Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1

• Название: Агент № 1
• Автор: Станислав Струмп-Войткевич
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

---

— Стоматопулос, член нашей организации. А это мистер Джордж, наш коллега, — представил их друг другу Малиопулос.

— Хэв а сигаретт, — угостил нового знакомого мнимый англичанин.

Грек взял сигарету, поблагодарил, а потом, прикурив, заметил:

— От всей души желаю вам, чтобы мне не пришлось отдать вам долг вежливости, угощая вас вашей… последней сигаретой!

Как оказалось, Стоматопулос в качестве офицера греческой полиции очень часто присутствовал при исполнении смертных приговоров.

— Не проходит и дня, чтобы они кого-нибудь не расстреляли, — докладывал он. — Я, конечно, обо всем, что приходится мне видеть, докладываю дважды. Один раз своему начальству, второй — своей организации. Уверяю вас: каждый день гибнут лучшие сыны Греции. Как долго это еще может продолжаться?

Георгий с облегчением подумал о своем близком отъезде. В понедельник 7 сентября 1942 года, когда Иванов, теперь уже в третий раз, пользовался гостеприимством семьи Кондопулосов, его напрасно дожидались к ужину. Пришел он только в полночь. Тихонько приоткрыв дверь, он спросил Кондопулоса:

— Дядя, ты не спишь?

— Нет. Входи…

Уже с порога Георгий сказал:

— Есть хорошая новость… Пришли большие деньги…. Завтра расскажу.

— А что будет у нас завтра на обед? — спросила практичная Амфитрити, жена Кондопулоса.

— Я принесу рыбу и фасоль, — сказал капитан.

— Фасоль лучше попридержать до зимы, а мы пока что обойдемся одной рыбой… Знаете, я просто умираю от усталости! Спокойной ночи! — сказал Георгий.

Утром 8 сентября Кондопулос встал в плохом настроении. Был вторник, а вторники греки не любят, считая их тяжелыми днями. А тут еще и Амфитрити подлила масла в огонь:

— У меня какое-то предчувствие… Мне такое снилось…

— Глупости, предрассудки! — раздраженно прервал ее Кондопулос. — Пойду-ка я за рыбой. Мне тут обещали в одном месте.

Она поцеловала его и повторила:

— Очень плохое предчувствие…

Амфитрити привела себя в порядок, взяла сетку и вышла купить льда и газету «Проиа», которую обычно читал Георгий. Тут же на улице она встретила соседку, и та с места в карьер затараторила:

— Знаешь, мне снилось, что твой муж пьет из одной бутылки с Малиопулосом! Это очень нехорошо!

Амфитрити перепугалась еще больше. Она успела купить лед и газету и только тут заметила две подъехавшие легковые машины и грузовик с решетками на окнах кузова. Прекрасно понимая, что должен означать подобный визит, она вбежала во двор и бросилась к двери. Вслед за ней во двор ринулись итальянские карабинеры, вооруженные автоматами. Оглянувшись, Амфитрити увидела в первом легковом автомобиле офицера, рядом с ним фигуру человека, тщательно укутанного одеялом. В это время спрятанный от посторонних глаз предатель указывал карабинерам на квартиру Кондопулосов…

Часть итальянцев окружила дом, остальные, войдя во двор, направились прямо к двери. Амфитрити была уже у входа. Ее грубо схватили за волосы и удержали, тем временем двое карабинеров направились прямо в комнату мнимого племянника Кондопулосов. Амфитрити крикнула, чтобы предупредить Георгия, но получила сильный удар кулаком в губы и вся залилась кровью.

Георгий в это время не спал и был занят разбором каких-то бумаг. Итальянцы бросились на него, выхватили из-под подушки взятый им когда-то у Малиопулоса пистолет, приказали одеться и тут же наложили на него наручники. Выйдя из своей комнаты в сопровождении конвойных, Георгий заметил окровавленное лицо Амфитрити.

Он остановился и возмущенно сказал:

— Как вам не стыдно так обращаться с женщиной!

Теперь в квартиру вошли все итальянцы. Начался повальный обыск. Перевернули все вверх дном, искали даже в одеялах. В одном из ящиков нашли остатки денег Иванова и тут же их конфисковали, после чего попытались надеть наручники на Амфитрити, но, пристыженные Ивановым, бросили это занятие.

К тому времени, когда пришла очередь выводить арестованных, на улице успела собраться целая толпа. Переводчик объявил, что схвачен сам Георгиос Иванов, и это страшно взбудоражило весь район, а через час новость разнеслась по всей столице.

Арестованного поместили в кузов грузовика, Амфитрити посадили в легковую. Три автомобиля рванули с места, но сразу же за поворотом остановились. К ним подошел какой-то мужчина.

— Sta bene? — спросил он.

— Si, si, — ответил офицер. — Sta bene![6]

Амфитрити до конца дней утверждала, что этим человеком был не кто иной, как хорошо известный ей бывший полицейский офицер Панделис Лабринопулос.

Георгий Иванов был помещен в тюрьму Авероф пока что на ее «итальянской» половине, что же касается Амфитрити Кондопулос, то после допроса ее отвезли в женское отделение в Эмбрикио. В тот же день Панделис Лабринопулос нашел в каком-то маленьком кафе удрученного и подавленного Кондопулоса.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это я их выдал! — с упреком сказал он ему.

Однако и Кондопулос был вскоре арестован в клубе моряков. Его племянница Деспина Валлиану побежала предупредить Папазоглу, а тот, в свою очередь, оповестил остальных, однако вместо того, чтобы бежать, все оставались на местах. В тюрьму один за другим были доставлены братья Димитриос и Костас Янатос и Марианна Янату. За доктором Костасом Янатосом пришли не итальянцы, а немцы. Спустя еще два дня немцы арестовали Папазоглу. На свободе пока оставался единственный из ближайших помощников Иванова Василиос Малиопулос, который только один и готовился к бегству. В руки немцев он попал только 16 сентября 1942 года.

…Арестованных разместили по разным камерам, и они мало что знали друг о друге. Единственно, что было известно, — никто из них не предал остальных, несмотря на варварские методы допросов. Получалось так, что все аресты происходили в результате донесений прекрасно информированного предателя. Папки с делами распухали, несмотря на упорное молчание допрашиваемых. Особую ярость немцев, которые быстро взяли дело из рук итальянцев, вызывало мужественное поведение Марианны Янату.

— Полюбуйтесь, пожалуйста, — вот вам типичная полька, — говорили они итальянцам. — Теперь вы понимаете, почему к Польше нам приходится применять более строгие меры, чем к другим странам…

XII ПРИЧИСЛЕННЫЙ К ПОЛУБОГАМ

…И началась старая, как мир, история пыток и издевательств над человеком. Сразу же после доставки в тюрьму Георгий был посажен в камеру строгого режима. Для начала ему приказали сделать триста приседаний, а когда, вконец измученный, он свалился, немецкий унтер начал его избивать. Дни и ночи со скованными руками и ногами, он не знал ни минуты отдыха.

Переводчица-гречанка, известная в тюрьме Авероф своим активным участием в немецких допросах с пытками, охотно помогала и здесь. Ее прозвали «кровавой Маргаритой», а что касается фамилии, то назывались разные — чаще всего Христофилу.

Поначалу следствие вели итальянцы. Им пришла идея устроить показательный процесс на глазах рабочих авиазавода Мальцинотти. Несмотря на отрицательную позицию гестапо и немецкого командования, дело Иванова временно было выделено из общего процесса.

И вот однажды весенним утром арестованный оказался в том самом фабричном цехе, в котором они «обработали» три последних мотора. Судейский стол был покрыт зеленым сукном, портреты Муссолини и Гитлера выделялись на фоне флагов оккупационных держав, развешанных по стенам позади судейского стола, за барьером под охраной карабинеров, полицейских и тайных агентов молча толпились рабочие завода. Зал был слабо освещен, и Георгий не мог увидеть ни одного знакомого лица, правда, его здешние помощники и сами предпочитали «держаться в тени». Зато он вместе с судьей и палачами был ярко освещен большими лампами и прожекторами. «Как на киностудии», — усмехнулся Георгий, несколько удивленный тем положением, в котором ему пришлось оказаться. Прекрасно знакомый со всеми уголками на заводе, с проходами, которыми потихоньку от начальства пользовались рабочие, Георгий принялся строить дерзкие планы побега. Союзников у него, если он вздумает бежать, на заводе предостаточно. Это он сразу почувствовал, как только стал отвечать на вопросы судьи. Когда он назвал свою национальность — поляк, — весь зал загудел от сдерживаемых восклицаний, перешептываний, вздохов.

Многие из рабочих знали обвиняемого в лицо, только теперь они поняли, что это легендарный Иванов, нанесший оккупантам такой огромный урон. Те, кто знал о его деятельности раньше, были изумлены не меньше первых: для них, думавших, что агент № 1 на Балканах — грек или англичанин, славянское происхождение Иванова было неожиданностью, хотя в объявлениях о розыске и указывалось, что он родился в Варшаве.

Начали зачитывать показания о «преступной деятельности» обвиняемого в Греции. В соответствии с порядком следствия зачитывали их сначала по-итальянски, потом по-гречески. Переводчик, как бы поддавшись общему настроению, когда хотел особенно подчеркнуть важность совершенных преступлений, невольно впадал в патетический и похвальный тон. В толпе рабочих дело дошло чуть ли не до аплодисментов, и только драконовские методы гестапо удержали людей от выражения восхищения и признательности. Напряжение в зале достигло критической точки, когда судья спросил у арестованного, признает ли он свою вину. Медленно и четко подсудимый произнес: