Анатолий Букреев - Эверест. Смертельное восхождение

• Название: Эверест. Смертельное восхождение
• Автор: Анатолий Букреев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-84417-3

Трагические события мая 1996 г. на Эвересте – это история столкновения запредельных амбиций, стальной воли, фатальных ошибок и небывалой самоотверженности. Международная экспедиция неожиданно обернулась катастрофой – и уникальной, не имеющей аналогов в мире спасательной операцией. Книга непосредственного участника восхождения, выдающегося альпиниста Анатолия Букреева подробно, день за днем, описывает ход событий. Она в деталях воссоздает историю, которая легла в основу блокбастера Балтазара Кормакура «Эверест». Восстановить полную картину того, что случилось на склоне высочайшей вершины Земли, помогают расшифровки записей переговоров альпинистов, а также воспоминания коллег и друзей Анатолия.

---

Заключив контракт с Букреевым, Фишер отправился в Данию. Теперь его главной задачей было набрать команду, которую весной можно было бы повести на Эверест. В Копенгагене Скотт собирался встретиться со своей хорошей знакомой Лин Гаммельгард. Лин было 34 года; она занималась медициной, юриспруденцией и очень любила альпинизм. Со Скоттом Лин встретилась в 1991 году в Гималаях, и с тех пор они регулярно переписывались. В своих письмах они писали друг другу о том, что их волновало: Скотт делился честолюбивыми планами на будущее, Лин рассказывала о своей жизни, устремлениях, интересе к альпинизму.

«С тех пор как мы встретились в 1991 году, – вспоминает Гаммельгард, – мы все время надеялись вместе сходить в горы либо здесь, в Европе, либо в Америке, на Аляске. И наконец, в 1995-м году представился подходящий случай».

Фишер предложил Гаммельгард пойти вместе с ним в экспедицию на Броуд-пик и покорить свой первый восьмитысячник. Но за время, прошедшее с их первой встречи, Гаммельгард решила больше не ходить на большие горы. С возрастом она стала по-новому смотреть на жизнь; приехав в Пакистан, она попыталась объяснить это Фишеру.

«Я поняла, что настало время прощаться с альпинизмом, – сказала Лин. – Мне хотелось иметь семью, детей, вести спокойную жизнь, а не ходить и дальше по горам».

Вместе с основным составом экспедиции Гаммельгард дошла до базового лагеря под Броуд-пик и там объявила о своем решении Скотту. «Для меня это был переломный момент. Я решила, что пойду с ними только до базового лагеря, а там посмотрю, хватит ли у меня сил отказаться от остального. В общем, это было взвешенное решение. Я взрослый человек; пришла пора становиться мудрее».

Гаммельгард твердо стояла на своем. «Но потом Скотт спросил меня, не хочу ли я пойти с ним на Эверест весной 96-го года». Без малейших колебаний Лин ответила; «Да!» Еще ни одна скандинавская женщина не поднималась на эту вершину, и Гаммельгард стала бы первой. Она мечтала об этом годами, и потому решила, что этого восхождения ей не избежать.

«Я отправилась домой, в Данию. Я не слишком серьезно отнеслась к предложению Скотта, все зависело от того, как у него пойдут дела на Броуд-пик. Если Скотт не взойдет на вершину, то и говорить не о чем. Поэтому я выжидала до тех пор, пока не узнала, что покорение прошло успешно. Тогда я начала искать спонсоров».

Фишер очень хотел видеть Гаммельгард в составе участников и предложил ей свою помощь в добывании средств. «Это была утомительная работа, – рассказывала Лин. – Непрерывные звонки по телефону, переписка, «раскручивание» своей кандидатуры, работа над имиджем в прессе и поиск спонсоров – по восемь-десять часов в день. Чтобы набрать необходимую сумму, приходилось тщательно продумывать общение и взаимодействие со средствами массовой информации».

В прошлый раз Фишер взял с Гаммельгард денег меньше положенного и был готов помочь ей и сейчас. Выглядел Скотт плохо. «На январь 1996-го у него была запланирована длительная экспедиция на Килиманджаро, – вспоминала Лин, – и все время после возвращения из Африки вплоть до экспедиции на Эверест у него было расписано по минутам. Слишком плотный график работы. То, как он выглядел, потрясло меня – Скотт был крайне истощен. И продолжал изнурять себя. Он был ослаблен, болен, в конце концов… Когда видишь своего друга в таком состоянии, пытаешься ему помочь. Я говорила ему: „Ты должен отдохнуть, тебе это просто необходимо. Полгода или даже год; тебе нужно восстановиться“. Но не так-то просто убедить взрослого человека. Он все время рвался вперед, очень многое брал на себя. И пока ему удавалось с этим справляться, ведь он был необычайно сильным, и физически, и морально».

Гаммельгард знала, что Скотт и сам пытался умерить свой пыл. После изнурительной экспедиции на Броуд-пик он ей написал: «Я должен научиться смирению. Я должен научиться смирять себя хотя бы для того, чтобы выжить».

В плохом самочувствии Скотта, по мнению Лин, во многом были виноваты окружающие: они хотели видеть в нем героя, и ему ничего не оставалось, кроме как соответствовать этому образу. «В Пакистане, во время похода к Броуд-пик, меня поразило отношение к нему других участников. Он был для них чем-то вроде сказочного великана, всесильного и не знающего страха. Они отказывались видеть в нем человека, оставить ему право на слабость, на ошибки. Поразительная слепота. Я все думала: „Почему они ничего не видят? Что это – американская болезнь?“ Компаньоны Скотта по бизнесу тоже никогда его не останавливали, не советовали успокоиться и передохнуть. Он был нужен им, чтобы делать деньги. Конечно, Скотт сам стал играть по этим правилам. Взрослый человек должен сам за себя отвечать».

* * *

6-го декабря я и еще девять казахстанцев поднялись по склону Манаслу до высоты 6 800 м. Здесь мы провели невероятно холодную ночь – температура воздуха опускалась до -40 °C. На следующий день мы достигли 7 400 м, и там, на площадке из плотно слежавшегося снега, разбили свой четвертый, самый высокий, лагерь. Отсюда должен был начаться штурм вершины. Ночную непогоду, когда ветер доходил до 60 миль в час, мы пережидали в двух четырехместных палатках. В каждую набилось по пять человек. В эту ночь даже в палатке воздух выше -20 °C так и не прогрелся.

На следующее утро альпинисты встали в четыре утра и начали готовиться к штурму, надеясь выйти не позже пяти часов. Теснота затрудняла сборы, и выход на вершину затягивался – поэтому решили стартовать по очереди. Однако было уже шесть утра, когда первые альпинисты начали подниматься по снежно-ледовому склону к вершинному гребню с нависающими карнизами. Между 10 и 11:30 утра восемь альпинистов взошли на вершину. Двое оставшихся – Михаил Михайлов и Дмитрий Греков – слишком устали и были вынуждены повернуть, не дойдя до вершины.

К двум часам дня восемь альпинистов, побывавших на вершине, спустились в четвертый лагерь. Там нас уже ждали Михаил Михайлов и Дмитрий Треков, которые вернулись раньше. Мы немного передохнули, согрелись и пошли дальше. Во время спуска к третьему лагерю я заметил, что многие из наших участников шли очень медленно и тяжело. Сказывалось длительное пребывание на высоте при таком холоде. К шести вечера восемь альпинистов были в третьем лагере, а Михайлов и Треков куда-то запропастились. Наверху, в четвертом лагере, они выглядели неплохо и вместе с нами готовились к спуску, но до третьего лагеря не дошли. Было уже темно. К нам поступали радиосообщения из базового лагеря, но полностью ситуации они не проясняли.

Затем нам передали, что, едва мы начали спускаться, наблюдателям из базового лагеря удалось в бинокли и телеобъективы разглядеть двух альпинистов, сидящих на крутом снежном склоне под четвертым лагерем. Должно быть, они переоценили свои силы и вскоре после старта в изнеможении остановились.

Получив сообщение о двух пропавших, мы с молодым казахским альпинистом Шафкатом Татаулиным отправились наверх, так и не успев согреться или выпить горячего чая. К прочим неблагоприятным условиям добавилась темнота. Мы боялись, что батарейки в наших налобных фонарях разрядятся прежде, чем мы успеем найти наших товарищей, и потому свет включали только изредка. Наконец, спустя три часа, мы нашли их сидящими на льду. У одного из них соскочили кошки [14] , и ему не хватило сил надеть их заново. Подняв ребят на ноги, я связался с ними одной веревкой. Мы с Шафкатом начали спускать их вниз, пробиваясь сквозь ночную тьму и дикий мороз. Температура тогда была примерно такой же, как в ночь перед восхождением.

Чуть выше третьего лагеря Букреев и Гатаулин встретились с двумя казахстанскими альпинистами, которые вышли к ним навстречу на свет фонарей и принесли в термосах чай. Завидев лагерь, Михайлов и Греков расслабились и с радостью принялись за горячий чай. Тепло, близость спасительных палаток ослабили внимание, и один из альпинистов, потеряв равновесие, соскользнул вниз. Тут же за ним последовал второй, а потом и Букреев вылетел на пятнадцатиметровый ледяной склон, обрывающийся гигантской стеной Макалу.

Рывком меня оторвало от ледоруба, которым я подстраховывал эту двойку, и потащило вниз. Мы пролетели метров двадцать, прежде чем нас задержала веревка – перед тем, как пить чай, я сделал станцию [15] и закрепил свой конец веревки. Никто из нас серьезно не пострадал, но я ухитрился потерять при падении свои рукавицы. За те пятнадцать минут, которые оставались до третьего лагеря, я успел обморозить руки, к счастью, без серьезных последствий.