Евгений Белоглазов - Нуменал Анцельсы

• Название: Нуменал Анцельсы
• Автор: Евгений Белоглазов
• Жанр: Научная Фантастика

Роман «Нуменал Анцельсы» рассчитан на читателя, разбирающегося в основах естественных наук. Форма повествования-смесь триллера и hard science fiction или просто «хард-сайенс». Действие происходит в будущем-во второй половине третьего Миллениума. Сюжет отражает шлих современной научной мысли. Рассматриваются вопросы о происхождении материи, пространства-времени, жизни.

---

— Никакой надежды на успех, — разочарованно вздохнула Грита, исследовав содержимое установленного Килениным накопителя витакинетических осцилляций. — С чего начинать, не знаю. Если здесь есть, или когда-то была жизнь, то она невидима, неслышима и неосязаема нашими детекторами.

— А что, если и нам поработать с «унипринаж-тестами» [106], — подала мысль возившаяся со своими заботами Сета. — Только по другой, не киленинской методике. — Она уже вдосталь насмотрелась на подступающий со стороны материка скаловорот и теперь с помощью пенетратора пыталась подыскать на бугристой каменной поверхности наиболее удобное место для установки сейсмодатчиков. Аина ей помогала, главным образом одним лишь только женщинам понятными советами, что обеих смешило до слез.

Грита была далека от причины веселья подруг и думала о своем. Являясь одним из опытнейших в системе ГУРСа экзобиологов, она уже понимала: Геонис оказался далеко не тем подарком, каким без проверки временем попытался представить его Киленин. Теперь в ее представлении складывалось так: планета, на которую возлагалось столько надежд, в конечном счете ничем не выделялась в кластере не единожды смоделированных исинтом ситуаций. Об этом же свидетельствовали и результаты многолетних наблюдений автоматов Киленина. Что же тогда искать?.. Где?..

В отличие от Гриты, Шлейсер был несказанно рад открывшемуся во всей красе, да еще и в стиле «гаргантюа» геопаноптикуму. Пока Сета с Аиной размещали аппаратуру и занимались разбивкой лагеря, он успел облететь окрестные предгорья.

Вывороченное временем на поверхность содержимое недр не могло не вызывать удивления. Проявления такого уровня кристаллогигантизма и супермасштабной минеральной конгломерации раньше ему не встречались. Район высадки слайдеров приходился на краевую часть крупного массива красноцветных гранитоидов, которые, что было характерным для Геониса, слагали большую часть планетарной коры.

Повсюду были разбросаны огромные более десятка метров в длину призмы берилла, бертрандита и что поразительно — кристаллы фенакита, содержащего бериллий до половины массы.

Минералогический парк с уникальной экспозицией — так можно было охарактеризовать царство редкостных пегматитов, рисунком напоминающих готическую фрактуру или искусную литоглифику. Массивы грейзенов. Скарны, набитые как булки изюмом неизвестной природы кристаллами. Огромной мощности и размеров жило-трубо-пластообразные тела с гнездами друз и скоплений самых что ни на есть экзотических минералов. Эти образования густо наполняли сложно дифференцированный породный массив и придавали местности сказочный вид, который, казалось бы, невозможно создать одними лишь природными силами.

Шлейсер не смог побороть искушение и, хотя это вряд ли бы понравилось Грите, решил ознакомиться с экзотическим антуражем поближе. Оценив наметанным глазом обстановку, он направил слайдер в проем между остатками метаморфизованной кровли интрузива, где поверхность в буквальном смысле устилали мегакристаллические вывалы.

Следовало ли соблюдать ту осторожность, о которой все время твердила Грита? Наверное, да. Потому как если бы здесь были какие-то признаки жизни, их легко можно было уничтожить, или по крайней мере нарушить сохраняемый здесь миллиардолетиями энергообмен. Но это на словах. На деле же многие вещи рассматривались под иным углом. Как-то мало верилось, что случайный выхлоп слайдера или еще что-нибудь подобное, может вызвать существенные изменения в местной экологии. Тем не менее, он скрупулезно выполнил предпосадочный норматив и только после этого ступил на край откоса, усеянного скоплениями разноокрашенного кварца.

День клонился к вечеру. По мере приближения к горизонту, меднокрасный диск Аксоли темнел и уже больше напоминал не предзакатное светило, а мангал с тлеющими угольями. В небе тоже наметились перемены. В палитре коралловых отливов зародились и стали быстро разрастаться пепельные тени, в результате чего противоположный солнцу край небосвода обрел грязно-красную с переходом в серые тона окраску. Дальний план просматривался достаточно четко. Правда, кое-где перспектива терялась в пригоризонтной дымке, фрагментами сменяющейся причудливо калейдоскопической вязью мрачноцветных облаков. В целом же пейзаж в сторону материка был везде одинаков: выщербленные горные пластины и лысые пики гольцов; линейные структуры типа ущелий; следы былых и недавних извержений.

Даже толком не разобравшись в специфике строения рудного поля, Шлейсер сообразил: здесь содержатся практически неисчерпаемые запасы ценнейшего сырья с концентрациями, о которых можно лишь мечтать. Открывшиеся факты свидетельствовали о древнем внедрении в кору дискондартных глубинных плутонов. Об этом прежде всего напоминали характерные для такого типа тектогенеза просадочные трещины и сопровождающие их швы, насыщенные рудным концентратом.

То, что окружало в тот момент кампиора, одновременно напоминало и развалины античных построек, и остатки ископаемого леса. На покрытой каменной крошкой поверхности в беспорядке лежали, а местами из гнезд во все стороны торчали огромные трех-четырех-шестигранные и более сложно модифицированные кристаллы. Чего тут только не было! Сросшиеся сдвойникованные агрегаты шпатов-ортоклазов; листы отражающих зеркально-слюдяной поверхностью свет флогопитов; кубы неотличимых от золота пиритов; актинолитовая зелень, иглы касситеритов…

Но больше всего впечатляли «гиперкарандаши» белых, желтоватых и зеленых бериллов. Устойчивые к выветриванию, они тысячелетиями накапливались и теперь походили на гигантские поваленные колонны или стволы окаменелых деревьев…

Он долго стоял у границы крупного, теряющегося в дальних отрогах жильного тела, и все не мог оторвать глаз от переливающейся радужными цветами кристаллической массы. Эклогиты! Спутники кимберлитов. А раз так, должны быть и алмазы.

Потом прикинул: опоисковать территорию труда не составит. Степень обнажения местности идеальная. Почвы и растительности нет, элювио-делювиальный чехол лишь кое-где прикрывает породные выступы.

Закатные краски аляповатыми мазками легли на обращенные к солнцу склоны. Смеркалось. Первородный ландшафт подернулся багрово-черной вуалью.

«Наверное, и на Земле когда-то так было, — подумалось под очередной то ли порыв ветра, то ли эруптив далекого вулкана. — И пожалуй не раз. Только опять же, вся эта красота разрушалась, уходила на переработку в глубины недр, не оставляя после себя ни следов, ни памяти. Так и человек со своими мыслями и планами: придет… уйдет… На том все и кончается…»

Наметившийся было философский настрой нарушил миарт. От него поступил сигнал о завершении сканирования доступных наблюдению участков рельефа. Далее он известил о выявлении в полутора километрах к югу характерных для данного типа формаций акцессорных комплексов.

«Похоже, здесь должны быть изумруды, — отметил Шлейсер. — Или на худой конец аквамарины. Пока не стемнело, надо прогуляться и если повезет — приготовить подарки». С этой мыслью он засек переданные миартом координаты, после чего перебрался на гранитный увал, где в отполированном ветрами кристаллическом субстрате, без всякой связи с составом, структурой, трещиноватостью тоже «плавали» приличных размеров берилловые «бревна», и заторопился к ярко-рыжей проплешине на соседнем склоне…

Следующий день начался с рутинной работы. Чтобы найти здесь то, чего вполне могло не оказаться, предстояло просеять триллионы бит неоднозначной информации.

Исходной предосновой «унипринажа», несмотря на крайнюю степень его ненадежности, считалось наличие в атмосфере кислорода, метана, аммиака, других связанных с жизнедеятельностью газов, и свидетельство того, что эти газы восполняются. В принципе, этого достаточно. Но вот найти прямые доказательства того, что такое восполнение происходит витагенным путем — задача в условиях потенциально преджизненных ситуаций практически невыполнимая. Оставались только косвенные методы, число которых составляло не один десяток, а суммарная эффективность — «ноль дым» процентов.

Почему экзобиологи вообще зацепились за Геонис? Что послужило причиной для развертывания здесь полномасштабной исследовательской программы?

Прежде всего, за планетой тянулся шлейф из истекающей в космос атмосферы, в котором были обнаружены углеродсодержащее комплексы, пусть и простые, но вполне достаточные, чтобы говорить о совершающихся здесь неких нетривиальных превращениях. Пользуясь случаем, панспермисты в очередной раз задудели в свои панспермистские трубы. Они быстро нашли аналогию между тем, что обнаружили на Геонисе и таким же атмосферным шлейфом Земли, где как известно, вследствие электростатической левитации микроорганизмов, то есть их способности наэлектризовываться и под воздействием электромагнитных полей преодолевать силы тяготения, на пылевых частицах обитают некоторые виды спор и бактерий. При этом они полностью игнорировали факт, что даже самые неприхотливые органоструктуры за пределами атмосферы не только не хотели размножаться, но и вскоре погибали. В тираж снова вышла гипотеза, что все живое и предживое может прижиться на других планетах, окажись те на пути распространения таких шлейфов. Может, посеянный этой возней ажиотаж и не вызвал бы в среде палео-неокосмологов резонанса, если бы во главе развернувшейся кампании вновь не выступил все тот же плутоватый энерготерик Зопплби, по инициативе которого они когда-то были засланы в злополучный пелленариум Фоггса. Впрочем, о Зопплби и его теории можно было думать что угодно, но Геонис и в самом деле заслуживал внимания экзобиологов. Плотность атмосферы, климат, набор химических соединений, планетарный геотектогенез — все это во многом сходилось с тем, что когда-то было на Земле. И потом — здесь была вода. Пусть даже не в таком количестве, как на той же Земле или Каскадене. Но именно та самая вода, без которой трудно вообразить структуру какой-либо формы жизни.