Илья Симанчук - НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска

• Название: НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска
• Автор: Илья Симанчук
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1986

В книге рассказывается о деятельности особой группы военно-технических специалистов, добывших в годы Великой Отечественной войны ценнейшие сведения о боеприпасах и артиллерийском вооружении гитлеровской Германии и ее союзников.

---

А тут и Каплин явился с новым открытием.

— Знаете, какие у немцев теперь ведущие пояски на снарядах?

— И они, что ли, уже не медные? Разве так может быть? — удивился простодушный Андреев.

— Может, может! И пояски теперь у них — из вязкого железа. Совсем, видно, с медью швах…

Каплин склонялся к своему микроскопу, точно хирург, четко и хладнокровно фиксирующий необратимые процессы в организме больного, отмечая губительные симптомы. Потом своим аккуратным, почти чертежным почерком заносил в специальную тетрадь: «Обнаружение нарушений сплошности металла… Усадочные раковины… Пористость… Газовые пузыри… Трещины… Выявление химической неоднородности сплава… Хрупкое разрушение ударного образца…»

Помимо лаборанток помогал Каплину в любых подготовительных работах все тот же безотказный мастер на все руки и умелец Иван Михайлович. Благо, в этой лаборатории ему абсолютно не требовалось стеснительно задавать свой робкий вопрос: «А не взорвется?»

Все чаще и чаще, изучая структуру металла разных снарядов и мин, Каплин четко определял: и эти не штампованные, а литые. Ведь при штамповке и последующей станочной доработке хорошо видны продольные полосы — следы от резца! А на литых — никаких следов нет, поверхность — точно гладкая-гладкая кора молодого дерева.

Лаборатория металлографии уже имела шлифовальные и полировальные станки. Но нередко приходилось работать и по-дедовски: вручную. Обертывали напильник бумагой или брали наждак и терли, терли до изнеможения, чтобы получить однородную поверхность. А потом Каплин ясно видел в окуляре микроскопа доказательства брака при закаливании вражеского металла.

Трудился он истово и только за микроскопом, за шлифами забывал о личных невзгодах — о семье в далекой эвакуации, о том, что жена попала там под машину и лежит в больнице с тяжелой травмой. Он стеснялся говорить о своих неприятностях, убеждал себя, что до них никому нет дела. Но Клюев, неведомо как обо всем прознавший, принялся корить Каплина:

— Как же вам не стыдно, Николай Семенович! Почему вы молчали, никому ничего не говорили?

— Неужели у вас есть время, чтобы еще и о моей семье заботиться? — выжал из себя Каплин.

— Я забочусь о своем коллективе, — отрезал Клюев. — И семейное благополучие или неблагополучие каждого его члена считаю важным условием трудоспособности. Так-то вот… Я уже договорился с руководством о вашей поездке к семье. А когда жена поправится, создадим условия для возвращения ваших в Москву.

Клюев сдержал слово: через некоторое время привез Каплин назад жену, старенькую мать и двух ребятишек. А вскоре после этого по заданию Снитко выехал на Урал, как шутили друзья, в «турне по тылу», по предприятиям, выпускавшим боеприпасы, — для контроля за качеством металла.

Он еще находился в этой командировке, а в Москву пришел на него запрос из Самарканда — из академии. Руководитель кафедры металловедения, маститый профессор Головин обращался с просьбой направить Каплина на месяц для чтения лекций и рассказа о своем опыте, для выезда с группой слушателей академии на металлургические предприятия Урала с целью проведения практических занятий.

«Раз такое дело и требуется помощь родной академии, пусть едет, — решили Снитко и Клюев, — Обстановка сейчас вполне позволяет!» Вот такой вышел у Каплина месяц своеобразного «академического отпуска».

А дела в подвале не стояли. И в своей «епархии» — трофейной взрывчатке — Клюев и Мещеряков регулярно улавливали суррогаты. А то и обнаруживали свидетельства работы поспешной, халтурной, некачественной…

— Смотрите, Алексей Игнатьевич, — возбужденный Мещеряков показал на термометр. — До восьмидесяти еще далеко, а тротил уже плавится.

— Значит, нечистый идет, неотмытый.

— А еще я замечаю, что взрывчатые вещества у них и по цвету становятся иными — слабее по тону.

— Надо анализировать. Это они что-то подмешивают.

— Вот-вот! Гляжу — был, скажем, прежде определенно голубоватый цвет, а сейчас идет белесый. Раньше — ярко-красный, сочный такой, а теперь — еле розовенький.

— Ну, конечно, идут примеси! И опасно это для их же собственных войск. Немало, наверно, жертв… Но им уже не до таких мелочей. Вот и Борошнев докладывает, что эрзацы пороха появились. Как говорится, куда ни кинь, всюду у них клин…

— Да и новинок каких-нибудь давно уже не появляется… Вроде свежо еще в памяти, как мы за ними гонялись, боялись что-либо упустить. А нынче ничего подобного — никаких новшеств.

— Какие там «новшества»! Налицо полный застой у фашистов в исследовательской работе. Крах их политики, их стратегии влечет за собой общий крах. Это — как лавина с гор. Раз уж тронулась, пошла, то ее ничем не остановишь. Все рушится, все летит в пропасть. Вот и у немцев так же…

Близился разгром гитлеровской Германии на полях сражений. Именно это подстегнуло наконец союзников на открытие в Европе столь долгожданного в прошлом второго фронта. Прошла высадка союзных войск в Нормандии, и им удалось расширить захваченный плацдарм.

Но разве была бы возможной эта акция, если бы не очередное мощное наступление Красной Армии? Оно сковало основные силы врага на востоке и не позволило гитлеровскому командованию маневрировать резервами и техникой для отражения войск союзников и уничтожения десанта в Нормандии.

Полной неожиданностью для фашистов стала грандиозная наступательная операция советских войск в Белоруссии летом сорок четвертого года, получившая кодовое название «Багратион». Она совершалась силами сразу четырех фронтов при численном превосходстве в танках, авиации и, в особенности, в артиллерии.

Новые артиллерийские системы, новые, усиленного действия боеприпасы позволили сокрушать вражеские укрепления глубоко эшелонированной обороны, хваленые немецкие танки и самоходки, огневыми движущимися валами помогать атакующей пехоте врываться на позиции противника, гнать, окружать и уничтожать его. Но случалось действовать и иными средствами…

После успешного завершения операции «Багратион» началось освобождение от фашистского ига восточной части Польши. И вот уже на польской земле один из советских полков буквально «на плечах» отступающего противника ворвался на его позиции и закрепился там. Когда к новому рубежу полка прибыл командир дивизии, он еще издали услышал орудийную стрельбу.

— Полк продвинулся вперед и сейчас ведет огонь по отходящим гитлеровцам, — доложил подбежавший к машине комдива полковник в лихо сбитой на затылок фуражке, сияя и как бы приглашая генерала порадоваться вместе с ним.

— Отлично, отлично, — удовлетворенно отозвался комдив и с любопытством спросил: — Позвольте, а из чего это вы ведете огонь?

— Из немецких бьем, товарищ генерал, из стапятимиллиметровых. Целые две батареи захватили! И снарядов эти вояки побросали много… Ну мы, не теряя времени, установили прицелы на предельную дальность и лупим так, что любо-дорого смотреть!

— Как вам удалось быстро освоить их орудия?

— Так у нас с собой почти полный комплект арткомовских памяток по использованию и применению немецких артиллерийских и стрелковых систем! Я их в полевой сумке повсюду вожу. Видите, как сгодились? Орудия-то, товарищ генерал, желтой краской покрашены. Не иначе — из Африки их сюда перебросили, чтобы нас остановить. Но… Получилось, что их сюда доставили, чтобы мы смогли немцам еще и вдогонку врезать…

Как бы порадовался вместе с находчивым командиром полка Клюев, если бы присутствовал при этом разговоре. Ведь все памятки и наставления подобного рода готовились при участии НИГ! Стало быть, с их помощью группа — пусть хоть и косвенно — тоже стреляла по врагу.

Алексеи Игнатьевич в то время отчего-то нередко припоминал свои детские годы. И так отчетливо виделся ему старый склад боеприпасов близ пивоваренного завода в Одессе, выстрелы и снаряды, которые с безрассудной смелостью ворошили тогда мальчишки, добывая порох для бесчисленных и очень опасных проделок… Честное слово, порой ему казалось, что даже те боеприпасы были качественнее, чем нынешние, трофейные, в которых столько суррогатов и эрзацев, столько брака и недоделок!

Этот регресс в вооружении фашистских войск наводил на мысль о неумолимой неизбежности гитлеровского краха. В самом деле, безудержная гонка вооружений, неистовое напряжение промышленности, лихорадочная трата сырья, энергии, всех ресурсов, в том числе и людских… Разве может эта истерия длиться десятилетиями? Разве не несет она в себе самой зародыш катастрофы?

Думалось Клюеву об этом и тогда, когда в подвале разряжали они еще одно «поступление» в их экспозицию — здоровенный гаубичный снаряд. Ничего нового в нем не оказалось, был он «ясен, как огурец», по выражению Мещерякова. Вот только несколько затруднили работу габариты снаряда и немалое количество взрывчатки в нем: более двадцати килограммов.