Лидия Чуковская - Дневник – большое подспорье…

• Название: Дневник – большое подспорье…
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9691-1381-7

Завершающий, двенадцатый том ненумерованного Собрания сочинений Лидии Корнеевны Чуковской (1907–1996), подготовленного ее дочерью Еленой Цезаревной Чуковской (1931–2015). Верстку этой книги Елена Цезаревна успела прочесть в больнице за несколько дней до своей кончины. Лидия Чуковская вела подробные дневники с 1938 по 1995 год. На основе этих дневников были составлены ее трехтомные «Записки об Анне Ахматовой» и том «Из дневника. Воспоминания», вошедшие в Собрание сочинений. Для настоящей книги отобраны записи о литературных и общественных событиях, впечатления о прочитанных книгах, портреты современников и мысли автора о предназначении литературного творчества и собственного дневника.

---

Труднее было с Н. А. Ж. [Ниной Александровной Жирмунской]. Она мне чужая – никто. Произошла «невстреча», говорили только по телефону. Что-то в ее тоне полулебезящее, полусамоуверенное. Она уже вполне, вполне считает себя ахматоведом, знатоком. Сообщила, что Друян просил «Поэму», но она, конечно, не даст; (а мне-то что? У Жирмунского текст 63 г. все равно неверный); что, конечно, все мое из комментария она к сожалению выкинула (т. е. цитаты из «Записок», а моего там процентов 50 другого) и что просит она разрешить напечатать мой экземпляр 1942 – как первый из существующих (т. е. мою тетрадь, уже украденную и напечатанную Кейсом – без указания на мое имя в надписи[420]). Я ей сказала «– Нет, этого не дам (у нее – фотокопия, которую я имела глупость подарить В. М. Жирмунскому). Там надпись А. А». – Это «для Л. К. Ч.»? – Нет, это «Дарю моему дорогому другу» и т. д. Затем я сказала: – «Она уже напечатана за границей». Тут Н. А. стала запинаться от страха. – «Ну, тогда мы возьмем 44 г.». (Ну тогда грош тебе цена! подумала я). Грош еще и потому, что она просит предисловие у Суркова и еще потому, что готовится уступать стихи А. А…. В общем: «любой ценой, только бы вышла Ахматова». Нет, извините, не любой, ибо это уже против Ахматовой, а не за нее… Это уж: «только бы вышел Жирмунский в угоду Приймы»[421]. Строфу же о Пунине в «Поэме», которую я подарила Виктору Максимовичу – я печатать без ссылки на меня разрешила.

Примерно ко дню рождения А. А. я получила от Юнги[422] нежданный грандиозный подарок: продолжение «Пролога»!

И от самой себя: нашла блокноты 63 года под названием: «Книга об Ахматовой»! Господи, какие же провалы в памяти. Черновик – но одним очерком – всё, над чем я потом билась в «Несчастье»[423], в главе о лирике. И совсем забыла. Помню только, что когда Толя Якобсон читал мне «Царственное слово»[424] – мне нравилось, но все казалось, что чего-то не хватает – а эта нехватка была уже мною, оказывается, заполнена.

Кончила ахматовские «Записки» до встречи Нового Года в 1961 г.

Суббота, 18 октября 75, дача. С нас не спускает КГБ глаз и уха. Телефон. Письма не доходят. А вчера пришли Люше два письма одновременно: от тетки[425] – она вскрыла, а там письмо от Пантелеева! в теткином конверте! И от Алексея Ивановича – она не вскрыла, там, видно, теткино. Прочитав, перепутали. «Вот как мы живем»[426]. Она пошла на телеграф – разумеется зря.

10 ноября 75 г., понедельник, Москва. У меня как-то была Мария Сергеевна – отдохнувшая, элегантная, помолодевшая – прочла мне свое письмо к Алигер о воспоминаниях Алигер[427] и ответ от Алигер к ней. Письмо Марии Сергеевны очень вежливое, но твердое. Письмо Маргариты Осиповны тоже вежливое, но глупое и не без подлости. Почти ни одного замечания она не приняла. Кончается письмо так: «когда я писала, мне казалось, что за моею спиной стоит А. А.». Ух, великий грех А. А. – пускала к себе – или точнее от бездомности – жила у нечистых… Алигер из группы Льва Левина, Мартынова и прочей нечисти – неподалеку от Книпович – которая сейчас разыгрывает «настоящую интеллигенцию», потому что они и впрямь грамотнее Сомова[428] или Софронова.

А у гроба стали мародеры
И несут почетный караул[429].

Вчера была у меня Ника – человек чистый, любивший А. А. и любимый ею, и знаток в самом деле, не Банникову чета. Как будто бы радость: Слуцкий заказал ей для «Дня Поэзии» печатный лист Ахматовой и об Ахматовой. Так вот набрать годного для печати можно бы, но объединясь, например, с Толей Найманом, у него ведь много. Нет; Слуцкий заявляет, что Найман когда-то что-то дурное сказал о нем А. А. и он, Слуцкий, не желает Наймана. Какой бабий подход к работе! У А. А. на самом деле насчет Слуцкого была точка зрения: «Добрый человек, лекарство привез мне». А о стихах: «Они существовали, пока были запретным плодом, теперь – нет». И спрашивала: «а с “Реквиемом” не будет того же, что со стихами Слуцкого?»

29 декабря 75 г., понедельник, Москва. Вчера вечером у меня были Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна. Попросил разрешения, чтобы и Таничка[430] приехала; я ответила, что в наш дом «она родилась приглашенной».

Сама же я позвала В. Корнилова, который, я знала, хотел увидеться с ними не в общей свалке, в которой был.

Андрею Дмитриевичу все-таки удалось (я принудила вопросами) кое-что рассказать. Не о Вильнюсе, увы, нет[431]. Но не менее ужасно. У него был молодой человек (лет 24) из Клина. Просил фотографию, говорил о религии – религиозен – и просил устроить встречу с корреспондентами. Андрей Дмитриевич подарил фотографию, а от встречи отговаривал. Поехал в метро куда-то на Белорусский; юноша с ним. В метро они продолжали свой разговор (не называя сути). Какой-то тип, шлявшийся за ними, сказал Андрею Дмитриевичу: «Что вы с этим ничтожеством разговариваете». Андрей Дмитриевич ответил: «Не вмешивайтесь, мы сами разберемся». Затем они расстались; молодого человека «агента» выбросили из поезда… Оформили смерть так: попал под поезд.

Заговорили об уголовных судах, я вспомнила дело об убийстве Марины Костоправкиной, неправо осужденных мальчиков, которых спасла Сарра[432]. Андрей Дмитриевич сказал, что у нас в уголовных делах такое же полное неправосудие, как в политических, что на уголовных следствиях всегда применяют пытку, битье, что он знает уже 2 случая, когда на следствии убили баптистов (ну, это не уголовники) – почему-то их тычут шилами. Что труп одного был доставлен в больницу якобы из другой, а на самом деле из тюрьмы.

Да. Мафия за работой.

Я сказала: – Господи, ну вот проснулся бы однажды Л. И. Брежнев утром и сказал себе: зачем собственно преследовать баптистов? Ну зачем? Перестанем-ка.

Андрей Дмитриевич ответил, что по его мнению Л. И. Брежнев никогда, наверное, ни о каких баптистах и не слыхивал, что вообще сейчас в верхах разброд, а КГБ само по себе чинит расправу.

3 января 76 г., Москва, пятница. Итак, мы живем в новом году.

Письмо от А. М. Финкельштейна[433] с добавлениями к Митиной библиографии. Он виделся с Гешей.

Звонок от Геши [Егудина] – не поздравительный конечно! – о том, что он увиделся с А. М. Финкельштейном.

– Как он тебе понравился?

Судить не могу, потому что он молчал, а я говорила 3½ часа…

Я сказала, что я в этого Финкельштейна верю, потому что он явно интересуется не только тем, что может ему пригодиться для реализации. Геша согласился. Потом произнес фразу, которая меня потрясла:

– Я человек не сантиментальный. В мире были только 2 человека, к которым я относился с сентиментальностью: Митя и мой отец. Мой отец был человек замечательный. Я тебе о нем никогда не рассказывал.

– Ты мне и о Мите никогда не рассказывал 3½ часа… Даже полчаса.

– Да.

А дальше выяснилось, что Геша послал мне письмо, которого я не получила. Это уже второе! Пора бы выступить с какой-нибудь корреспонденцией под названием «Без права переписки».

(Сейчас «Голос Америки» передает счет погибших от рук террористов за минувший год. У нас в стране террористов – отдельных – нет, а террор монополизирован… Помню, помню Брунова – юношу, выкинутого из поезда – Москва – Клин – после того, как он побывал у А. Д…) Забыла записать еще один рассказ А. Д., уже о себе, о шапке. Он вышел из дому вместе с Люсей и выйдя, вспомнил, что забыл очки. Люся осталась на углу, а он вернулся. Стоя и дожидаясь, она заметила двух пьяных или непьяных, толкущихся в подворотне, – и два такси-не такси возле дома. Вскоре появился А. Д.; когда он проходил мимо подворотни, один из парней содрал с него шапку, подойдя сзади, а другой сказал: – Садитесь в машину, поедем, догоним его…

А. Д. не сел. Кто они были. Есть правда, воры, спецы по шапкам. Но зачем один хотел бы догонять другого? Кто они были? И неужели А. Д. даже и сейчас не защищен от монополистов террора?)

3 января 76 г., Москва, пятница. Эмма Григорьевна вчера позвонила мне, начав разговор со следующей фразы:

– Вот, Лидочка, вы задавали мне много вопросов, теперь моя очередь.

Меня это огорчило. Во-первых, хотя я действительно задавала ей много вопросов об А. А., она мне – не менее. Отказа не было с моей стороны никогда. Я вообще между товарищами не люблю счета. Я ответила: – Пожалуйста, Эммочка, спрашивайте.

Оказывается, она получила из Ленинграда верстку – всей книги. Ну и читает не только свой отдел – прозы – но и стихи… И вот по тексту стихов у нее ко мне вопросы… Таким образом, моя текстологическая работа теперь контролируется моим другом Э. Г., которая ко мне же и обращается за помощью…

Забавно.

7 января 76, Москва, среда. Звонит Э. Г., задает мне вопросы по текстам Ахматовой. Я отвечаю. Конечно это хорошо, что в текстах А. А. будет меньше ошибок, чем было бы без нас.