Дэниел Харрис - Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!

• Название: Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!
• Автор: Дэниел Харрис
• Жанр: Психология
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091479-1

Он советует: «Уходи и хлопни дверью погромче! Они тебя не ценят!» Он тихо нашептывает: «Начни на всех орать – только так можно все исправить!» Да, этот негодяй живет в вашей голове и при этом мешает вам жить! Чтобы разобраться с ним, Дэн Харрис, ведущий программы «Доброе утро, Америка!», отправился в путешествие по темным закоулкам нашего мозга. Ему помогали знаменитые гуру самосовершенствования – Дипак Чопра, Экхарт Толле и другие ученые, исследователи, практики. Так появилась книга, которая больше года является хитом «Нью-Йорк Таймс». Книга, о которой знаменитая Элизабет Гилберт написала: «Это книга, которая помогает!»

Просто прочтите ее, и вы обретете гармонию, ясность мысли и психологическую устойчивость, которая поможет вам всегда быть вне конкуренции.

---

Были и более серьезные вещи. Я не мог пережить, что подверг риску все то, чего так долго добивался. Я был разочарован в себе и даже считал себя ущербным. Упрашивал Бротмана дать мне какое-то решающее откровение. Я надеялся дать ему волшебный набор фактов из прошлого и получить взамен момент «Эврика». Он должен был все объяснить: мое безрассудство и постоянную обеспокоенность, и тот факт, что я в свои 35 не имею обозримых перспектив вступить в брак. Примерно миллион раз Бротман пытался донести до меня, что он не верит в такие прозрения и не может выдать один ответ на все вопросы. Меня это не убеждало.

И все же сам факт того, что есть мудрый человек, с которым можно поговорить (и который убедится в том, что я не принимал кокаина в барах нижнего Манхэттэна) был очень ценен. Но приближалось кое-что еще. Другая стадия развития, которая тоже подтолкнула меня к извилистой тропе, уводящей от собственного безрассудства. Этим новым Х-фактором было неожиданное и долго игнорируемое задание от Питера Дженнингса.

Отлученный

Безо всякого внешнего воздействия женщина рядом со мной громко выкрикнула поток первобытной тарабарщины.

Мо-та-ре-си-ко-ма-ма-ма-ха-си-та!

Ко-шо-то-то-ла-ла-ла-хи-то-джи!

Она пугала меня до дрожи в коленках. Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, но она этого даже не заметила, потому что стояла с закрытыми глазами, подняв руки и лицо к небу. Через пару секунд я понял, что она в трансе.

Я окинул взглядом огромную евангелическую церковь, забитую толпой из 7500 человек, и понял, что многие из этих людей делали то же самое. Некоторые пели вместе с неожиданно хорошей группой, бренчавшей на сцене христианский рок.

Мужчина лет сорока шел сквозь толпу, люди радостно жали ему руку и одобрительно хлопали по плечу. Заметив меня, он сразу направился в мою сторону. Протянул руку и сказал: «Привет, я пастор Тед». Я оглядел его белозубую улыбку, слегка детское лицо и свежевыглаженный костюм и мгновенно сделал несколько выводов об этом человеке. Все эти выводы полагалось выпалить в помпезной и слегка неприличной манере.

* * *

После выборов 2004 года религия уже не была глухой темой для «конца книги». Евангелическая церковь вышла на новый уровень воздействия на электорат, помогая Джорджу Бушу сохранять позицию в Белом Доме. Вопросы веры, казалось, вросли во все, начиная с культурных войн на кухне, заканчивая настоящими войнами, о которых я рассказывал.

Теперь я видел хорошую возможность в задании Питера, которое он назначил мне годами ранее. Тем не менее это не изменило моего личного отношения к вере – это было равнодушие, граничившее с враждебностью. Строго говоря, я не был атеистом, как сказал Питеру в тот день, когда он попросил меня заместить Пегги Вемейер. Много лет назад, возможно, после очередных дебатов дома, я решил, что агностицизм – единственная разумная позиция, и с тех пор я почти не думал об этом. Мое достаточно жесткое мнение заключалось в том, что любая организованная религия – просто ахинея, и все верующие (не важно, кричат ли они про Иисуса или про джихад), скорее всего, ментально ограничены.

Я вырос в самой нерелигиозной среде – народной республике Массачусетс. Мои родители познакомились в медицинском колледже (им достался один труп, я серьезно). Это было в Сан-Франциско в конце 60-х. Позже они переехали на восток и воспитывали меня и моего брата, смешав доброту настоящих хиппи и политику Троцкого. Наше детство – это пластинки Битлз, джинсы «варенки» и душещипательные разговоры о наших чувствах. И никакой веры. Однажды, когда мне было, кажется, 9 лет, мама усадила меня перед собой и открыла правду о том, что не существует не только Санта-Клауса, но и Бога.

В седьмом классе я уговорил родителей разрешить мне пойти в еврейскую школу и стать бар-мицва, но это не имело никакого отношения к религии. Я просто пытался влиться в общество в нашем еврейском городке. Ну и, конечно, там были девочки и веселье. Наша семья была смешанной, поэтому пришлось найти либеральную синагогу Шалом, в которой не стали требовать, чтобы моя мама стала еврейкой. Там я изучил основы иврита, выучил несколько еврейских народных песен и начал неловко заигрывать с девочками на ежегодном празднике Пурим. Не помню, чтобы там много говорили о Боге. Пожалуй, только раввин каким-то образом затрагивал метафизические темы, и с тех пор я вообще ни с кем толком не разговаривал о вере. До тех пор, пока Питер не поручил мне эту обязанность.

Три года я откладывал приговор, освещая 11 сентября и проигрыш Джона Керри на президентских выборах, и теперь был уверен, что пора погрузиться в тему религии. Через несколько недель после перевыборов Буша я поехал в очень консервативную церковь во Флориде, чтоб взять интервью у воодушевленных и самоуверенных прихожан. Один из них сказал мне: «Я уверен, что Господь выбрал нашего президента». Другой заявил, что хотел бы такой Верховный Суд, благодаря которому можно было бы взять детей на бейсбольный матч и не видеть при этом «гомосексуалистов, демонстрирующих свои отношения».

Я взял интервью у пастора и телепроповедника по имени доктор Джеймс Кеннеди. У него была очень примечательная внешность: высокий импозантный мужчина в облачении и с поставленным голосом. Я спросил: «Что бы Вы сказали людям, которые обеспокоены влиянием христианских консерваторов на наше правительство?» Я ожидал, что он ответит что-нибудь хоть немного примирительное. Он же бросил сдавленный смешок и сказал: «Покайтесь».

В тот самый момент я трансформировался из военного репортера в репортера культурных войн. Сюжет вышел, и он очень понравился Питеру и остальному начальству. Я понял, что тема, которой я совершенно не хотел заниматься, равносильна контракту на полное трудоустройство. Она могла регулярно выводить меня в эфир, а это крупная купюра в нашем государстве.

В течение нескольких лет я не пропускал ни одной судороги и ни одного спазма – или, как сказал Иисус в Нагорной проповеди, «ни одной йоты и ни одной черты». Ни одна дискуссия про аборты, однополые браки или роль веры в публичной жизни не оставалась без моего внимания. Каждый день где-нибудь собирались кричащие толпы. Я рассказывал обо всем, начиная с христиан, бойкотирующих Procter & Gamble за спонсорство программы «Queer Eye for the Straight Guy», заканчивая скандалом вокруг девяностокилограммовой анатомически точной шоколадной скульптуры Иисуса. Статую назвали «Милостивый Иисус»[10], чем вызвали негодование верующих.

Когда я не объедался культурными войнами, я делал легкие сюжеты о евангелистах и чувствовал себя при этом туристом в национальном парке. Я собирал материалы о христианских реалити-шоу, христианских рок-фестивалях, христианских финансистах, христианских сантехниках, христианских группах поддержки, христианских страховых компаниях – всего не перечесть. Когда я делал репортаж о христианском фитнесс-клубе в Калифорнии, мне попалась надпись: «Ты можешь работать над бедрами, пока обращаешь других в свою веру». Это был не лучший момент. Но на самом деле эта тематика была довольно веселой, хотя и слегка странной. Я знакомился с интересными людьми, с которыми я бы иначе никогда не встретился. Я часто был в эфире. В конце концов, если честно, я не очень много об этом задумывался. Я продолжал заниматься этим из тех же корыстных побуждений и с той же отстраненностью, с которойым ходил в детстве в еврейскую школу.

После этой продолжительной гонки продюсер, назначенный работать со мной, начал уставать от моего подхода. Это был молодой мужчина с приятным мелодичным именем Вонбо Ву. Так же, как и я, он вряд ли был лучшей кандидатурой для работы с религиозной тематикой. Он вырос в Бостоне в семье корейских иммигрантов. И к тому же был открытым геем. Мы устраивали довольно пафосные дискуссии, проезжая через библейский пояс[11]. В то же время мы брали интервью у многочисленных гомофобов, но Вонбо был достаточно профессионален, чтобы это его задевало. Он никак не мог принять мою тягу к сюжетам, полным конфликтами и нелепостями. Он не хотел, чтобы я был скандальным журналистом религиозной тематики… Он не одобрял мою тактику, говорил, что я подсовываю публике самый странный материал из всех возможных. Ему не нужны были культурные войны. Он хотел сконцентрироваться не на том, как люди кричат о своей вере, а на том, как вера влияет на их повседневную жизнь. Одним словом, он хотел копать вглубь. Я предложил ему пойти на NPR[12].

* * *

Я гнался за очередной историей из разряда «посмотрите, что еще придумали эти странные евангелисты», когда оказался в той огромной церкви, заполненной людьми в трансе. Мы со съемочной группой приехали в Церковь Новой Жизни в Колорадо-сити. Церковь была комплексом больших зданий на вершине холма с прекрасной панорамой. Мы должны были увидеть «молитвенный НОРАД»[13]. Нас должен был сопровождать невероятно заботливый священник – пастор Тед Хаггард.