Карел Полачек - Дом на городской окраине

• Название: Дом на городской окраине
• Автор: Карел Полачек
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91419-261-4

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.

Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.

Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

---

Нищий, уныло глядя на него, прохрипел:

— Не шумите зря, приятель, не имеет смысла.

— Как это возможно? — визгливо кричал бухгалтер. — Я тут по ошибке… я ничего не сделал…

— Говорю, это бессмысленно, — повторил нищий, — то, что вы тут по ошибке, никого не интересует…

— Это же недопустимо! Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться!

— Садитесь и ведите себя тихо. Не старайтесь понапрасну. Подумаешь, посадят и снова выпустят. Обыкновенное дело.

Унылый голос нищего подействовал на Михелупа успокоительно. Он сел на нары и стал тупо смотреть перед собой.

— Я тоже бушевал, когда меня взяли в первый раз, — равнодушно говорил нищий. — А потом привык.

Монотонным голосом он рассказал, что за бродяжничество и нищенство сидит уже девяносто седьмой раз. Скоро отметит сотый юбилей. В глазах бухгалтера появился какой-то интерес. Он спросил:

— Скажите, сколько дохода приносит вам нищенство? Сколько примерно вы зарабатываете?

— Как когда, — отвечал нищий.

— Я не спрашиваю, сколько точно. Скажем, примерно…

— По-разному… Сто-сто двадцать крон в день. А бывает, и сотни не соберу. Все зависит от того, какое у людей настроение.

Михелуп вытаращил глаза.

— Неплохо, — с уважением заметил он.

— Ясно — неплохо, — расхвастался нищий, — прежде-то бывало лучше, но в нынешние кризисные времена надо радоваться и этому…

— Ах, этот кризис… — задумчиво согласился бухгалтер. — И никак не становится лучше! — Он вздохнул. — Тычемся из угла в угол, словно в лабиринте. Господа ломают себе головы, но ничего придумать не могут.

Нищий презрительно улыбнулся и заметил, что экономическая ситуация не может улучшиться, если капитаны промышленности и финансов дилетанты. По его мнению, причина нынешних затруднений — слишком высокий дисконт.[40]

Если правительство заставит банки снизить проценты, ситуация мгновенно улучшится. Колеса фабрик закрутятся, поскольку кредит — основа современного предпринимательства.

— Как раз наоборот, — возразил Михелуп, — я утверждаю, что причина экономической нестабильности в слишком широком пользовании кредитом. Вот, например… До войны, скажем, обыкновенный приказчик, накопив денег, мог открыть собственное дело. Я бы назвал это предпринимательством на здоровой основе…

— Да только, приятель, — не согласился с Михелупом нищий, — все это давно миновало… При нынешней передовой технике такой способ предпринимательства невозможен…

— Позвольте! — вскричал Михелуп.

— Вы будете учить меня основам банковской политики!.. Прошу вас, это же просто смешно… — возвысил голос и нищий.

— Скажите на милость, что вы знаете о финансах? — пренебрежительно спросил бухгалтер.

— Больше чем вы, дорогой, — парировал нищий. — Я был банковским диспонентом. В двадцать первом году я принял участие в забастовке банковских служащих и был уволен. Потом стал агентом — из этого тоже ничего не вышло, и тогда я принялся за нищенство. Меня никто не уличит, будто я не разбираюсь в банковской технике…

— Я этого и не утверждаю, но… — начал Михелуп.

Разгорелся жаркий спор. Каждый из соперников знал самое верное лекарство против кризиса. Бухгалтер восхищался Рузвельтом и проведенной им отменой золотого стандарта.

Подняв палец, нищий выкрикивал:

— Опасная система! Я против индексированной валюты. Это прыжок во тьму. Мы знаем, с чего начнем, но не знаем, чем кончим. Назовите меня ретроградом, но я за золотой стандарт.

— Ха-ха! — иронизировал Михелуп. — А где золото? Кто его сегодня имеет, пан нищий… э… пан диспонент?

— Золото есть, пан бухгалтер… если бы мы с вами владели теми запасами золота, что хранятся в подвалах национальных банков, нам обоим было бы не худо. Но дело не в том… послушайте… главное…

Бухгалтер не слушал нищего, а тот не слушал бухгалтера. Как и в любых дебатах по вопросам экономики, каждый прислушивался только к своему голосу и следил только за своей мыслью.

Ремесленник сидел на нарах, открыв рот и глотая незнакомые слова. Очевидно, впервые в жизни он слышал такие выражения, как автаркия, таможенный тариф, уровень цен, инфляция, дефляция, редефляция, экспансия, кредитный рескрипт, экспортная премия, демпинг, режим наибольшего благоприятствования… Все это звучало, как колдовские заклинания.

— Я вам вот что скажу, — орал нищий, — риск предпринимательства увеличивают тяготы налогообложения и социальная нестабильность…

— Картели, дорогой, картели! — бушевал бухгалтер. — Я приведу вам пример. Отчего… да вот хотя бы… шведская бумага дешевле и лучше… Но вы же не даете мне договорить…

— Картели! Скажете тоже! — парировал нищий. — Картели — логическое следствие либерализма… Или я стою на принципе свободной торговли, или я за государственное вмешательство… Я против вмешательства в производственный процесс третьего фактора. Впрочем, скажу вам, при этом я вовсе не против экономической самодостаточности. Я за укрепление национального самосознания. Мы должны быть стойки и готовы ко всему…

— В конце концов я вот что вам скажу, пан диспонент, — прокричал бухгалтер, — нас с вами кризис не касается. Наоборот, чем больше кризис, тем больше работы типографиям. Потому что чем больше экономические затруднения, тем больше политической неразберихи и горячей агитации. И мы печатаем без передыху, день и ночь. То — за, то — против… Нам все время есть что делать. Но…

Они стояли друг против друга с яростно пылающими взглядами, жестикулировали и кричали.

Кто-то постучал в дверь. Послушался голос:

— Эй, голодранцы, будете сидеть тихо? Или я заткну вам глотки!

Спорщики притихли, перешли на шепот. Нищий злобно шипел:

— Образования вам не хватает, образования, пан бухгалтер. Вы не пошли дальше физиократов и меркантилизма. Об одном вас прошу, ответьте: вы хоть прочли «Богатство народов»[41] Адама Смита?

— Кое-кто дни и ночи проводит над книжками, — шипел в ответ бухгалтер, — а сам ничего не соображает. Я практик…

— Да помолчите хоть чуток, олухи! — взмолился ремесленник. — Оба ни черта не смыслите. Вы мир не переделаете, а я хочу спать.

Но противники — лоб ко лбу, кулаки сжаты — жужжали над его ухом всю ночь.

Уже рассветало, когда нищий подвел итог дискуссии:

— Вы упрекаете меня в консерватизме, — произнес он осипшим от жарких прений голосом, — но имейте в виду, защищая существующий порядок, я защищаю и свое положение. Частная благотворительность расцветает только при частно-капиталистической системе. Если этот порядок будет подорван, что станет с нами? Мы, нищие, будем полностью уничтожены!

На улице в ожидании хозяина неподвижно стоял шофер Людвик Марган.

60

Бухгалтер пал в объятия своей супруги со словами:

— Я преступник!

Пани Михелупова с помощью шофера раздела больного мужа и уложила в постель. Он противился, повторяя:

— Я преступник, пани… Возьмите своих детей и уходите из этого дома. Не станете же вы жить под одной крышей с преступником…

Квартира в карлинском доме преобразилась. Порядок здесь нарушен. На стуле оказался таз с водой, по всей мебели разбросаны полотенца, какие-то пеленки, половинки лимонов; пахнет свежеразостланной постелью и горячим чаем. Женщины говорят свистящим шепотом, еле слышно звякают посудой и тихо ходят по комнатам.

Измученная хозяйка послала за доктором Гешмаем. Известный врач примчался на своей американской машине, наполнил комнату унылым медицинским запахом. Без единого слова он схватил больного, перевернул на живот и приложил ухо к спине. Открыл ему рот и сунул туда чайную ложечку. После чего с покрасневшим лицом поднялся, покачал головой и буркнул:

— Ничего особенного не нахожу… никаких объективных показателей… Что случилось?

Пани Михелупова рассказала, что произошло с ее мужем. Когда она кончила, доктор испытующе посмотрел на больного и процедил сквозь зубы:

— Ах, вот оно что… — И, подумав, добавил: — Все в порядке. Небольшая температура на нервной почве. Пройдет.

— Я не виноват, это все мотоцикл, — стонал больной. — Извольте, пан комиссар, подвергнуть машину предварительному заключению. Это он во всем виноват, уверяю вас! Только взгляните на его зловредную физиономию. За одну эту физиономию он заслуживает десяти лет тюремного заключения! Но меня соизвольте отпустить, потому как я человек справедливый…

— Я ему что-нибудь пропишу, — сказал доктор, — но не это главное. Важнее всего для больного покой.

— Покой у него будет, — пообещала пани Михелупова. — Никто сюда и носа не покажет. Уж я позабочусь.

Доктор покачал головой.

— Покоя ему не найти, пока у вас будет мотоцикл. Машина и пан Михелуп друг другу не подходят. Из этого ничего хорошего не выйдет. Понимаете, пан бухгалтер в паре с мотоциклом — это, я бы сказал, нарушение чистоты стиля, из чего и возникают самые большие неприятности. Советую вам, пани, куда-нибудь пристроить машину. Здесь ей нечего делать. Увидите, как все упростится.