто личные наблюдения и впечатления, так и подробные описания официальной деятельности великого князя во время поездки. В книге содержится описание множества встреч великого князя: с султаном Абдулазизом, Иерусалимским Патриархом Кириллом, видными сановниками Османской империи. Спутниками Николая Николаевича были принцы Ольденбургские Александр Петрович и Константин Петрович, граф Г. А. Строганов, генералы Д. И. Скобелев, М. Н. Дохтуров, В. Н. Сипягин, А. А. Галл и др. Все они через пять лет после этого путешествия принимали активное участие в боевых действиях русской армии на Балканах под командованием великого князя Николая Николаевича Старшего. Эта поездка несомненно имела военно-политическое значение, но в Палестине приобрела четкий смысл паломничества ко Святому Гробу.

В новом издании книги сохранено и унифицировано написание строчный и прописной букв, в титулах, названиях и т. п. согласно требованию нормы этикета времени автора.

---

Пробравшись кое как из ограды, между рядов убогих и нищих, мы скоро добрели до европейского квартала и остались просто очарованы этою частью города; улицы разбиты здесь неправильно и вместе с тем красиво пересекаются под различными углами; дома более или менее кубической формы, чисто выкрашены и красуются своими крытыми балконами во вьющейся зелени, и своими зелеными ставнями с жалюзи на окнах, за железными решетками самых разнообразных рисунков. Каждый такой дом непременно украшен массивною дверью, окованною железом, с огромными бронзовыми ручками и молотком вместо звонка. В эту постоянно растворенную дверь виден выложенный мрамором коридор с диванами по стенам, а за ним открытый двор, и внутри его непременно садик, окруженный колоннадою; посреди садика бьет из прозрачного бассейна, выложенного мрамором, жемчужный фонтан, и освежительно кропит своими брызгами яркопестрые группы цветов и широкие лапчатые листья растений и дерев тропической флоры. Размеры домов и садиков, конечно, зависят от достатков хозяев. Некоторые дома отделаны довольно роскошно, но садик с фонтаном, мозаиковый в коридоре пол и чистота, как внутри двора, так и на улице, являются отличительными чертами европейского квартала Смирны.

Мы долго бродили по этим прелестным уголкам, любуясь типичными головками, с удивлением глядевшими на нас с порогов и из-за зелени садиков, потому что мы, надо сознаться, довольно-таки бесцеремонно, в качестве туристов, останавливались и заглядывали в их обиталища. Нужно заметить, что в Смирне, после пяти часов и до заката солнца, все европейские женщины выходят посидеть на улицу в своих растворенных дверях, потому-то и мы имели случай видеть обитательниц Смирны, и можем засвидетельствовать, что между ними есть много истинных красавиц.

Из некоторых окон неслись звуки роялей; в одном доме, помню, играли в четыре руки увертюру из «Фенеллы», в другом кто-то пел «Casta diva», из «Нормы»; мы, было, заглянули в окно с белыми занавесками, и увидели очень чисто убранную гостиную с большими диванами, но голос раздавался из смежной комнаты… Между тем солнце уже скрылось за горами, и нам надо было спешить как можно скорее выбраться на главную улицу, которая идет параллельно с набережной. Помню, как проходя мимо католического монастыря, оба мы разом споткнулись и чуть не шлепнулись, заглядевшись на несколько чернокудрых головок, высунувшихся из одного окна, – каковым неожиданным пассажем возбудили в молодых девушках самый веселый смех; выйдя на берег, близ ветряной мельницы, завернули мы еще в общественный сад Белла-Виста, прохладные аллеи которого вечно скрыты от солнечных лучей непроницаемою зеленью померанцевых и лимонных деревьев. Из Белла-Виста открывается прекрасный вид на рейд и на море. Наконец, уже при свете зажигавшихся фонарей, дошли мы до Кафе-Паоло, прыгнули в лодку и поплыли к своему «Владимиру», обливаемые серебристым блеском луны, которая отражалась в море и сверкала в водяных брызгах, звучно срывавшихся с наших весел.

Мало-помалу собрались на пароход и остальные наши туристы; мы весело пообедали, передавая друг другу впечатления, вынесенные из города; послеобеденный кофе принесли нам уже на верхнюю палубу, куда все мы высыпали, спеша вдосталь надышаться ароматною прохладой ночного воздуха. На прозрачном и полусветлом фоне неба, сплошным силуэтом, очерчивались горы, охватывавшие бухту, и выделялись темные контуры пароходов и судов. Вдоль набережной, словно нитка светящегося ожерелья, блистали огоньки газовых фонарей. Из города слегка доносился связный гул людского говора и стук повозок, прерываемый изредка боем часов на башне.

Ночью в каюте было невыносимо душно и жарко, так что прометавшись несколько часов на койке я, наконец, не выдержал, оделся и выбежал на палубу.

Солнце еще только что всходило, и скрытое за среднею горой, отражало местами целые группы разноцветных световых пятен на скатах гор и в высоких ущельях, покрытых кое-где как бы клочьями белого газа. Море лежало неподвижно, как зеркало, сливаясь по ту сторону с горизонтом и охватывая собою фиолетовый силуэт Лесбоса.

Смирна и берег, заслоненные от солнца полукольцом своих гор, оставались еще в сероватой мгле, не успевшей пока проникнуться лучами. На пароходе меж тем мыли палубу, накачивая помпами целые фонтаны воды. Всю ночь грузились.

Когда проснувшийся Берг вышел наверх, мы с ним не удержались от соблазна… спустились в лодку и съездили еще раз на берег, под предлогом необходимости купить себе несколько фотографий, одеколону и туфли. У пристани подошел к нам еврей с предложением показывать город; и хотя мы отказались от его услуг, он все-таки отправился за нами. Я предупредил еврея, что он за эту прогулку денег не получит, но и это, кажется, его не убедило: когда мы остановились в нерешительности куда завернуть, он как тут, с указанием: «Здесь туфли! Вам, ведь, туфли надо?» Не обращая на него внимания, мы взошли в кофейню; он за нами, встал у дверей и начал расспрашивать: кто мы, куда, зачем едем и т. п. Я отвечал на все его вопросы. Напившись кофе, мы пошли дальше – по базару, и мимо винного ряда, устроенного в галерее со сводами на колоннах. Под арками стояли бочки, между которыми я насчитывал друг против друга одиннадцать штук богатырских размеров. Каждая из них имела сажени две в вышину, при пяти аршинах ширины. Еврей было еще раз хотел навязать свои услуги, но мы засмеялись, и он отстал.

Туфли оказались слишком неудобны, а потому, не теряя больше времени, мы стали выбираться из базара к пристани, чтобы купить фотографии и вернуться на пароход. В одном закоулке я неосторожно дал пиастр еврейской девочке, и мигом был окружен, как мухами, маленькими попрошайками.

Евреи в Смирне не похожи на наших; они смуглее и чернее, а их черты лица гораздо резче и шире; нет этих типов рыжих, усыпанных веснушками, которых у нас так много в западном крае.

Одеколон мы достали у француза-парикмахера, а фотографии нашли где-то на третьем дворе под крышей и затем вернулись на пароход, который должен был сняться с якоря в 11 часов.

В Смирне считают 90 000 христиан, 40 000 мусульман и 20 000 евреев. Из христиан большая часть греки; затем армяне, французы и италиянцы. Это один из самых больших торговых городов Малой Азии. Особенно много вывозится сушеных фруктов. Я видел улицу, в которой исключительно работают небольшие ящики и гнут из фанерки круглые коробки для упаковки изюма, чернослива, винных ягод и абрикосов. Смирна славится, кроме того, мягкими и коврами и чудесным виноградом. Город, по своему складу, имеет много общего с нашею Одессой. Как тут, так и там торговля сосредоточена, преимущественно, в руках греков и евреев, и между ними идет постоянная вражда. Так в 1872 году одесские беспорядки повторились в Смирне, с тою лишь разницей, что кулаки были заменены ножами.

Климат Смирны был бы невыносим по своему удушью, если бы в течение всего лета не дул имбат, северо-западный ветер, считающийся благодетелем страны. Он подымается почти ежедневно в 8½ часов утра и спадает только в 7 часов вечера. Город окружен болотами, которых особенно много вдоль реки Мелес, и когда имбат не дует, то жара становится невыносимою, так что рот пересыхает и жители начинают страдать от солнечного удара. В это время даже на море трудно выдержать, а в довершение всего зловредные испарения из болот разносят по городу лихорадки и разные заразительные болезни.

Глава VI

Хиос. – Кастро. – Население Хиоса. – Прогулка по городу. – Пролив Кара-Оглу. – Переход до Родоса. – Улица Рыцарей. – Еврейский квартал. – Амбруазские ворота. – Переход в Мерсину. – Пеликаны. – Летающие рыбы. – Мерсина. – Поездка к развалинам Пантеополиса. – Александретта. – Мыс Хинзар. – Латакия. – Триполи. – Ловля губок. – Ливанские горы. – Бейрут

Снялись мы с якоря в 10 часов и 40 минут и наш «Владимир» пошел вдоль левого берега Смирнской бухты. Войдя в Архипелаг, он повернул по берегу Малой Азии. Пред нами вдали обозначились острова Спалмадоре и Хиос. За час ходу до Хиоса прошли мимо Чесменской бухты, в которой Орлов-Чесменский разбил турецкий флот. Без четверти пять бросили якорь на открытом рейде пред Хиоским городом Кастро.

Нам дали полтора часа отпуску, и мы поспешили на берег. Город лежит среди садов, на холмистом склоне. На первом плане у самого берега крепость, выкрашенная желтою охрой; влево от нее – набережная с кучею каменных домов; вправо – ряд ветряных мельниц с крыльями в виде веера, расправленного как лепестки на цветке. Кругом всего холмы, покрытые садами, с выдающимися из земли тремя белыми колокольнями и домиками под красными крышами. Сады и зелень протянулись далеко вправо от города и кончаются у подножия как бы отвесной горной стены.

Мы сели в большую лодку с одним гребцом и медленно добрались до незатейливой деревянной пристани – против кофейни, пред которою я сел с Бергом и Ласковским, чтобы взглянуть на гулявший пред нами народ.