Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов

• Название: Забытые пьесы 1920-1930-х годов
• Автор: Татьяна Майская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Драматургия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0136-9

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

---

ВАРЬКА. А знаешь, что я тебе скажу? Не разводи, брат, демагогии.

МУХОДОЕВ (являясь с бокалом). А, Варечка… (К Пруткису.) Извиняюсь, мне кое-что сказать Варечке.

ПРУТКИС, хмурясь, отходит, потом ехидно выходит.

Может быть, передумали, Варечка, в последний раз? И у частника Муходоева будет это последним аккордом. Или вы, может быть, думаете, что частник Муходоев не человек даже? Но тогда пусть кто другой развернет грудь и покажет, что он больше страдает. О… вам смешно, что у Муходоева тут не грудь, а рана сплошная и море слез, оттого что жить нечем, поверьте совести. К чему теперь капитал? Когда у жизни, извините за выражение, интерес выхолощен… Одним словом, не жизнь, а черт-те что. Пересадка желез социализма. Кроме партийности — ничего. Вот мне и хочется хоть кусочек самоутешения. И вам польза. Обоюдный марксизм. Купили бы мы себе квартирку. Только вместо ковров всяких и цветов мне чтоб была ваша головка в красном платочке, и все было бы как в ячейке. И я бы к вам приходил, как секретарь, без всяких шуров-муров, поверьте слову. А вы бы пришли это с собрания, и я бы вам: «А знаешь, Чемберлен{275} так-то и так-то, а мы должны так-то и эдак-то». Хорошо! Выходило бы, что я вроде как через вас тоже бы управлял в партии… (Смеется.)

ВАРЬКА. Убирайтесь-ка вы ко всем, поняли?

МУХОДОЕВ. Понял. Точка. Кончено. Аккорд прозвучал, как говорят ученые. Решено и подписано. Был Муходоев и нет Муходоева, конец…

Бросает бокал, быстро выходит.

МИШКА (заглядывая). Ты одна? А мне сказали, что ты тут кое с кем…

ВАРЬКА. Я-то ни с кем, а ты-то тут с кем? Нам, выходит, нельзя пудриться, и к нам можно ходить по необходимости, а к напудренным по влечению… И за напудренными вы ухаживаете, а с нами вам сойтись, все равно что щей похлебать. Эх, ты… лучше, значит, не та, которая в партии, а у которой рожа смазливая?

МИША. Что ж, бывает и так. Иная хороший товарищ, а целоваться с ней не хотят. Не рационально.

ВАРЬКА. Что? Как же это так? Выходит, чувства наши — такая же стихия, как тысячу лет назад.

МИША. Хуже. Вся контрреволюция теперь в быт сползлась. Особенно в эту любовь дурацкую. А бороться приходится в одиночку. Жуткая штука. Понимаешь? (Оглядывается, тише.) Мне уж кажется… а что если, пока настанет международная революция, сюртучки и галстуки нас разложат? [И выйдет: мы победим и кончимся, а они останутся… (Еще тише, в страхе.) Или это откуда-то во мне оппозиция, а? Я уж боюсь… очень нерационально.

ВАРЬКА. Что же ты раньше мне этого не говорил? А когда до дела дошло, ты в оппозицию полез. Эх, ты… как обидно, досадно…] кричать хочется… бить все, и себя, себя… Я оказываюсь такая дура… Поверила тебе. А теперь ты сюда ходишь.

МИША. Я тут по делу.

ВАРЬКА. Как, по делу?

МИША. Очень просто. Отец тут…

ВАРЬКА. Ну?

МИША. Ну, вот и ну…

ВАРЬКА. А тебе что?

МИША. Как, что? Мать узнает — мучиться будет. Да и сам он обалдел, старый, новорожденным ходит. Вот я думал, думал и придумал, понимаешь, очень. Подстроить так, что будто бы я тут. Не станет же он, старый хрен, отбивать у сына, а? Здорово?

ВАРЬКА. Так, так. Ври больше. Втирай очки. И старуху-мать даже приплел. Только я больше не дура. Выходит, ты целуешься тут тоже по делу? Я все знаю. Мне говорили и видели, что ты тут целуешься. Только тебе это так не пройдет.

МИША. А что же ты, кислотой обливать будешь или стрелять?

ВАРЬКА. А ты этим бы отделаться хотел? Нет, я в ячейку, все выложу и объясню. Там не допустят, чтобы товарищ, молодой еще, дурной, и по неопытности был в расплате, а другой бы в это время с новой наслаждался. Дрянь ты, сволочь!

МИША. Совсем ты сдурела!

ВАРЬКА. Сам ты сдурел! Хуже всякого частника ты. Никакой ты не комсомолец…

МИША. Что? Личные отношения между нами могут быть всякие, но как партийцы мы должны быть товарищами. И ты еще в таком месте позволяешь себе говорить о ячейке. Я призываю тебя к порядку!

СУСАННА БОРИСОВНА (входя). Что за шум?

ВАРЬКА (к Мише). Ладно, я тебя тоже призову к порядку. Только в Контрольной комиссии.

МИША. Ну и дура, что больше сказать.

Уходит.

СУСАННА БОРИСОВНА (к Варьке). Ах, милочка, успокойтесь, неудобно так шуметь.

Не обращая внимания на Варьку, пудрит нос, смотрится в зеркало.

ВАРЬКА разглядывает ее кругом.

ВАРЬКА. А зачем это вы чужих парней отбиваете?

СУСАННА БОРИСОВНА. Я? Парней?

ВАРЬКА. Ну да, Мишку вот. Вам он для развлечения, а мне от этого плохо.

СУСАННА БОРИСОВНА. Ах, вот что? Я не понимаю, как это — отбивать? Это, может быть, по-вашему, женщины отбивают мужчин и берут их? А по-нашему, мужчина должен ухаживать за женщиной. И вообще странно. Вы — партийные, и вдруг среди партийных появляется беспартийная, даже буржуйка, и начинает распоряжаться горем и радостью партийцев… смешно… (Смеется.)

ВАРЬКА. Не смейтесь… Я не позволю! Вы над всеми нами смеетесь.

СУСАННА БОРИСОВНА. Ах, милочка, вы совсем дитя. Что значит — над нами? Мужчины остались мужчинами. А если они вам говорят иначе, не верьте этому, врут. Видите, мне следовало бы с вами быть врагом. Вы ведь хотите уничтожить женщину, то есть меня уничтожить, меня?.. Но я не злая. Хотите, я дам вам даже совет! Прежде всего, милочка, хоть это и банально, и пошло, но и раньше и теперь мужчинам нужна пикантная рожица и шикарные ноги. А все остальное… так… материя, модный журнал и приятный разговор.

ВАРЬКА. Неправда! Это проституция! Неужели же кругом все так? Что же это такое? Где мы находимся? В какой стране? Я не верю. И слушать не хочу, не хочу!

Выскакивает, хлопнув дверью.

ПРУТКИС (являясь). Кто это Варьку здесь обидел, что она выскочила так?

МИША (в дверях). А вам какое дело?

ПРУТКИС. А такое, что если вы будете с Варькой разговаривать, то я сумею с вами справиться, и… (в сторону Сусанны Борисовны). Чик… (Раскланивается.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Как, что такое? Сам вы чик. Вас пригласили как порядочного человека, а вы хамите.

ПРУТКИС. Это так… по-советски. А по-русски — честь имею кланяться… чик… (Скрывается.)

СУСАННА БОРИСОВНА (хохочет). Очень недурно. Кажется, все разошлись. (Ложится на диван.) Вы меня извините, Мишенька… я полежу, а вы расскажите, чем вы живете, как?

МИША. Ну, это… дела партийные, не к месту…

СУСАННА БОРИСОВНА. Ах, так?.. Тогда и я могу сказать: ваши ухаживания тоже не к месту.

МИША. Я комсомолец — и все понятно.

[СУСАННА БОРИСОВНА. Вы так говорите: «я комсомолец», как в старое время говорили: «Я дворянин». Или: «Я патриций!»

МИША. Конечно, у всякого времени свои патриции. Вы только думаете, что всякому времени нравитесь.

СУСАННА БОРИСОВНА. Что-о?]

МИША. А что это отец показался у вас, и не видно?

СУСАННА БОРИСОВНА. Он на вокзал уехал, но опоздает, вероятно, к поезду. И, кстати, имейте в виду, он скоро должен быть здесь.

МИША. Да ну? Очень рад. Это хорошо.

СУСАННА БОРИСОВНА. Хорошо? Не понимаю?

МИША. Очень хорошо. Вы такая… это… всякому времени нравитесь.

СУСАННА БОРИСОВНА. Да? А скажите, что сильнее, партия или любовь?

МИША. Странный вопрос. Я уж говорил… любовь — общественное отправление.

СУСАННА БОРИСОВНА. Значит, вы ходите к нам лишь делать свои общественные отправления?

МИША. Конечно, рационально.

СУСАННА БОРИСОВНА. Врете, врете. Из-за любви вы делитесь и на классы. Вам, например, нужно любить Варьку, а вы ко мне. Чувству не прикажешь… (Хохочет.) Выбирайте вот: если партия сильнее — убирайтесь… а любовь — можете остаться.

МИША. Я… нельзя так ставить вопроса.

СУСАННА БОРИСОВНА. Любовь или партия?

МИША. Что вам сказать? Когда целуются, тогда говорят, что на язык лезет. А потом смеются и забывают.

СУСАННА БОРИСОВНА. Да, вы правы. Вы — партия, а я — любовь. Ступайте сюда… застегните мне туфлю…

МУЖИЧКОВ (в дверях с часами в руках). Опоздал!

МИША, будто бы не заметив его, кидается к СУСАННЕ БОРИСОВНЕ.