Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

• Название: Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
• Автор: Александр Александров
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0310-8

Мария Константиновна Башкирцева (1860—1884), русская художница, автор всемирно известного «Дневника», написанного ею по-французски и несколько раз выходившего по-русски. (Наиболее полный текст публикуется в «Захарове» летом 2003 года.) Большую часть жизни прожила в Париже, где и умерла в возрасте 24 лет. Несмотря на столь ранюю смерть от чахотки, прожила удивительно полную и яркую жизнь. Была множество раз влюблена, больше всего на свете жаждала славы и поклонения, переписывалась с Эмилем Золя и Ги де Мопассаном, выставляла свои картины в Парижском Салоне и получала награды, общалась с замечательными людьми. Всё это так и не увидело света: дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками, которые убрали оттуда самые сокровенные и интимные подробности ее жизни и частной жизни ее семьи. Александр Александров восстанавливает всё то, что осталось за кадром: множество лет он изучал жизнь Муси, как называли Башкирцеву ее близкие, и вряд ли кто знает о ней больше, чем он. «Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую в 1884 году русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее написанный по-французски «Дневник», неоднократно издававшийся в русском переводе в конце XIX — начале XX века и недавно переизданный вновь. ...Какой соблазн изложить законченную человеческую жизнь, наполненную чаяниями и страданиями, душевной и физической болью; жизнь, вызывающую предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы! — не переведутся на земле, ей, Башкирцевой, будут сочувствовать...»

---

новенный, можно сказать, дежурный, романтический лепет того времени.

Всех, однако, перещеголял князь Мишель Эристов, он готов вынести двенадцать ударов

хлыстом за ее портрет в одежде капуцинов. Муся заставляет его вынести это испы-тание, обнадеженный Мишель просит у своей маман разрешения сделать предложение Марии

Башкирцевой, ведь он ей по крови вовсе не двоюродный брат. А значит, и не должно быть

запрещения от православной церкви. Княгиня Эристова, смеясь, рассказыва-ет об этом

Марии, Мишель - глуп и юн, ему всего восемнадцать лет. Замуж за него? Нет, ни за что! А

вот заставить таскать себя в кресле по большой лестнице вверх и вниз, и сно-ва вверх и

вниз, это можно.

Князь Мишель Эристов выписывает для нее кегли, крокет и микроскоп с коллекци-ей

блох. Наскучив блохами, она сажает перед собой на пол Гриц и, используя его, как

мольберт в два счета рисует карикатуру на Мишеля.

Гриц и Мишель мечтают провести зиму в Петербурге, говорят они об этом с явным

намерением завлечь ее туда. Она отделывается шуткой, которую хочется привести полно-

стью, потому что вполне может быть, мой читатель не прочитает дневник, ограничившись

этой книгой. Кроме того, этот большой отрывок свидетельствует о ее явном литературном

даровании. Напомним, что ей всего семнадцать лет, восемнадцать исполнится только в

ноябре.

“Воображаю, что вы там будете делать, - сказала я. - Хотите, я опишу вам вашу жизнь, а

вы мне скажете, правда ли это?

- Да, да!

- Прежде всего, вы меблируете квартиру самой нелепой мебелью, купленной у лож-ных

антиквариев, и украсите самыми обыкновенными картинами, выдаваемыми за ориги-

налы: ведь страсть к искусству и редкостям необходима. У вас будут лошади, кучер, кото-

рый будет позволять себе шутить с вами, вы будете советоваться с ним, и он будет вмеши-

ваться в ваши сердечные дела. Вы будете выходить с моноклем на Невский и подойдете к

группе друзей, чтобы узнать новости дня. Вы будете до слез смеяться над остротами одно-

го из этих друзей, ремесло, которого состоит в том, чтобы говорить остроумные вещи. Вы

спросите, когда бенефис Жюдик и был ли кто-нибудь у m-lle Дамы. Вы посмеетесь над

княжной Лизой, и будете восторгаться молодой графиней Софи. Вы зайдете к Борелю, где

будет непременно знакомый вам Франсуа, Батист или Дезире, который подбежит к вам с

поклонами и расскажет вам, какие ужины были, и каких не было; вы услышите от него о

последнем скандале князя Пьера и о происшествии с Констанцией. Вы проглотите с ужас-

ной гримасой рюмку чего-нибудь очень крепкого и спросите, лучше ли было приготовлено

то, что подавалось на последнем ужине князя, чем ваш ужин. И Франсуа и Дезире ответят

вам: “Князь, разве эти господа думают об этом?” Он скажет вам, что индейки выписаны из

Японии, а трюфели - из Китая. Вы бросите ему два рубля, огляды-ваясь вокруг, и сядете в

экипаж, чтобы следовать за женщинами, смело изгибаясь направо и налево и обмениваясь

замечаниями с кучером, который толст, как слон, и известен ва-шим друзьям тем, что

выпивает по три самовара чаю в день. Вы поедете в театр и, насту-пая на ноги тех, которые приехали раньше вас, и пожимая руки или, вернее, протягивая пальцы друзьям, которые говорят вам об успехах новой актрисы, вы будете лорнировать женщин с самым

дерзким видом, надеясь произвести эффект.

И как вы ошибаетесь! Как женщины видят вас насквозь!

Вы готовы будете разориться, чтобы быть у ног парижской звезды, которая, погас-нув там, приехала блистать у вас.

Вы ужинаете и засыпаете на ковре, но лакеи ресторана не оставляют вас в покое: вам

подкладывают подушку под голову и покрывают вас одеялом сверх вашего фрака,

облитого вином, и сверх вашего помятого воротничка.

Утром вы возвращаетесь домой, чтобы лечь спать, или, скорее, вас привозят домой. И

какие вы тогда бледные, некрасивые, все в морщинах! И как вы жалки сами себе!

А там, там... около тридцати пяти или сорока лет вы кончите тем, что влюбитесь в

танцовщицу и женитесь... Она будет вас бить, а вы будете играть самую жалкую роль за

кулисами, пока она танцует.

Тут меня прервали, Гриц и Мишель падают на колени и просят позволения поцело-вать

мою руку, говоря, что это баснословно и что я говорю, как книга!

- Только последнее... - сказал Гриц. - Все верно, кроме танцовщицы. Я женюсь на светской

женщине. У меня семейные наклонности: я буду счастлив, когда у меня будет свой дом, жена, толстые дети, которые кричат - я буду безумно любить их.” (Запись от 24 августа

1876 года.)

Так оно, впрочем, и случилось, как предполагал Гриц Милорадович. Каждому - свое.

Летняя жизнь барского дома неспешна. Мужчины ходят купаться на реку. Мария с

княгиней сидят на большом балконе барского дома, изнемогая от безделья и нестерпимой

жары, перемывая ушедшим косточки. Вид с балкона прелестный:

“Напротив - красный дом и разбросанные беседки, направо - гора со стоящей на ее склоне

церковью, утонувшей в зелени, дальше - фамильный склеп. И подумать, что все

принадлежит нам, что мы - полные хозяева всего этого, что все эти дома, церковь, двор, напоминающий маленький городок, все, все наше, и прислуга, почти шестьдесят человек, и все!” (Запись от 29 августа 1876 года.)

Гордость и тщеславие землевладельца, в мечты она по-прежнему заносится очень высоко, замуж - так за короля! Полтавские гиппопотамы, всякие там Горпитченко ее не

устраивают. Ее заносчивость смешит достаточно трезвого отца. Уж он-то понимает раз-

ницу даже между землевладельцами. Скоро они поедут в гости к князю Сергею Кочубею, владельцу знаменитой Диканьки, где бывали и Пушкин, и Гоголь. Этот князь Сергей Вик-

торович Кочубей был до него предводителем полтавского дворянства. Семья Кочубеев

знаменита с Петровских времен. Василий Леонтьевич Кочубей был известным обличите-

лем гетмана Мазепы, он писал Петру I доносы о его готовящемся предательстве (как близ-

кий к Мазепе человек он оказался посвящен в планы последнего отложиться от России и

передаться ее врагам), но Петр не поверил доносу и выдал Кочубея с соратником, полков-

ником Искрой, самому Мазепе, который после тяжелых пыток их обезглавил.

Кстати, деревня Диканька вместе с другими деревнями была пожалована Василию

Леонтьевичу гетманом Мазепой еще тогда, когда отношения их были безоблачны. Дочь

Кочубея, Матрена Васильевна, была любовницей Мазепы, он хотел жениться на ней, раз-

ведясь с женой. В Пушкинской “Полтаве” Матрена выступает под именем Марии, видимо, Матрена для Пушкина была не так поэтична, хотя он сам в примечаниях называет ее под-

линное имя. Пушкин в “Полтаве” предельно историчен, поэтому не следует пересказывать

Пушкина, а лучше его прочитать. Приведу только начальные строки “Песни первой”:

Богат и славен Кочубей.

Его луга необозримы;

Там табуны его коней

Пасутся вольны, нехранимы.

Кругом Полтавы хутора

Окружены его садами,

И много у него добра,

Мехов, атласа, серебра

И на виду и под замками.

Но Кочубей богат и горд

Не долгогривыми конями,

Не златом, данью крымских орд,

Не родовыми хуторами,

Прекрасной дочерью своей

Гордится старый Кочубей.

Если взять потомство по прямой линии Василия Леонтьевича, то самым знамени-тым его

потомком был князь Виктор Павлович Кочубей, приходившийся ему правнуком и

родившийся в 1768 году. При Павле I в 1798 году, то есть в тридцать лет, он был уже ви-це-

канцлером, при Александре I первым министром иностранных дел, а при Николае I -

Председателем Государственного совета и комитета министров; перед самой смертью, в

1834 году, он стал государственным канцлером. На протяжении четырех царств он зани-

мал и многие другие важные посты. При Павле I он был возведен в графское достоинство, а в 1831 году Николай I возвел его с нисходящим потомством в княжеское достоинство

Российской империи. Отличительными чертами князя были необыкновенный ум и мало-

российская уклончивость. Его единственная дочь Наталия Викторовна (1800 - 1855), вы-

шедшая замуж за графа А.Г. Строганова, по свидетельству барона М.А. Корфа, была пер-

вой лицейской любовью А.С. Пушкина.

Князь Сергей Викторович, к которому поехали с визитом Башкирцевы, был млад-шим

сыном князя Виктора Павловича Кочубея. Кочубеи были по-прежнему сказочно бо-гаты, хотя по русским нравственным традициям наследство делилось между сыновьями, а часто

и дочерьми в равных долях, что способствовало распылению состояний. Надо от-метить, что перед самой крестьянской реформой в 1859 года оба сына Виктора Павловича, Лев