Александра Толстая - ДОЧЬ

• Название: ДОЧЬ
• Автор: Александра Толстая
• Издательство: Книга
• Жанр: Биографии и Мемуары

Удивительная биография дочери Л. Н. Толстого Александры. В первую мировую войну — сестра милосердия на фронте. После революции — полномочный комиссар Ясной Поляны, хранитель Музея–усадьбы. Затем — узница Лубянки. Ее лагерные записи — редкое свидетельство очевидца.

Вторая часть книги — рассказ о Японии, куда А. Л. Толстая выехала в 1929 г. с лекциями об отце. Воспоминания об Америке, где А. Л. Толстая жила с 1931 г., где создала Толстовский фонд. В книге даны яркие портреты крупных исторических личностей, с которыми пересекались пути автора: Луначарский, Калинин, Сталин и др.

Печатается по изданию: Александра Толстая. Дочь. Издательство «Заря» (Канада) 1979

---

Неужели же у меня, действительно, мания преследования?!

ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Только что я научилась ездить, как мой черненький «форд», который мы прозвали «жуком», разбился.

Купили новую машину, подержанный «стэйшен вагон», на котором было гораздо удобнее возить яйца.

Приблизительно в это время к нам приехал наш хороший знакомый, Александр Александрович Кащенко. Они с женой только что купили землю и решили заняться куроводством. Чтобы познакомиться с делом, он часто приезжал к нам, живал по несколько недель и помогал нам по хозяйству. Иногда он за меня возил яйца на продажу. Сначала мы продавали их в общежития Миддлтаунского колледжа, Альфа—Бэты, Ипсилоны… Сиденья у грузовичка вынимались и вместо них ставились ящички. На ферме обычно их грузили казак или Кащенко, но когда я привозила их в общежития, мне приходилось их таскать в кухню самой, что было не тяжело, но неудобно. Главное, я чувствовала себя очень неуютно, когда на крыльце стояли студенты, покуривая папиросы, и никогда ни один не предложил мне помочь. Да и в самом деле, какое им было дело, я была egg woman, «яичная женщина», поставляющая им свежие яйца. Я получала за это деньги, и это было мое дело таскать ящики. Но хотя мы и получали на два–три цента больше в общежитиях, чем на рынке или в кооперативе, и в кооператив в Хемден надо было ездить за 35 миль, я решила прекратить доставку яиц в Альфа—Беты и стала возить яйца в хемденский кооператив. Туда я отвозила яйца, затем заезжала в Нью—Хейвен, в университетскую библиотеку, и оттуда привозила книги.

В кооператив съезжались такие же фермеры, как и я. Приезжали на хороших, больших грузовиках, наполненных ящиками с яйцами, приезжали небогатые в старых машинах, были и грузовички, как мой. Все мы разговаривали между собой, делились опытом: какие самые лучшие породы кур, какие стоят цены на яйца, как поднять носкость кур и т. п. Я редко таскала ящики сама, большей частью помогали мужчины–фермеры, особенно один, уже немолодой, постоянно переносил мои яйца в магазин. Я привыкла уже ездить, и поездки эти мне нравились. Зимой, конечно, было гораздо труднее, особенно когда дороги покрывались льдом или выпадал глубокий снег.

Один раз я возвращалась из Нью—Хейвена. Уже с утра небо заволокло и посыпал мелкий снежок. Пока я съездила, сдала яйца, насыпало с полфута снега. Пришлось надеть цепи. Милях в шести от дома цепи соскочили и закрутились за ко. леса. Я подставила домкрат, чтобы поднять и распутать цепь на колесе, но домкрат провалился в глубокий снег, а дощечки, чтобы подложить, у меня не было. Билась я около часу, но никак не могла распутать цепь. Мороз крепчал. Ноги так застыли, что я уже совсем не чувствовала больших пальцев. Пришлось машину бросить и идти искать помощи. Я знала, что около полумили назад по дороге жил кузнец. Идти было трудно по глубокому снегу. Ноги совсем окоченели.

Кузнец жил в маленьком домике в две комнаты, тут же наковальня. Куча маленьких детей. Когда я вошла, кузнец, громадный человек с черными руками и шапкой курчавых черных волос, раздувал мехи; жена сидела с младенцем на коленях, дети разных возрастов возились тут же. Я рассказала им про свое горе. «Сейчас мы все сделаем», — сказал кузнец. Надел куртку и вышел на двор. А я, сидя у печки, разулась.

— Господи! — сказала женщина, увидав совсем белые, помертвевшие большие пальцы моих ног. — Вы же отморозили ноги! Подождите минуту, — и она, положив ребеночка в колыбельку, стала тереть мне пальцы на ногах. Очень было больно, когда они отходили.

Скоро пришел и кузнец, принес оборванные цепи и немедленно же стал их паять и чинить. Когда я снова собралась ехать, уже обогретая и с починенными цепями, я протянула кузнецу три доллара «за потерянное время», сказала я.

— Не обижайте меня, — ответил он. — Мы же все христиане и обязаны помогать друг другу.

Как это было сказано! Я не могла настаивать. Когда я ехала домой, мне было так легко и радостно на душе. Эти простые, добрые люди согрели меня не только физически, но и душевно. До дома я все–таки не доехала, опять оборвались цепи, и последние полмили я дошла пешком, бросив машину до утра. В следующее же воскресенье я поехала к этим милым людям и повезла им продукты нашей фермы: кур, яйца, масло, варенье. С тех пор прошло почти 40 лет, но семью эту я никогда в жизни не забуду.

ПЕРВАЯ ЛЕДИ

Волей судьбы Америка оказалась лидером политического свободного западного мира. Но к чему вел нас свободный мир? К освобождению народов России от рабства коммунизма или же ко все большему их закрепощению?

Часть демократических стран прислушивалась к мнению Америки, с ним считалась. Почему Франции было не заключить пакт о взаимопомощи с Советской Россией? Почему Бельгии, Чехословакии, Англии и другим странам не признать Советской Росии, если Америка не только признала ее, но даже обменялась с ней послами? Представители Советского Союза фигурировали теперь уже открыто в американской жизни. На поклон к Сталину поехали из Франции Пьер Лаваль, из Чехословакии — премьер Бенеш.

И «товарищи» наглели все больше и больше. Америка постепенно превращалась в великолепно приготовленное поле для широкой коммунистической пропаганды. Советские агенты проникали всюду: в профсоюзы, в школы и университеты, в церковные протестантские круги; они инспирировали негритянские массы, устраивали негритянские беспорядки в самом Нью—Йорке, в Харлеме, они даже проникали в американские правительственные учреждения!

Вероятно, товарищи браудеры, фостеры и др. имели точные указания из Москвы, хорошо разработанные планы о системе завоевания Америки — одном из самых важных шагов к достижению мировой революции. Я не сомневалась, что в то время, как товарищ Браудер утверждал, что в Америке 30 000 партийцев, эта цифра была сильно преуменьшена, особенно если принять в соображение те сотни тысяч так называемых либералов, которые, некоторые бессознательно, другие вполне сознательно, служили орудием для проведения коммунистических веяний, разложения молодежи, подрыва религии, морали, разложения профсоюзов и проч.

С помощью этих так называемых либералов русский вопрос все больше затуманивался, рос большевистский обман, забывались нестерпимые страдания подсоветского народа.

В газетах, по радио, даже в правительственных сообщениях везде писалось и говорилось о «русском» правительстве, везде писалось и говорилось о деятелях Советов, что «русские» люди сделали то и то. Для многих американцев и, увы, для правительства Рузвельта коммунистическая власть, возглавляемая грузинским разбойником, участником экспроприации, беспринципным неучем Сталиным, удерживавшим власть лишь путем насилия, жестокости, пыток, убийств, грабежа крестьян и рабочих, — это было «русское» правительство.

И сила Сталина все росла и крепла. Он никого уже не боялся, потому что прекрасно понял, что может играть на низости, обмане, слабости людской, на их трусости, подлости, шкурничестве.

Сталин признан Западом. Он правит одной из величайших стран мира.

Тысячи и тысячи жертв платят за убийство его сподвижника Кирова— 1 декабря 1934 года.

Сталин силен. Он сметает со своего пути могущих стать его конкурентами сподвижников Ленина, старых большевиков. Один за другим арестовываются Зиновьев, Каменев, Енукидзе и много других.

В то время как российский измученный, угнетенный народ под нагайкой, изнемогая от голода, холода и усталости, кричит, спасая свою шкуру: «Да здравствует великий наш вождь Сталин!» — в Германии все выше восходит звезда полусумасшедшего фанатика Гитлера. «Хайль Гитлер!» — кричит немецкий народ Гитлеру, призывающему к уничтожению целой еврейской нации, предающему анафеме целые народы, зовущему к покорению этих народов…

«Хайль Гитлер!»… В Нюрнберге ему преподносят шпагу за его речь, в которой он кричал о трех опасностях, грозящих миру. Первая — еврейский марксизм со своей так называемой парламентской демократией; вторая — это политически и морально извращенные католические умеренные центристы и третья — это некоторые неисправимые и глупые реакционные элементы.

Нацизм был такой же уродливый, страшный нарост, как и коммунизм, руководимый теми же безбожными силами, отрицавшими христианскую религию. Не даром во дворце спорта в Берлине 15 000 антихристиан совершенно открыто справляли языческий праздник.

Мы часто слышали споры: какая власть хуже, нацизм или коммунизм? Для людей свободомыслящих, для людей верующих обе власти неприемлемы. Важно восприятие свободным миром и, в частности, либеральной частью Америки коммунизма и наци–фашизма.

В то время как христианский западный мир признал коммунистическую советскую власть и либералы были не только склонны ее оправдывать, но многие приняли ее, ей сочувствовали, даже восхищались ею, нацизм был оценен совершенно правильно и дружно и бесповоротно предан анафеме всем американским народом.