Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы

• Название: Наследница Роксоланы
• Автор: Эмине Хелваджи
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-14-9762-6, 978-966-14-9759-6, 978-966-14-9763-3

Продолжение романа «Дочь Роксоланы»!

Великая Османская империя, XVI век. Юная Айше, внучка султана Сулеймана, поклялась, что весь род коварной Роксоланы ответит за гибель ее отца!

Названая сестра Джанбал помогает Айше бежать из-под стражи. Девушки выбирают путь мести. Однако сдержать клятву не так-то легко…

Автор благодарит за консультации Марве Симсек, социолога и замечательную переводчицу с пяти языков.

---

Тогда Айше не выдержала, отошла от бабушки подальше и разрыдалась в глубине сада. Наверняка не одна пара глаз увидела, как некрасиво плачет Айше-султан, и не одни губы донесли эту ну очень важную новость в широко расставленные уши желающих послушать, но Аллах воздаст сплетникам и шпионам по заслугам. А сама Айше после той истерики сделалась на диво спокойной. И вправду женщинам становится легче, если удается выплакать горе.

И вот теперь – гонец от дяди Джихангира. К шахзаде Мехмеду.

Как Айше не расплакалась снова, ведает только Аллах, всемилостивый и милосердный. А он там, в небесах, не расскажет никому, лишь впишет очередную страницу в Книгу Судеб.

Черную весть принес гонец – да и в ответ услышал не веселый девичий смех. Нынче сплетни в Амасье клубились черным дымом, пахли гарью и дурными делами, теми, которые не делают на виду у всех правоверных.

Шахзаде Джихангира Айше толком не знала – отец уехал из Истанбула, когда его самому младшему брату (тоже выкормышу проклятой Хюррем – не было у шахзаде Мустафы иных братьев!) исполнилось лишь два года. Слышала о Джихангире лишь то, что знала вся Оттоманская Порта: не довелось Джихангиру родиться стройным, будто кипарис, с детства венчал его спину отвратительный горб, а потому мальчик не стал бы султаном, даже если б его братьев всех до одного выкосила неведомая хворь. Или ведомая – в конце концов, Хюррем-хасеки сойдет за смертельную болезнь! Тем не менее образование мальчик получил вполне подобающее для шахзаде, лишь в воинских забавах участвовать в полную силу не мог. Знала Айше и то, что отдал Сулейман Кануни своему младшему сыну правление в провинции Халеб, которую гяуры еще называют Алеппо, и засел там Джихангир во дворце Аль-Матбах Аль-Аджами, обложившись книгами и каким-то образом умудряясь неплохо править своей провинцией. Назначив шахзаде Джихангира в Халеб, Сулейман Кануни в который раз обидел наследника своего, Мустафу, отрядив того в затрапезную Амасью, ну да что уж теперь…

Главное – шахзаде Джихангира отец Айше отличал от прочих. Мало того, говорил, что любит того братскою любовью. Было это так или не было, Айше уже не знала и знать, если честно, не очень-то желала. Братья от разных матерей переписывались, иногда встречались – редко, но шахзаде Мустафа каждый раз после этих встреч приезжал веселый и отдохнувший, привозил новые шуточки и стихи, посвященные женским красотам, из тех, что не читают обычно при женщинах, но те все равно каким-то образом о них прознают… Может, и не таким уж плохим человеком был шахзаде Джихангир. В конце концов, что ему, убогому, дрязги и война за султанский трон? Мог и живым при смене султана остаться, даже если отец и не… Даже теперь мог остаться живым. Калека не вправе наследовать трон Блистательной Порты, так что Джихангир мог жить.

Мог.

Но вот не случилось.

Айше изо всех сил закусила губу, так что выступила соленая капелька крови. А ей-то, глупой, казалось, что после смерти отца и брата сердце ее омертвело и больше не сможет оплакивать никого! Но вот же – оплакивает она шахзаде Джихангира, которого и не видела-то ни разу.

Глупо? Наверное. Зато правильно. Уж кто-кто, а Айше-султан была уверена, что правильно.

Гонец мялся, словно хотел сказать что-то еще, но не смел. Айше твердо кивнула ему:

– Что там у тебя?

Голова девушки слегка кружилась. Как, ну как же так случилось, что она разговаривает с мужчиной наедине в гареме, который насквозь просматривается и наверняка прослушивается? Но вот он, гонец, и вот она, Айше, стоят возле зарослей жимолости, беседуют чинно, хоть временами и прорывается горе коротко брошенным взглядом, прокушенной насквозь губой, хриплым вздохом…

Чудеса, не иначе. Но на все воля Аллаха – и на чудеса, видимо, тоже.

– Вот, госпожа. – Гонец протянул что-то, завернутое в шелковый платок. Хороший платок, между прочим, Айше оценила: темно-бордовый, с вязью стихов по кайме.

Развернуть платок – дело одной секунды. И…

Да, Айше уже видела этот кинжал. Кинжал Аджарата, отца Джанбал.

Откуда он у шахзаде Джихангира?

– Шахзаде Мустафа прислал его в подарок… совсем недавно прислал… – Гонец, похоже, и мысли мог читать! Или просто совпали у обоих мысли, вот и ответил на незаданный вопрос. – Шахзаде Джихангир – ученый человек… был ученым. Шахзаде Мустафа решил, что моему господину, возможно, покажется интересной история этого клинка. Вот исследования шахзаде… Мой шахзаде послал их шахзаде Мехмеду, но…

Голос гонца прервался. Айше на миг крепко зажмурилась, сдерживая кипящие, горячие, душу рвущие слезы.

Это все несправедливо, воистину несправедливо!

– Хорошо, я это возьму. Шахзаде Мехмед… не может.

Некоторые слова вовсе не было нужды произносить.

– Ты не голоден ли? Не нуждаешься ли в чем?

– Благодарю, госпожа. – Гонец низко поклонился. – Но мне не стоит здесь задерживаться. И награды мне никакой не нужно. Ради шахзаде Джихангира делаю то, что делаю.

– Понимаю… – прошептала Айше.

Слезы все-таки прорвались наружу, пришлось отвернуться. А когда девушка вновь повернулась, гонца уже рядом не было. Лишь шелестела на ветру листьями жимолость да евнух Керим спешил по своим делам. И где раньше его носило?

Да и был ли гонец, существовал ли взаправду?

Но кинжал – вот он. А вместе с ним листы бумаги, исписанные летящим почерком шахзаде Джихангира.

Айше поторопилась убраться из сада, неся в широком рукаве бесценную добычу. Скорее, скорее в свою комнату, где можно без помех углубиться в чтение!

* * *

Ну вот и все…

Губ Джихангира коснулась слабая улыбка, так не вяжущаяся с тем, о чем он только что прочел в письме.

Вот и все. Мустафы больше нет. Великая резня началась. Та самая резня, против которой столь рьяно выступал старший брат. Та, которую он поклялся отменить навеки, если Аллах и милость султана Сулеймана дозволят ему воссесть на трон Оттоманской Порты.

Увы, султаны редко бывают милостивыми.

Уж Джихангир-то доподлинно это знал.

С раннего детства был он наперсником и собеседником отца. Так уж вышло – Сулейман искренне привязался к мальчику-калеке, который не может претендовать на трон, а значит, не опасен ни самому Сулейману, ни собственным братьям. И общение с отцом сделало из шахзаде Джихангира… нет, не циника (хотя он, общавшийся с книгами даже больше, чем с отцом, лучше прочих знал все смыслы этого слова), но человека, относящегося к жизни и милостям сильных мира сего крайне скептически.

К обещанию Мустафы пощадить младших братьев, если доведется стать султаном, Джихангир поначалу тоже отнесся скептически. Много их было, султанских сыновей, – с цветистыми речами, упоминающих милость Аллаха, братскую любовь и кровное родство. Всех их сломали безжалостное время и не менее безжалостная власть, свалившаяся им на плечи подобно небесному своду, придавившему когда-то Атланта, героя древних гяурских мифов.

Но Мустафа был другим. Джихангиру казалось, что плечи старшего брата эту тяжесть выдержат.

Как выяснилось, так казалось ему одному.

Мустафа писал всем братьям. Откликнулся один Джихангир.

Поэт, скрывавшийся под псевдонимом Зарифи, был человеком циничным, но так хотелось верить в сказку!

Янтарь на рукояти кинжала поблескивал, и временами Джихангиру казалось, что вовсе это и не навершие рукояти, а золотая слеза, которую солнце – или море – пролило по умершему шахзаде.

«Желтый камень терпения», – вывел калам Джихангира, и шахзаде надолго задумался.

Время ли слагать стихи, когда задумал то, что никогда не простит Аллах и осудят люди?

Людской молвы, впрочем, избежать удастся. Бросать тень на отца и братьев Джихангир не желал. Аллах воздаст каждому по делам его, а тень от сыноубийства и без того лежит на султане Сулеймане. А уж кто подтолкнул его к этому убийству…

Джихангир, конечно, знал. Нельзя быть шахзаде, сыном своего отца и своей матери, и не знать.

Что же ты наделала, мама?.. Что же ты наделал, отец, зачем поддался женскому коварству? Зачем убил достойнейшего из достойных? Ради кого, ради пьяницы Селима? Ради высокомерного и заносчивого Баязида? Кто из них ближе твоему сердцу, кого ты пошлешь на смерть ради второго брата? Или предпочтешь смотреть с небес, как братья режут друг друга?

Нет, ты не таков, Сулейман Кануни. Ты все сделаешь сам.

Поэт Зарифи по этому поводу сложил бы несколько бейтов – и сжег бы бумагу с ними, потому что поэт Зарифи трус и никогда не выпускает наружу слезы своего сердца. Нельзя простому люду знать то, что творится в султанских покоях. Об этом должно ведать лишь Аллаху.

И воздавать каждому, да.

Джихангир тоже был трусом. Он не желал видеть, как люди, чтимые им, любимые им, превращаются в хладнокровных убийц.