Петр Петров - Борель. Золото [сборник]

• Название: Борель. Золото [сборник]
• Автор: Петр Петров
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0146-0

Петр Поликарпович Петров (1892–1941) — русский советский писатель, участник Гражданской войны в Сибири, председатель Объединенного совета Степно-Баджейской партизанской республики, заведующий агитотделом партизанской армии, главный редактор минусинской газеты «Соха и молот». В 1941 году по ложному обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации Петров был расстрелян. Роман «Борель» повествует о восстановлении золотоносного рудника в сибирской тайге. Только что закончилась Гражданская война. Разруха и запустение на далеком сибирском прииске, где орудуют мелкие хищники. Последнее оборудование растаскивается по винтику. Люди, лишенные любимого дела, спиваются и опускаются. Понимая, что без прииска поселок просто вымрет, за дело берутся молодой коммунист Василий Медведев и старый рабочий Евграф Сунцов… В романе «Золото» рассказывается история сибирского паренька Гурьяна, волею судьбы нашедшего в юности богатую золотоносную жилу на таежной речке и вернувшегося туда через десять лет в качестве директора большого прииска.

---

— Ах! — вскрикнула Лоскутова. — Танцевать, танцевать, танцевать, господа! — Она топала ногами и дергала голым плечом.

И только когда засерел утренний свет в окнах, все почувствовали внезапную усталость, Настя стелила постели.

— Спокойной ночи! — сказал Яхонтов, приподнимаясь со стула, — Скоро подъедут подводы, товарищ Медведев, — обратился он к Василию, — но я думаю, что тебе ехать на Баяхту не придется, раз так вышло…

— Да, товарищ Медведев мне нужен, — сказал дремавший Рувимович, — а вы, как директор, знайте свои дела.

Яхонтов пригласил техников в свою комнату, а Валентина отвела к себе Лоскутову и вышла умыться. У нее теперь сильно кружилась голова, и тошнота подступала к горлу.

На кухню слабо проникал свет из той комнаты, где еще недавно сидела и разговаривала публика, но, приподняв голову от таза, Валентина разглядела большую тень на стене и задрожала. Да, это был он… Василий сзади подошел к ней и положил обе руки на плечи.

В первую минуту ей хотелось оттолкнуть его, взглянуть, как прежде, строго в его глаза, но ни того, ни другого она не сделала и, не помня себя, замерла. Но в то же мгновение позади послышался шорох… И когда они оглянулись, в дверях с растрепанной прической стояла Лоскутова и, улыбаясь, показывала свои золотые зубы.

— Я помешала, господа? Я извиняюсь, господа! — заговорила она нарочно громко.

Валентина молча бросилась в свою комнату. В дверях она наткнулась на Настю и чуть не сшибла ее с ног.

— Вот те на! — засмеялась Настя. — Видно, здорово шлея под хвост попала…

За тонкой стеной слышались шаги и даже частое дыхание Яхонтова. И тут же, рядом, один из техников протяжно свистел носом.

«Что я сделала?» — думала Валентина, бросаясь в постель.

Она зарылась с головой под одеяло, желая не слышать разговора Василия с Лоскутовой на кухне…

Лоскутова долго не возвращалась. С кухни доносился ее задыхающийся полушепот и смех, а затем она вошла в комнату и так же тихо зашипела над головою Валентины.

— Вы спите? Что это?.. Вы плачете?! Это о чем? Странно!..

Что это, ревность? Или он вас насильно?..

Валентина отвернулась лицом в подушку и намеренно молчала. Но она до боли в сердце чувствовала, что Яхонтов тут же, за стенкой, слышит и знает все… Что он подумает?

В комнату вошла Настя и, повозившись недолго, улеглась на свою кровать, потягиваясь и зевая.

Но Валентина не могла заснуть. Тошнотная боль подступала к горлу и давила грудь. Она лежала с открытыми глазами и беспрестанно облизывала языком сухие губы.

В соседних комнатах раздавался дружный храп и беспокойные шаги Яхонтова — он собирался в дорогу.

Вскоре под окнами послышался звон колокольцев. Полозья саней с визгом скрипели по шершавой, замерзшей корке снега. Лошади громко фыркали.

Валентина слышала, как одевался и выходил Яхонтов. Сначала ей хотелось выбежать за ним на крыльцо и сказать ему что-то, но что — она и сама не знала. И она подошла только к окну и прижалась лицом к холодному стеклу.

На дворе уже рассветало. Лошади беспокойно топтались около ворот. Яхонтов, расправляя сено в кошевке и не отрывая глаз, смотрел на окна, а увидев Валентину, дернул головой и, не оглядываясь больше, утонул в кошевке.

Лошади тронули…

17

Позднее всех проснулась Валентина. Голова тяжелела, стучало в висках. Мир окрашивался в желтое, зеленое, черное. Мешала смотреть заслонявшая глаза влага. В ушах звон, тошнота все выше подступала к горлу. Фельдшерица охорашивалась перед зеркалом, что-то напевая. На полные оголенные плечи падали светлые кудряшки сожженных завивкой волос. Вся она показалась Валентине захватанной, подержанной, как карты в руках пьяных игроков. На кухне Настя протирала дресвой некрашеный пол, липко шлепали в мокро ее крепкие ноги.

Валентина умылась и надела эвенкскую парку.

— Обождите, пойдем вместе, — окликнула Лоскутова. — Попудритесь, на вас лица нет.

— Спасибо.

Настя проводила Валентину на крыльцо, обнажив сверкнувшие зубы, шепнула:

— Ну и вывезли птаху… Не марайся с шлюхой…

Послышались шаги. Закусив губу, Настя вприпрыжку побежала обратно, оставляя на припорошенных плахах следы босой широкой ступни.

— Ну вот и я… Где тут больница? Посмотрим вместе, веселее будет. — Фельдшерица взяла Валентину под руку, прищурившись, глянула на провалившийся между горами прииск.

— Боже, какая глушища! А мне говорили… Как вы живете в такой яме? — поправила белую горностаевую шапочку, оступилась с тропы и рассмеялась. — Знаете, какой смешной этот техник. Надулся вчера, как пузырь. — И, не глядя на Валентину: — Скажите, почему вы не поженитесь с Медведевым? Я, конечно, понимаю вас. Но сестра за брата не ответчица. Мой муж тоже где-то за границей пропадает. Не могу же я надеть монастырскую скуфью. Глупость. У нас в городе — жизнь колесом. Щепетильные дамы и барышни нашего общества сначала сторонились советчиков, а теперь многие повыходили замуж за них. И хорошо сделали… Жизнь одна, и молодость два раза не дается. Подумаешь, много радости жить какой-то принципиальностью и нищенствовать, как одна моя подруга.

Валентина молчала. Фельдшерица производила еще более, чем вчера, отталкивающее впечатление…

Лоскутова, переваливаясь и часто дыша, рассказывала:

— Город начинает жить по-старому… Осеклись товарищи со своим коммунизмом… Открылся базар, трактиры. В магазинах что угодно. В церквах не успевают венчать свадьбы… Я безумно люблю обряд венчания… Цветы, шафера. Когда мы с мужем венчались, так пел архиерейский хор.

— Зачем же вы приехали сюда? — скупо улыбнулась Валентина.

Фельдшерица закусила кончик мизинца и прищурила глаза:

— У меня другое дело… Понимаете, я по секрету только вам скажу… Тут такая история… За мной ухаживал один нэпман, старик. В общем, надоел он мне… К тому же я давно мечтала приобрести меховую одежду.

Спустились в падь, к поселку. Валентина направилась к стоявшему на отшибе пустующему бараку, вокруг которого бегали, утопая в снегу, ребята.

— А вы меня должны познакомить с братом, — крикнула Лоскутова и пошла, поигрывая плечами и бедрами.

Ободняло. Под ногами совсем не скрипел отмякший снег. Певуче и глуше шумели на хребтах сосны и кедры. На тропы слетали красногрудые снегири за поживой. Где-то жгли ольшаник. Неприятный дурманящий запах разносило по прииску.

Валентина зашла в барак. Там было холодно и грязно. В углу лежал дохлый щенок, пол усыпан землей, соломой и клочьями бумаги. Длинный артельный стол бочился, будто ему перешибли ноги.

Ребята толпой последовали за Валентиной, и бойкий малыш, остановившись в дверях, подсморкнулся и баском спросил:

— Учить нас будешь?

— Буду. Давайте убирать помещение. Тащите метлы.

Ребята вперегонки пустились к лесу. Вернулись с полными охапками пихтовых веток. Началась уборка. Дохлого щенка вытащили за хвост и зарыли в снег. Кто-то быстро соорудил из прутьев крест. Детвора смеялась громко и задорно.

В бараке густо висла копоть. Догадливые девочки принесли из дому теплой воды и начали мыть окна. Занявшись делом, Валентина забыла брезгливость к фельдшерице, вчерашний случай с Василием. Глядя на оборвышей, вспомнила свои ученические годы. Они не были похожи на жизнь этих загрубелых ребят. Но чувства их были понятны. Ребята работали серьезно, наперебой бросались кучей, когда посылали одного. Они готовились к учению так же, как готовилась когда-то маленькая Валя.

Будущая учительница остановила востроглазую полнощекую девочку и, подняв полушалок, погладила ее светловолосую головку.

— Тебя как зовут? — мягко спросила она.

— Машкой, — бойко ответила девочка.

— А фамилия?

Будущая ученица закрутила головой, смутилась.

— Я не знаю… Тятьку зовут Ушканом… Ну и я Ушканова.

Ребята улыбались, горели глазенки, открывались белозубые рты. Валентину провожали шумно, до самых дверей конторы, забегая вперед, спрашивали:

— А когда начнем?

— Книжки-то будут?

— Не знаю, ребята… Надо отеплить барак и скамьи поделать.

— О, дров мы сами нарубим.

— Только коней пусть Василий даст.

Валентина осмотрела ребят. Напоминание о Василии вернуло ее к вчерашнему. В памяти встали рядом Василий и техник Яхонтов. В борьбу вступало сердце с рассудком. Чувствовала, что не хватит сил уйти от себя, от неосмысленного нового, что влекло ее к грубоватому, напористому парню.

Она прошла к своему столу и открыла толстую продуктовую книгу. Подошел причесанный усатый Качура. В свежей рубахе и плисовых шароварах старик выглядел моложе.

— Чего-то замешкалась, Ивановна, — начал он. — А у нас остановка выходит. Вот гляди, что мы отправили на Алексеевский. — Старик положил лист серой бумаги, исписанный знакомыми Валентине каракулями.