Осип Назарук - Роксолана

• Название: Роксолана
• Автор: Осип Назарук
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-5460-5, 978-966-14-5185-7, 978-5-9910-2414-3, 978-966-14-5464-3, 978-966-14-5461-2, 978-966-14-5463-6,

При дворе султана ее называли «хасеки Хуррем», то есть «мать наследника престола» и «та, которая дарит радость» – в Европе она известна под именем Роксолана. Настуся, пленница из Украины, была куплена на одном из многочисленных невольнических рынков Османской империи для гарема султана Сулеймана Великолепного. Ей удалось стать любимой женой повелителя и приворожить его настолько, что он бросил к ее ногам всю свою державу…

Книга также выходила под названием «Роксолана: Королева Востока».

---

Настуся задумалась, но вовсе не о женах падишаха. Ум ее, который итальянец Риччи сумел увлечь делами государственными, устремился совсем к другому, и она спросила:

– Не сказано ли там и о том, что станет с державой Великого Султана?

– Все, что предначертано, то и предсказано трепещущей душой вещих людей, – туманно ответил Абдулла. И добавил печально: – Когда свершится круг времен под вечным оком Аллаха, тогда народ наш вернется туда, откуда пришел, исполнив свое предназначение в борьбе с безбожными нессараг[63]. И путь его снова будет лежать на восход солнца, а во главе встанут кровавые вожди без роду и племени, лишь с горящим углем в зубах…

Помолчав еще мгновение, Абдулла закончил:

– Как всякий человек, так и каждое племя имеет свой кисмет[64], жестокий и неотвратимый, и не ускакать от него на коне, и не уйти по морю на самой быстрой галере…

Произнес он это с такой уверенностью, словно читал из священной книги Корана. Ни на миг не омрачила его глаза тень сомнения. Всем своим обликом и выражением лица он словно говорил: чему бывать, того не миновать. И даже Сулейман Великолепный не сможет остановить шагов судьбы. Кисмет…

2

Смятение, вызванное известием о смерти старого султана и вступлении на престол нового владыки, не утихало, а, наоборот, усиливалось с каждым днем. Охватило оно и портовую часть Кафы. Из степного Крыма гнали на торжище огромные табуны коней, стада скота и множество пленников. Спрос на них был огромный. Чиновники и начальники всех рангов приценивались к этим товарам, готовя дары еще более высоким чиновникам и начальникам, чтобы не выйти из милости в пору грядущих перемен. Каждый хотел усидеть на своем месте, а при благоприятном случае – подняться на ступеньку выше.

Учеба в школе невольниц почти совсем прекратилась. Чуть ли не ежедневно сюда наведывались знатные люди и богатые купцы, для которых выставляли на обозрение весь «товар» – во всевозможных одеждах, а порой и полуобнаженными. Однажды Настусю чуть не купил какой-то анатолийский паша, но сделка не состоялась из-за слишком высокой цены, а генуэзец не пожелал уступить ни гроша.

Не прекращались уроки только в «женской школе». Науку обольщения вколачивали в невольниц с еще большим усердием, чем обычно. И еще учили одеваться со вкусом, правильно подбирать цвета нарядов, украшать покои, складывать, как должно, кашмирские шали и дорогие покрывала из Мосула и Дамаска. Обращение с невольницами стало необыкновенно суровым: за малейшую ошибку били палками, закутывая тело в плотную ткань, чтобы ненароком не поранить. Кормить стали обильно, как никогда.

Среди всей этой суеты, когда жизнь каждой из них в любую минуту могла измениться к худшему, без особого шума решилась судьба молодой польской шляхтянки. Ее уже одевали для «смотрин», а подруги почти безучастно следили за этой процедурой. Все уже знали, что снова приехал старый паша.

На прощание Настуся шепнула девушке в утешение:

– Не бойся! Он покупает тебя не для себя, а в дар кому-то другому. Может, достанешься молодому мужчине…

– Ох, нет, – ответила несчастная. – Паша этот уже одной ногой в могиле и ни в чьей милости не нуждается. Для себя он меня присмотрел, и кто знает, сколько еще проживет!

Тут появились и армянин, и старый купец Ибрагим вместе с генуэзцем – еще раз напомнить невольнице, чтобы старалась, как учили, понравиться богатому паше.

– Иначе худо придется тебе, – добавили они в один голос, чтобы запугать остальных девушек.

Полька, памятуя прежние издевательства и побои, точас выпрямилась, вскинула голову и принялась бросать сквозь слезы призывные взгляды и двигаться так, как ее учили. А уже через час она ехала к пристани в крытой повозке вместе с полуживым старым турком в качестве его собственности.

Настуся проводила свою землячку сочувственным взглядом, так как и сама не знала, что может случиться с ней самой уже завтра.

– Бедная Ванда, – шепнула она своей приятельнице Кларе. – Ведь у нее на родине остался муж!

Клара не ответила ни слова – до того она была взволнована и встревожена.

Их – ее и Настусю – назначили в одну партию, и не известно было, что еще им предстоит…

3

Генуэзец, Ибрагим и армянин расхаживали по саду, о чем-то советуясь. Невольницы, затаив дыхание, следили из окон за каждым их движением, ловили каждую перемену в выражениях лиц. Знали, что именно сейчас торговцы решают их судьбу, но на таком расстоянии нельзя было разобрать ни слова.

Еще накануне вечером им сообщили, что завтра всех учениц школы повезут на продажу. Но что означало это «повезут», не знал никто. Возможно, им предстоит путешествие по морю в Цареград, где спрос на красивых невольниц был особенно высок. Поговаривали о том, что сопровождать их будет старый Ибрагим. Как бы там ни было, все они окажутся на Авретбазаре[65], иначе и быть не могло.

Настуся не спала целую ночь. Не спали и ее подруги. Вспоминали прошлое, думали о будущем.

Ранним утром принесли им красивые наряды и приказали надеть. А потом построили в ряды и повели всю школу к пристани, где их ждали лодки, чтобы перевезти девушек на большую галеру. Присматривать за ними должны были все те же – старый Ибрагим и купец-армянин, и Настуся невольно вспомнила первые дни своего пребывания в Крыму. Оба вели себя по-доброму – должно быть, не знали еще, куда какая из них попадет и не пригодится ли в будущем знакомство с ними. С купцами ехал также и брат генуэзца.

Галера долго стояла на рейде. Видно, поджидая кого-то. И только под вечер снялась с якоря.

Настуся не без сожаления смотрела на город и здание, где столько пережила, столько передумала и перечувствовала.

Прохладные сумерки коснулись нежными перстами тихих морских вод и заплаканных глаз молодых невольниц.

Какая доля суждена каждой из них? Одним лучше, другим хуже – может, их везут в страшные, даже по слухам, дома наслаждений в Смирне и Дамаске, в Марокко и Самарканде… Но даже с этим нельзя было сравнить душевную боль, которую они испытывали. Поэтому и касались вечерние сумерки своими нежными перстами их заплаканных очей. И вдруг – невольницы печально запели. Голоса их звучали, как крики чаек. Песней прощались они с берегами Крыма и мрачным городом Кафой…

Такова уж натура человеческая: жалеет она о том, что пережито, даже если и не было в том ничего хорошего, потому что боится той неизвестности, что ждет впереди.

И хоть девушки были утомлены – многие вовсе не спали минувшей ночью, но и в эту ночь они уснуть не смогли.

Едва тьма покрыла черным бархатом бескрайнюю равнину моря, страх начал бродить по галере, лишая сна и невольниц, и их повелителей. Рассказывали о морских разбойниках, о страшном рыжебородом Хайреддине, который не щадит судов даже самых высоких вельмож, о «чайках» казацких – как те беззвучно подкрадываются в темноте и поджигают турецкие купеческие галеры.

Настуся всей душой мечтала о таком нападении, хоть и отчаянно боялась огня на воде.

Когда же наступила полночь, а небо и море стали чернее наичернейшего бархата, и ни одна звезда не мерцала на небосводе, заметили бедные невольницы, как далеко-далеко в море показались три слабых красноватых огонька и начали быстро приближаться. Беспокойство охватило всех на судне.

Кто плывет в непроглядной ночи?

В те времена морские пути были столь же опасными, как и дороги на суше.

Вскоре беспокойство переросло в тревогу, ибо уже отчетливо виднелись силуэты таинственных судов – не то торговых, не то военных. Вдруг по галере пронесся шепот:

– Это Хайреддин! Рыжебородый Хайреддин!

Неизвестно, кто произнес это имя первым, но теперь оно было у всех на устах. Никто больше не сомневался, что из глубины ночи к ним приближается морской разбойник Хайреддин – гроза пяти морей, чья слава гремит от Алжира до Адена и от Кафы до Каира, сеющий гибель и вездесущий…

Ужас парализовал всех, кто находился на борту купеческой галеры. А три темных судна под командованием знаменитейшего пирата того времени с каждой минутой приближались. Казалось, тяжелая духота повисла в воздухе над морем, проникая в сердца людей, – словно души всех замученных грозным султаном Селимом тучами слетались со всех концов света на суд справедливого Аллаха. Даже невольницы, которым нечего было терять, вдруг ощутили, что бывает судьба и похуже той, какая им предназначалась: оказаться в лапах закоренелых преступников в качестве добычи, делимой по жребию.

Тем временем темные суда подходили все ближе и ближе. Уже отчетливо виднелись черные стволы пушек, блестящие гаковницы[66] и железные лестницы с крючьями, которые разбойники перебрасывают на купеческие корабли, чтобы ворваться по ним на палубу с мечами в руках и кинжалами в зубах. Сами пираты уже стояли длинными рядами вдоль бортов, ожидая сигнала предводителя.