ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы

• Название: Уроки тьмы
• Автор: ЛюдМила Митрохина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906784-79-7

Книга Людмилы Митрохиной «Уроки тьмы» включает в себя полный текст книги «Золотое сечение судьбы», освещая жизненный и творческий путь незрячего художника. Книга затрагивает темы как художественно-эстетического плана, так и морально-этического, через трагическую судьбу ослепшего художника, сумевшего преодолеть тотальную слепоту, принять её как неизбежность, чтобы посвятить себя полностью творчеству и спорту, открыв вторую удивительную жизнь в пространстве тьмы. В книгу также включены рассказы о людях трудной судьбы, о бездомной собаке, дневниковые записи «Мыслей ни о чём», а также затронута тема современных жизненных и нравственных проблем городской женщины в монопьесе «Протечка» и поэме «Исповедь гардеробщицы». Творчество автора направлено на гуманность, человеколюбие и духовную поддержку тем, кто в ней нуждается.

---

Внезапно в вечернее время при передвижении у него появились какие-то новые ощущения. Проходя мимо стены, дерева, даже небольшого узкого ствола, он чувствовал, что у него сжимается перепонка уха, появлялось ощущение давления от какого-то препятствия, которого он не видел, но явственно чувствовал. И это существенно помогало ему в передвижении. Но почти одновременно с этим появились первые признаки понижения слуха. Институт уха, горла, носа поставил диагноз – невроз слухового нерва, или тугоухость, которая не подлежит лечению. Врач института, рассматривая его медицинские документы, удивлённо расспрашивал о «синдроме Ушера». Но если врач института не мог знать о такой болезни, то что же мог сказать ему он? Правда, через несколько дней ему разъяснили, что «синдром Ушера» является редким и неизлечимым заболеванием. Человек полностью теряет зрение и слух, но болезнь также может отрицательно влиять на вестибулярный аппарат и речь. У всех это происходит по-разному: дети могут родиться полностью слепыми или слепыми и глухими сразу; кто-то постепенно теряет зрение, потом слух, или наоборот. Болезнь мало изучена, только в настоящее время приступили к её изучению.

Олег, очнувшись, вынырнул из своих воспоминаний, вытащил кассету из диктофона, перевернул, нажал на кнопку «Запись» и произнёс: «Вторая дорожка первой кассеты». Через несколько секунд продолжил:

«В 1975 году я стал инвалидом третьей группы по зрению с правом работы по профессии. С таким узким полем зрения я ещё мог работать мультипликатором в определённом кадре – 2x4, 3x3 сантиметра, не более. В справке было написано: «Может работать с уменьшенным объёмом работы, исключая вечерние часы, по усмотрению администрации». Я мог потерять пятьдесят процентов своей зарплаты. Надо отдать должное администрации и коллективу телевидения, особо начальнику мультицеха Борису Дмитриевичу Курбатову, который разрешил мне работать дома с полной нагрузкой без потери зарплаты. На работе я появлялся только в дневные часы, чтобы сдать, принять работу, провести всевозможные консультации, смотры, съёмки. Зарплата осталась прежняя, пока я справлялся со всем объёмом работы.

Сейчас я с большой радостью вспоминаю весь свой 25-летний творческий путь на телевидении, где меня окружали интересные доброжелательные люди, имевшие художественное образование – среднее, высшее или то и другое вместе. А мне так этого не хватало! Я до сих пор, даже находясь в тотальной слепоте, сожалею, что не смог получить эту профессиональную подготовку. Поэтому мне приходилось изо всех сил доказывать всем и себе самому, что я имею право работать на уровне с моими коллегами, не отказываясь ни от какой работы. Всё делал качественно и в срок.

Ни одна передача не была сорвана по моей вине, мои работы были не раз отмечены как лучшие. Я постоянно самообразовывался, подтверждая свой уровень, работая наравне со всеми.

Шли годы. Вадику исполнилось одиннадцать лет. И я решил приобщить его к серьёзным спортивным нагрузкам, включая утренние физзарядки. На лыжах зимой мы семьёй катались постоянно в Пискарёвском лесопарке. И вот, сделав утреннюю физзарядку, мы в один из дней пошли с сыном в лесопарк на первую пробежку. После этой пробежки я еле-еле приковылял домой, совершенно разбитый и расстроенный. Мне было тогда только 39 лет, а я уже не мог взять короткую дистанцию и пробежать с сыном на уровне. Решение пришло молниеносно – не сдаваться, взяться за тренировки, изменить образ и ритм жизни во имя физического здоровья, без которого, как я понимал, мне не выжить в будущем.

На следующий день я пошёл в библиотеку, набрал кучу литературы, проштудировал её дома, сделал записи, выписал дополнительно журналы и стал вести спортивный дневник, фиксируя нарастающие нагрузки и достижения до настоящего времени. Я забыл о простудных заболеваниях, убрал лишний вес и избавился от лени. Свою жизнь я стал представлять каким-то поединком на ринге. С одной стороны – наступающая зловещая слепота, с другой – крепость духа, упругость мышц и лёгкость на любых дистанциях.

После года совместных тренировок с Вадиком сын поступил в высшую школу спортивного мастерства имени Алексеева. Бегал он на средние дистанции, лето проводил в спортивных лагерях, ездил на сборы в Карпаты, откуда присылал домой открытки с письмами, в которых рисовал интересные картинки цветными шариковыми ручками. Но после 8-го класса он отказался идти в специальную спортивную школу. Вадим выбрал морское ПТУ. Но наши занятия не прошли даром. В армии он совершал марш-бросок легко, с запасом физических сил, в отличие от ребят, которые валились от усталости на землю. Сын часто писал нам и благодарил меня за физическую подготовку, без которой солдату очень трудно.

А я продолжал свой бег и тренировки, но уже один. К приходу сына из армии я со своим другом по бегу Геннадием Сидоровым уже бежал классический марафон. С Геннадием, военным врачом, я познакомился ещё в 1984 году в спортивном клубе «Спартак», возглавляемом Олегом Юлиановичем Лосем. Именно тогда мы задумали с ним подготовиться к настоящему марафонскому пробегу длиною в сорок два километра сто девяносто пять метров, что и выполнили через два года, пробежав вдвоём Сестрорецкий марафон с небольшим разрывом во времени в мою пользу.

Сын готовился поступать в институт. А мое зрение становилось всё хуже и хуже. Я узнал об открытии лаборатории по изучению пигмента дегенерации сетчатки при Московском институте глазных болезней имени Гельмгольца. Дважды ездил в Москву в институт, но результат был нулевым. Впервые в Москве посетил Третьяковскую галерею и Музей изобразительных искусств имени Пушкина…»

Раздался телефонный звонок. Олег остановил запись и заторопился к телефону.

– Наконец-то, – произнёс он. – Должно быть всё хорошо, сердце подсказывает. Сейчас, сейчас, Вадик, дорогой, иду уже, потерпи… Алло, Вадик, я слушаю! Ты из больницы?.. Кто это?.. Плохо слышу. Говорите громче. Да, да, сейчас хорошо… Не может быть, это здорово!

Я ждал. На средние дистанции меня устраивает. Могу заплатить… Я не хотел вас обидеть, что вы! Нет, нет, всё отлично, всё хорошо, буду ждать вашего звонка. Я сам доеду до Технологической, всё возьму с собой. Забег через три дня – знаю. Спасибо, ничего не надо. Надеюсь. Договорились, ровно в десять у метро на выходе. Время ещё есть. Запомнил. Спасибо. До встречи.

«Ну вот, проблема с лидером разрешена, скорее бы сын позвонил. Дай Бог дожить до забега, обнять Валюту и с лёгким сердцем на трассу», – подумал Олег, открывая дверь балкона.

Ему захотелось вдохнуть полной грудью свежего воздуха, почувствовать порывы ветра в предвкушении долгожданного очередного забега. Он уже видел себя бегущим за лидером в общей спортивной колонне, слыша отдалённые голоса, шум автомобилей, выкрики случайных зрителей и организаторов. Каждый раз в забегах он ощущал небывалое чувство единения с людьми, все были объяты одной целью, двигались в одну сторону, даже дышали как-то в унисон. Пропадало острое чувство одиночества, какой-то отверженности, отстранённости от той первой жизни, которую он потерял из-за слепоты.

Бодрящий осенний ветер срывал с деревьев последние сухие листья и разбрасывал их щедрой рукой куда придётся. Олег почувствовал на лице прикосновение листа, схватил его в руки, прошёлся по нему пальцами и определил, что это его любимый кленовый лист. Он приложил его к губам, вдыхая пряный запах шальной свободы. Как он любил лес и тосковал по нему! Только там, в лесной тишине, он мог полностью погрузиться в себя, отключиться от ненужных мыслей, дать голове покой, а душе – умиротворение. Ощупывая прилетевший к нему листочек, он пытался угадать, какого он цвета и оттенка. Сказочная палитра осенних листьев жила в нём зелёной, жёлтой, красной, бурой красками. Ему казалось, что листочек слишком тонок, значит, в нём застыли зеленовато-жёлтые цвета с красными вкраплениями. Бурые листья почему-то толще, плотнее. Может быть, это из-за внезапных ночных заморозков? Как жаль, нет Валюши рядом, а то бы они сейчас поспорили. Только в самом конце она бы ему сказала, какого цвета этот листочек.

Взяв с собой кленовый лист, Олег ушёл с балкона.

Неожиданно он вспомнил свои рабочие флаконы с цветной тушью на столе в мультицехе. Последнее время, до полной потери зрения, он заметил, что стал путать цвета синий с зелёным, красный с коричневым и другие. Пришлось все флаконы с тушью подписывать. А тут ещё и катаракта стала созревать, размывая очертания предметов. Даже днём стало проблематично добираться до работы и обратно домой. Солнце стало резко раздражать и слепить глаза.

Тающее с каждой минутой зрение заставляло его ускорять темп жизни. Он старался не терять ни одной минуты впустую. Занимался спортом, рисовал, писал, ходил по городу в поисках новых впечатлений, цепляясь уплывающим зрением за городские пейзажи, лица прохожих, за сады и парки, за поющих и чирикающих птиц, за изменчивое волнующее петербургское небо, за всё, что давало импульс творчества, а значит – жизнь.