Евгений Белоглазов - Нуменал Анцельсы

• Название: Нуменал Анцельсы
• Автор: Евгений Белоглазов
• Жанр: Научная Фантастика

Роман «Нуменал Анцельсы» рассчитан на читателя, разбирающегося в основах естественных наук. Форма повествования-смесь триллера и hard science fiction или просто «хард-сайенс». Действие происходит в будущем-во второй половине третьего Миллениума. Сюжет отражает шлих современной научной мысли. Рассматриваются вопросы о происхождении материи, пространства-времени, жизни.

---

— Во-первых, это было давно, — заметила Грита, которая с его слов помнила эту историю. — А во-вторых, «Ясон» с его возможностями — это тебе не какая-нибудь колымага.

— Согласна, — поддержала Аина. — Эти волны существуют сами по себе и существовали всегда. Стоит ли их опасаться?

— Мне наплевать на то, что они есть и раньше были, — отрезал Астьер. — Дело в другом. Генерируя и усиливая такие частоты, мы рискуем рассыпаться — хорошо, если на атомы. И тут никакая защита не поможет. Скажу откровенно: сам не хочу этим заниматься, и вам не советую.

— Понятно, — не стал возражать Шлейсер. Пока он был в раздумье. В словах Астьера содержалась часть правды, и он прекрасно это понимал. С другой же стороны, нужна информация. А как ее добыть, не подвергая себя опасности?..

— Почему все-таки эта часть неба не проявлена? И что за пятна появились перед сбоем? — спросил он после того, как Аина раздала всем по очередной порции тилерафоса.

— Нуменал экранирует все виды излучений, исключая разве что квантовую область спектра, и свои собственные, — ответил Снарт.

— И что?

— Пространственные искажения, — подвел итог универсал. — Пятна — это находящиеся позади него звезды, вернее наиболее крупные скопления ярких звезд, проявившиеся на небе в виде пятен. При дальнейшей фокусировке, мы могли бы их увидеть. Неважно, в каком виде, цвете и расположении.

— Ты хочешь сказать, это были смазанные контуры созвездий?

— Да. Крупные и яркие астрокластеры. Если бы мы сейчас вышли из номы, то увидели бы звездное небо без искажений.

— Резонно, — согласился Шлейсер. — Пожалуй, так и есть. Но я смотрю, тебя еще что-то беспокоит?

Действительно, Снарт, даже несмотря на откровенно кащеевский, лишенный признаков эмоций облик, выглядел крайне озабоченным. По-бычьи нагнутая, голая как яйцо голова, настороженный блеск ввалившихся глаз, подрагивающие, казалось бы состоящие из обнаженных костей пальцы — все это выдавало не того Снарта, к которому за годы странствий успели привыкнуть.

— То, что мы вот так вдруг оказались в зоне метастабильности, полагаю, сомнений не вызывает, — отозвался универсал. — И то, что мы наблюдаем, свидетельствует об изменении тригонометрических соотношений в рамках сопредельного «Ясону» космоса.

— Параконтинуальный затон? — уточняя переспросил Астьер.

— В общем смысле, да. Нравится это кому или нет, но мы преждевременно и без подготовки вступили в область надугольных, нелинейных, а может и нефункциональных связей — туда, где есть все и в то же время нет ничего.

— Не мудри, поморщился Шлейсер. — Объясни нормальным языком.

— Пространство здесь уже не является однородным. — Снарт, как и все, был еще очень слаб, поэтому говорил тихо, медленно и без своих обычных подначек. — Оно меняется от точки к точке, определяя тем самым функцию кривизны. Вместе с этим меняется и многое другое, включая формулировку законов сохранения. Мне, например, уже понятно, что в рамках изученной мегатории такой объект наблюдается впервые. — На этих словах он запнулся, но тут же поспешил добавить: — В той части, конечно, откуда возвращались без потерь.

— Лекцию собрался читать? — не без иронии заметил Шлейсер. — Из таких мест, как известно, если и возвращались, то лишь экзоты. И у нас есть все шансы пополнить их ряды. Говори проще и по существу.

— Так я и говорю… — Снарт, похоже, был сбит с толку замечанием командора, поэтому надолго замолчал. Наконец, собравшись с мыслями, он продолжил: — Теперь, когда я вижу это, то не исключаю ничего из сказанного об этой дыре раньше.

— И чему ты отдаешь предпочтение? — Голос Сеты уже достаточно окреп; в ее серых необычайно красивых даже после уродотрансформирующего овердрайва глазах проснулся интерес.

— Поживем — увидим, — не стал углубляться в детали Снарт. — Скажу одно: окружающая нуменал область субстабильности растет. И мне это не нравится. Закладка этого TR-канала производилась по всем правилам — в пределах допуска инвариантного пласта космоса, откуда в любой момент можно переформатироваться. Почему мы оказались внутри метаконтура, для меня, например, полнейшая загадка.

— И вовсе не загадка это, — отозвалась на слова универсала Грита. — Объект живет, дышит. Что мы о нем знаем? У нуменала могут быть иные, неизвестные нам циклы, исчисляемые сотнями, а то и тысячами лет.

— Но наша программа планировалась на середину минимума, — напомнил Астьер.

— Накладка, — объяснила Сета. — Такое бывает. Сейчас важней другое. Как обстоят дела со связью?

— Связь в порядке, — объявил Шлейсер. — Готовлю первую передачу.

Вынужденная, а главное, преждевременная активизация вымотала кампиоров. Убедившись, что аллоскаф надежно «привязан» к фильере канала, а внешняя среда не оказывает на космиадоров негативного действия, Шлейсер прервал обсуждение и предоставил возможность каждому заняться, чем заблагорассудится. По правилам на реабилитационный период отводилось трое земных суток. Но при необходимости он мог быть продлен на неопределенное время. Обычно этого хватало. Нередко аллонавты даже раньше срока включались в работу. Но в тот раз (и это, пожалуй, был единственный случай) экипажу на восстановление сил была предоставлена целая неделя.

Пользуясь случаем, ожившие, посвежевшие, переборовшие цитострессовый синдром кампиоры старались с наибольшим авантажем проводить предоставленное для отдыха время.

Астьер, как всегда, большую часть времени проводил за клавиром управления аллоскафом, как бы примеряясь к тому, что вскоре предстояло исполнять.

Снарт был поглощен ловушками, пытаясь уже второй десяток лет разглядеть в шифровках годоскопов улыбку суперквазимерности. В тот раз у него, как никогда, были на то основания. В метазоне оказалось много частиц, в том числе и ультрарелятивистских. Это изобилие навело его на определенные размышления: больше частиц — больше сил отталкивания-притяжения между ними. И как следствие, отличная от известной природа гравитации.

Аина с Гритой часто собирались в лаборатории, где выращивали и консервировали запас микрокультур. Как ни странно, но даже здесь, в условиях развития гетероструктур несконденсированного мира, экипажу вменялось в обязанности расселять органические формы жизни. Правда, как это делать никто не знал, потому как ни планет, ни других спутников у нуменала не было.

В целом, все было как и должно быть, когда души, соприкоснувшись с чуждой укладу жизни альтернативой, пытаются сохраниться в неизменном виде, и путем скрепления генетических норм с новой явью, свыкаются с возникшими переменами и приспосабливаются к ним.

Шлейсер и Сета в те дни не разлучались. Будто предчувствовали разлуку.

Изучать нуменал и полярные ему потеки звездного крема брались все. Но в основном этим занимались Шлейсер и Сета как инфорт-навигатор.

Еще недавно Шлейсер относился к нуменальной теме, как к некому отвлеченному, не имеющему реальной основы понятию. Вокруг этой темы столько было наворочено всякой неверояти, что окажись вдруг это правдой, в мире не осталось бы ничего, что можно было бы увязать с детерминистскими законами.

С такими мыслями он летал к звездам, открывал планеты. И даже вид время от времени возвращающихся из «ниоткуда» экзотов или известия о бесследно исчезнувших экспедициях не могли заставить его думать иначе.

Но теперь, когда не кто-то, а он сам с партнерами оказался в преддверии квазистенциального гамбита, отношение к вопросу паратропизма, не говоря уже о непосредственных носителях проявлений метагенеза, существенным образом изменилось.

В памяти всплыли волнительные минуты, когда они впервые наводили телескоп в направлении загадочного астроформа. Тогда ему даже показалось, что «Ясон» оказался в объятьях Полифема, но не того, с которым столкнулся Одиссей, а другого, чудовищных размеров и с гигантским глазом-нуменалом во лбу.

В отличие от Снарта с его математическим складом ума, Шлейсер метакосм не понимал. Системы, где господствует засилье утративших явь физических законов, где на всех уровнях господствуют вероятностные процессы и где совершенно непостижимым образом расщепляется время, не стали ему ближе даже после посещения Анцельсы. Для него время везде текло одинаково. Это уже дальше разделялись судьбы, сердца, души… На долю каждого судьба отводила свою долю испытаний…

Еще тогда, как только артинатор отметил эффекты, несовместимые с законами оптики, он ощутил исходящую от ксеноида гипнотическую силу. И это ему не понравилось. Но, раз за разом возвращаясь к этой мысли, он уже предчувствовал проникновение в сознание чуждого своей психике космофизического начала.

Находиться в искривленном пространстве и сознавать это, было непросто даже для закаленных испытаниями кампиоров. Следствия квазиконтинуальности проявлялись во всем, начиная от разлада внутреннего состояния разведчиков и кончая изменением геометрии внешней среды.