Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

• Название: Забытые пьесы 1920-1930-х годов
• Автор: Татьяна Майская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Драматургия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0136-9

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

---

НОНА. Так ты и оденься.

СУСАННА БОРИСОВНА. Нельзя. Надо, чтобы он одевался лучше меня, тогда и мне можно. Я уж хочу просить твоего Казимира…

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ (являясь). Ну, Нона, нам пора.

СУСАННА БОРИСОВНА. А я как раз хочу вас, Казимир Францевич, попросить, и Ноночка тоже… Ноночка, ты тоже?

НОНА. Да, я тоже.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. О чем же? Что такое?

СУСАННА БОРИСОВНА. Поговорите, пожалуйста, с товарищем Мужичковым. Как партийца вас он, может быть, послушает. По-товарищески ему скажите или как там… по-партийному…

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. А что именно сказать?

СУСАННА БОРИСОВНА. Что нехорошо так… он со мной живет, а даже не зарегистрировался. Это, как там говорят… полное попрание человека в женщине. Не ком… не комэтично. Да, да, какая-нибудь советчица давно бы в женотдел заявила.

НОНА и КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ (вместе). Да, да. Действительно…

СУСАННА БОРИСОВНА. А потом, чтобы он жил так, как вы. И одевался бы лучше. И все остальное. Пожалуйста, очень прошу, очень…

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Так, понимаю. Только с ним страшно трудно разговаривать. Потом, вы, кажется, говорили, что он что-то записывал?

СУСАННА БОРИСОВНА. Да, да…

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Может быть, меня поэтому и спрашивали кое о чем. А о Поликарпыче вы ничего не слышали?

СУСАННА БОРИСОВНА. Поликарпыч? Это, кажется, его товарищ.

КАЗИМИР ФРАНЦЕВИЧ. Так. Тогда все понятно. Но для вас… (Играя.) Ноночка, не слушай, пожалуйста, когда я ухаживаю. Для вас… я устрою… Будьте покойны. Всего.

Целует ей руку. Скрывается.

МУЖИЧКОВ (являясь). А, здравствуй, здравствуй… Я ненадолго. Зашел перед поездом. На полтора дня в командировку.

СУСАННА БОРИСОВНА. Как, перед поездом?

МУЖИЧКОВ. А план, понимаешь! Прошел. Теперь скоро. Вот, брат, закрутим…

СУСАННА БОРИСОВНА (зевнув, без всякого выражения). Ах, ах, я так рада… Но, по-моему, ты непременно должен быть здесь. Совершенно невозможно, чтобы ты уехал.

МУЖИЧКОВ. А я, наоборот, даже заходить не хотел. У тебя здесь, оказывается, вся наша квартира. Я хотел уж назад, да заметили…

СУСАННА БОРИСОВНА. Что ж особенного, если квартира?

МУЖИЧКОВ. Неудобно, понимаешь. Станут говорить. Может узнать Прасковья Петровна, будет мучиться. А я не хочу, чтобы она страдала.

СУСАННА БОРИСОВНА. А если я тоже страдаю? И так страдаю, так страдаю… (Вытирает глаза.) Значит, ты допускаешь, чтобы я страдала, лишь бы она была покойна? Тебе она, очевидно, дороже, да?

МУЖИЧКОВ. Ну что ты, как можно? Я даже не понимаю теперь, как я это столько лет с ней жил. Честное слово. И чувствовал себя уже с одышкой… а случилось вот и, оказывается… просто от тебя во мне как зажглось все. Любопытно, любопытно. Куда девалась всякая усталость? Понимаешь, как наново жизнь увидел, честное слово! И жить хочется, вот как!.. Так бы вот, кажется, всю жизнь сгреб под себя и вроде поглотил бы ее всю… хотя, может быть, это нехорошо. Только тогда пусть осудит меня тот, кому за сорок во… И в его жизни не осень, и в последний раз у него не вспыхнуло любить — понимаешь, в последний раз и навсегда! Эх!.. Вот именно… Вот как, брат, кипит во мне… Тут не только один газовый, а кажется, всю бы жизнь перестроил. Любопытно, брат, любопытно. Просто ты лучше всякого эликсира. Хоть входи с проектом о выгодном для государства изобретении: всем уставшим — влюбиться… (Смеется.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Я тоже, тоже… Ты такой необыкновенный, исключительный, и я так… так… (смеется с хохотком), но… все должно кончиться… Я вынуждена перебраться куда-нибудь в глушь.

МУЖИЧКОВ. Как, перебраться? Почему вынуждена?

СУСАННА БОРИСОВНА (невинно). Денежными обстоятельствами.

МУЖИЧКОВ. Что ж ты молчала? Может быть, я могу помочь?

СУСАННА БОРИСОВНА. Что? Никогда. За кого ты меня принимаешь? Я порядочная женщина. Или как это?.. (С жестом.) Свободная женщина, и не могу допустить, чтоб ты со мной сошелся и у тебя были бы от этого денежные последствия.

МУЖИЧКОВ. Тогда я настаиваю.

СУСАННА БОРИСОВНА. Нет, нет, ни за что.

МУЖИЧКОВ. Гм… вот чудачка… а если мне гораздо дороже тебя потерять? Ты вот говоришь, что все для дела. А для дела как раз и выгоднее, чтобы ты тут осталась.

СУСАННА БОРИСОВНА. A-а… раз для дела выгоднее и ты настаиваешь… Ты же знаешь, раз для дела и ты хочешь, я все могу, решительно все.

МУЖИЧКОВ. Ага, ну вот и ладно. Только мы займемся этим потом. Мне на поезд… (С часами.) Опоздаю…

СУСАННА БОРИСОВНА. Успеешь… хоть несколько еще минут… Я так давно тебя не видела! Ах, ах… А знаешь, почему бы всем обозным кобылам, даже клячам, не родить рысачков?

МУЖИЧКОВ (садясь). А и в самом деле.

СУСАННА БОРИСОВНА (обрадованно). Да, да… (Украдкой следит за своими часами.) А между прочим, скажи, пожалуйста, почему у тебя до сих пор рубашки из серенького? Гораздо приятнее и не дороже белые. И костюм тоже — дешевый носить могут только богачи. Это так понятно.

МУЖИЧКОВ. Э, было бы чисто, и ладно. Это делом не требуется. Конечно, все это первая необходимость культурного обихода и прочее, и так далее. Только лиха беда начало. Или, как говорится, коготок увяз, всей птичке пропасть. Вместе с ростом культурных запросов потребуется и жалованья больше.

СУСАННА БОРИСОВНА. А разве это плохо? Получают же другие партмаксимум{272}, почему же тебе этого нельзя?

МУЖИЧКОВ. Ну, это полезь только. Мне кажется, потребуется и карьеризм, и выслуживание, и чиновничество, и шкурничество. А впрочем, я пошел, пошел…

СУСАННА БОРИСОВНА. А насчет полей орошения знаешь что?

МУЖИЧКОВ. Да, да?

СУСАННА БОРИСОВНА. Почему бы не устроить смешанного предприятия? И с полями орошения, и с утилизационным заводом.

МУЖИЧКОВ. Это любопытно, любопытно. Надо подумать.

СУСАННА БОРИСОВНА (смотрит на часы и прячет их назад, чтобы не видел Мужичков). Все же странно. Казимир Ноны получает тоже партмаксимум, и почему-то ничего. Наоборот. Нона говорит, что Казимир делает все так, как делают другие. А если это делают все — значит, так следует. Зачем же тебе быть исключением? Идти против большинства. И поэтому… как это?.. Уклон{273}. А мне это далеко не безразлично. (Важно.) Поскольку интеллигенция идет теперь в вэ-ка-пэ{274}, а в том числе, значит, и я…

МУЖИЧКОВ. Ну, я пошел. Или опоздаю. Придется всю ночь канителиться и утром ехать.

СУСАННА БОРИСОВНА. А что ж, действительно, тебе гораздо лучше ехать утром. А это время побыть со мной. А? Мне так хочется, чтобы ты побыл со мной… пожалуйста, останься… милый…

МУЖИЧКОВ (хмурясь). Я не люблю, чтобы дело страдало. Дело — прежде всего.

СУСАННА БОРИСОВНА. Хорошо, хорошо… (Следит за часами.) Зайдем лишь сюда, идем… (Смеется с хохотком.) Идем… милый, милый…

Скрываются направо.

ПРУТКИС (следом за Варей). Слушай, я не понимаю, почему ты здесь?

ВАРЬКА. А ты?

ПРУТКИС. Я? Ну, я!.. Я, потому что ты.

ВАРЬКА. А я потому… узнала, что Мишка тут, и я вот…

ПРУТКИС. Эх, опять Мишка!.. Я же тебе говорил, плюнь ты на него. Ты ему надоела. Он теперь здесь пропадает.

ВАРЬКА. А ты почем знаешь?

ПРУТКИС. Как почем? А может быть, я даже видел… (Смеется.)

ВАРЬКА. Что видел? Что?

ПРУТКИС. А хотя бы… как они целовались.

ВАРЬКА (опускаясь). Не может быть!

ПРУТКИС. Тебе проучить его надо. Обязательно ты должна на него в Контрольную комиссию. Там вставят ему удила…

ВАРЬКА (ничего не замечая). Как же так? Неужели у него никакой жалости?

ПРУТКИС. Эх, Варечка, так же и я могу тебе сказать. Неужели у тебя тоже ко мне никакой жалости? Я все надеюсь, Варечка. Или к чему тогда жить?

ВАРЬКА. Как, к чему? Не в любви же только жизнь?

ПРУТКИС. А если в ней только? Все родится, чтобы процвести, дать плод и умереть. Но где же мой цвет и плод? Разве я виноват, что я урод, а Мишка красивый? Чувства-то ведь у нас одинаковые, одинаковые! Почему же ему все, а мне ничего? Какое же это равенство, если я люблю тебя, а ты другого, а другой третью? Сплошное мучение… Эх… видишь, незачем жить. И так больно. Я повешусь, честное слово, повешусь. Конечно, глупо даже рассчитывать на твои чувства.