Хэльмут Мюккэ - Крейсер "Эмден"

• Название: Крейсер "Эмден"
• Автор: Хэльмут Мюккэ
• Жанр: О войне
• Год: 1995

Научно-популярное издание. Крейсер «Эмден» входил в состав германской дальневосточной крейсерской эскадры, которая базировалась на германский колониальный порт Циндао, расположенный в Желтом море. По плану войны он предназначался для крейсерских операций и уничтожения морской торговли вероятных противников в Восточной Азии. С объявлением войны «Эмден» приступил к выполнению возложенных на него операций, направившись к Цусимскому проливу, где судоходство было наиболее оживленным.

---

Вечером 26-го сентября "Эмден" подошел к входу в Коломбо. Крейсируя здесь взад и вперед, мы неожиданно усмотрели какой- то силуэт в лучах береговых прожекторов. Сначала мы приняли его за военный корабль, но, подойдя ближе, обнаружили ошибку. Это был английский пароход, загруженный сахаром. Капитан этого парохода, который мы захватили, можно сказать, под орудиями морской крепости, пытался было не исполнять наши требования. Печальным последствием такого патриотического поступка было лишь то, что ему не разрешено было захватить с собой ничего из его вещей. Команде было дано 5 минут, чтобы очистить пароход и перейти на наш "странноприемный дом". Капитан и старший механик имели удовольствие переселиться в небольшую временную клетушку на "Эмдене". Через 10 минут после оставления парохода командой он затонул. Капитан этого "парохода, как мы потом читали в газетах, нарассказал про "Эмден" целые легенды. Обращались с ним, по его словам, вполне вежливо и корректно, но все же он жалуется, что человеку его служебного положения не было оказано должного уважения. Вероятно, он ожидал, что наш командир предложит ему свою каюту. Затем он неодобрительно отозвался о наружном виде "Эмдена". По словам его, крейсер был очень запущен и грязен: весь борт был во вмятинах и выбоинах. К моему прискорбию, я ничего не мог возразить на это обвинение. Но, конечно, трудно поддерживать чистоту на корабле и трудно избежать вмятин в борту, если то и дело приходится подгружать уголь в открытом море в любую погоду и если, кроме того, приходится иметь на верхней палубе целые штабеля этого угля. Но, конечно, если бы только я мог ожидать столь лестного посещения, я принял бы все меры, чтобы спасти свою репутацию старшего офицера и чтобы представить крейсер нашим высоким гостям начисто вымытым и свежепокрашенным.

В заключение этот уважаемый джентльмен отзывался, что наша команда имеет очень измученный вид и находится, по-видимому, на очень низкой степени развития. Но если наша команда отощала, то это доказывает лишь, что мы не считали возможным пользоваться достаточно широко запасами провизии на захваченных судах. Что же касается низкого развития наших людей, то об этом он заключил, по-видимому, из того, что перед его каютой в послеобеденное время команда забавлялась танцами под звуки наших немецких песен; конечно, он предполагал, что даже и в плавании мы предпочитаем более культурные развлечения. Впоследствии, когда ему с "Эмдена" пришлось переселиться на наш "странноприемный дом", который мы отпускали на свободу, он все же почувствовал себя не так хорошо. Наш офицер, находившийся там до последней минуты, рассказывал, что команда "сахарного" парохода не скупилась на лестные эпитеты в адрес своего капитана. Сам он был настолько осторожен, что успел застраховать все свое имущество, тогда как они потеряли все и потеряли лишь благодаря его упрямству. Когда он поднялся со шлюпки на палубу нашего "странноприемного дома", то при встрече с ним на шкафуте соплаватели его стали засучивать рукава. Ему, вероятно, хотелось остаться на "Эмдене".

Между тем вопрос с углем значительно для нас обострился. Наш верный "Markomannia" был уже пуст. Правда, за нами еще шел "Pontoporros" с индийским углем. Но уголь этот дает страшный дым, что совсем не так приятно для наших задних мателотов. Кроме того, он быстро засоряет топки и дает громадное количество твердых остатков. Но, по счастию, угольный вопрос очень своевременно и просто разрешило за нас английское адмиралтейство, послав нам навстречу превосходный пароход в 7000 тонн с грузом лучшего валлийского угля, который предназначался для Гонконга, но не дошел по адресу. Таким образом, угольный вопрос откладывался для нас на неопределенное время. Капитан уголыцика без всяких колебаний согласился поступить на службу к германскому крейсеру и, насвистывая "Rule Britannia", направился к себе на мостик; но наблюдение за плаванием и за маневрами парохода поручили одному из наших офицеров.

Между тем даже и для английского правительства стало ясно, что "Эмден" еще жив. Поэтому оно вторично приказало приостановить все торговое движение. Очевидно, мы ничего не выиграли бы, продолжая наше крейсерство в этих водах, и командир решил приостановить на время операции и дать некоторый отдых "Эмдену", который вынужден был оставаться в море долгое время. Особенно нуждалась в чистке подводная часть крейсера, успевшая сильно обрасти. И мы повернули на зюйд.

4. Летучий голландец

Мы знали, что 16 неприятельских кораблей: английских, французских, русских и японских гоняются за нами. Их распределение по океану и даже имена нам были неизвестны. Но мы относились к этому почти безразлично, так как "Эмден" заведомо был самый маленький и слабый из всех крейсеров в восточно-азиатских водах. Каждый противник, кого бы мы ни встретили, был бы значительно сильнее нас. Всем стало совершенно очевидно, что крейсерство "Эмдена" долго продолжаться не может. Несколько гончих всегда догонят кролика. Даже в случае встречи с крейсером, недостаточно сильным, чтобы потопить нас, в бою с ним мы, несомненно, получили бы такие повреждения и такой урон в личном составе, что все равно вынуждены были бы отказаться от своих операций. У нас отсутствовали гавани, куда мы могли бы зайти для ремонта. Кроме того, для нас являлось невозможным пополнить убыль личного состава. Все это наш командир предвидел с самого начала и поэтому поставил себе задачу нанести нашим врагам как можно больше вреда прежде чем погибнуть.

По радиосигналам мы знали, что вокруг по всему морю рыскают наши враги, и мы часто слышали их очень близко, хотя и не могли читать их телеграммы, которые всегда были в зашифрованном виде. Но скоро по интенсивности приема мы научились оценивать расстояние до них.

Но по большей части это не давало нам больших преимуществ, так как часто мы оказывались окруженными со всех сторон. Иной раз, вместо того, чтобы бежать от гоняющихся за нами крейсеров, нам приходилось поворачивать им навстречу. Англичане оправдываются, что "Эмдену" удавалось так долго ускользать от них только благодаря его преимуществу в ходе. Но это совсем неверно. Во-первых, подводная часть крейсера так обросла за это время, что он, конечно, не давал своего полного хода. Но независимо от этого все свои переходы "Эмден" не делал более чем ll-узловым ходом, так как он не мог расстаться со своими угольщиками, для которых это был полный ход. Да, наконец, нам не было и нужды ходить большим ходом. Идя 11 узлами, мы благополучно расходились с противником, тогда как 20 узлами, быть может, выскочили бы прямо на него. Перехватываемые нами радио все-таки давали понятие хотя бы о национальности отправителя. У англичан была своя манера телеграфировать; их нельзя спутать с французами; имели свои особенности и оттенки японские и русские телеграммы; между прочим, русские крейсера, даже когда давали сообщение союзникам, делали это очень скупо и неохотно.

Судовая служба в общих чертах протекала так же, как и в мирное время. Только ночью мы имели больше сигнальщиков на вахте. Орудия и минные аппараты, конечно, всегда находились в полной готовности как днем, так и ночью.

Командир наш большую часть времени проводил на мостике. Здесь на крыльях мы поставили для него удобные кресла, где он и спал одетый, под рукой у вахтенного начальника, всегда готовый ко всяким случайностям. Днем он занимался главным образом изучением карт, лоций и других пособий для мореплавания. После нескольких часов усидчивого труда он объявлял нам свои планы, которые и выполнялись "Эмденом" с таким успехом. Команда обожала своего командира. Все мы до последнего матроса понимали, какого талантливого вождя имеем в лице своего начальника, и гордились честью служить под его командой. Песни, шум – все замолкало, лишь только по крейсеру пробежит: "командир устал, ему надо отдохнуть". И одно ободряющее слово из уст командира в походе или во время погрузки угля производило чудеса среди измученных, утомленных людей. И часто, обходя по ночам крейсер, я слышал, как матросы, притулившись где-нибудь в темноте и болтая в полголоса, говорили про своего командира: "ну, брат, он то знает, что делает". И в этих словах заключалась вера всего корабля.

Жизнь в кают-компании в общем протекала так же, как и в мирное время. Но сама кают-компания и офицерские каюты утратили много из своего комфорта. Все дерево выброшено; драпри, занавески и вообще все, что могло дать пищу огню, убрали. В кают- компании постоянно находилось ручное оружие. Орудия, установленные здесь, также были в полной боевой готовности. Ночью офицеры, свободные от дежурства и вахты, в хорошую погоду спали на юте; в дождь койки для них подвешивались в кают-компании. Раздеваться не рекомендовалось. Все были в полной готовности ежеминутно бежать на свое место по боевому расписанию.

Лучшее удовольствие из доступных нам оказалось чтение газет, найденных на захваченных пароходах. Это была единственная наша связь с внешним миром. Но в каком извращенном виде преподносила своим читателям мировые события английская пресса. В особенности отличалось в этом агентство Рейтера. Судя по газетным телеграммам, армия наша находилась "в беспорядочном отступлении" из пределов Франции. При перечислении наших потерь в итоге получались цифры, превышающие численность всего населения Германской империи.