Томас Мор - Утопический роман XVI-XVII веков

• Название: Утопический роман XVI-XVII веков
• Автор: Томас Мор
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1971

Вашему вниманию предлагается антология «Утопический роман XVI–XVII веков».

Вступительная статья Л. Воробьева

Примечания А. Малеина, Ф. Петровского, Ф. Коган-Бернштейн, Ф. Шуваевой.

Иллюстрации Ю. Селиверстова.

---

Он умолк, как бы предоставляя и мне возможность высказать свое мнение; потом он знаком велел снять с меня постыдный наряд, который все еще красовался на мне.

Почти тотчас же вошли двое профессоров, которых мы поджидали, и все мы отправились в комнату, где был накрыт стол; там мы застали юношу, о котором говорил демон, — он уже обедал. Профессора отвесили ему почтительные поклоны и выказали ему глубокое уважение, словно рабы — повелителю; я спросил у демона, чем это вызвано, а тот ответил, что все дело в возрасте, ибо в этом мире старики относятся к молодым весьма благоговейно и предупредительно, более того — отцы подчиняются детям, как только последние, по определению Сената философов, достигают разумного возраста.

— Вас, вероятно, удивляет обычай, столь отличный от ваших? — продолжал он. — А ведь он не противоречит здравому рассудку, ибо, согласитесь, если молодой, пылкий человек может мыслить, судить и действовать, то, следовательно, он более способен руководить семьей, чем выживший из ума старикашка, ум которого заморожен холодом шестидесяти зим; старик руководствуется только воспоминаниями о своих успехах, которые, возможно, были всего лишь игрой случая, независимой от всей его предусмотрительности. Что же касается здравого смысла, то у стариков его не больше, чем у юношей, хотя в вашем мире простонародье и считает его достоянием старости. Но чтобы разувериться в этом, достаточно понять, что то, что у стариков обычно называют осторожностью, есть лишь панический страх. А если старик не отважился на опасное предприятие, в итоге которого юноша погиб, то случилось так не потому, что старик предвидел катастрофу, а потому, что у него не хватило пыла, вдохновляющего нас на доблестные порывы. Отвага погибшего юноши, напротив, должна была бы служить залогом успеха его предприятия, ибо его вдохновлял пыл, облегчающий и ускоряющий осуществление любого замысла. Что касается выполнения задуманного, то я слишком высоко ценю ваш ум, чтобы подкреплять свою мысль доказательствами. Вы знаете, что только молодежи дано действовать, если же вы не совсем в этом уверены, скажите, пожалуйста: не оттого ли уважаете вы отважного человека, что он может отомстить вашим врагам и притеснителям? И есть ли у вас другие доводы, кроме простой привычки, чтобы ценить человека, кровь которого охлаждена батальоном семидесяти зим, а благородные порывы, вдохновляющие юношей ратовать за справедливость, заморожены до смерти? Когда вы уступаете сильнейшему, разве вы делаете это не для того, чтобы он был обязан вам своею победой, которую вы у него не можете оспаривать? Зачем же вам подчиняться человеку, у которого от лености размякли мускулы, ослабли артерии, улетучился рассудок и высох костный мозг? Ведь если вы влюбляетесь в женщину, так за красоту, не правда ли? Зачем же продолжать преклоняться перед нею и после того, как старость превратила ее в призрак, который может только пугать людей и напоминать им о смерти? Наконец, если вам когда-то нравился остроумный человек, так объяснялось это тем, что благодаря живости мышления он проникал в сложные вопросы и распутывал их, забавлял своим красноречием лучшее общество, без труда постигал новейшие успехи науки, и вот вы продолжаете воздавать ему почести, когда тело его ослабло, ум выродился, стал тяжеловесным и нудным для окружающих и весь он стал похож скорее на божка-покровителя, чем на разумного человека.

Из этого следует, сын мой, что лучше поручить руководство семьями молодым людям, нежели старцам. Ведь по вашим воззрениям выходит, что Геракл, Ахилл, Эпаминонд, Александр и Цезарь не заслуживают никаких почестей на том основании, что они умерли, не дожив и до сорока лет{293}, и, значит, были чересчур молоды; но ведь именно молодость и явилась причиною их подвигов, которые оказались бы невозможными, будь эти герои старше, ибо тогда у них недоставало бы необходимого пыла и стремительности.

Однако, возразите вы, законы нашего мира красноречиво говорят о том, что к старикам надо относиться с уважением. Вы правы, но дело в том, что все законодатели были стариками и боялись, как бы молодежь не отняла у них власть, которую они присвоили себе и которую, подобно жрецам ложных религий, превратили в некую тайну, ибо доказать ее разумность невозможно.

Да, скажете вы, но и родитель мой — старик, а небеса сулят мне долголетие, если я буду чтить его. Согласен, сын мой, при условии, что ваш отец не прикажет вам ничего такого, что идет вразрез с предначертаниями Всевышнего; в противном же случае — поприте ногою чрево отца, родившего вас, растопчите грудь матери, зачавшей вас, ибо невероятно, думается мне, что небу особенно приятно то уважение, которое ваши преступные родители внушили вам, слабому человеку, и которого они отнюдь не заслуживают; не думаю, чтобы за это уважение небо удлинило нить вашей жизни. Вы раболепно преклоняетесь перед отцом, льстите его гордыне и питаете ее, но разве от этого прорвется нарыв, который у вас в боку, разве это исправит вашу гуморальную природу, залечит рану от шпаги, пронзившей вам желудок, растворит камень в мочевом пузыре? Если так, то до чего же не правы врачи! Вместо адских зелий, которыми они отравляют людям жизнь, они от оспы могли бы прописывать три поклона натощак, четыре «премного вам благодарен» после обеда и дюжину «спокойной ночи, папенька», «спокойной ночи, маменька» перед сном. Вы скажете, что, не будь отца, и вас не было бы на свете; это верно, но и его самого без дедушки не было бы, ни дедушки без прадеда, а без вас у вашего отца не было бы внука. Когда природа произвела его на свет, то подразумевалось условие, что он возместит то, что получил от нее; поэтому, родив вас, он вам ничего не дал, а только рассчитался с долгом. Да еще вопрос, думали ли о вас родители, когда создавали вас? Нет, отнюдь не думали! А вы все-таки считаете, что обязаны им за подарок, который они вам сделали, вовсе о том не помышляя.

Судите сами, только оттого, что ваш отец был такой распутник, что не в силах был противостоять прекрасным очам некоего существа и вошел в сделку, чтобы удовлетворить свою страсть, и оттого что из этого болота произошли вы, — вы чтите этого сластолюбца как одного из семи эллинских мудрецов{294}. Неужели оттого, что скупец завладел богатым достоянием своей жены, наградив ее ребенком, этот ребенок должен разговаривать с ним не иначе, как стоя на коленях; значит, хорошо, что отец ваш был сластолюбец, а другой человек — скупец, иначе ни вам, ни ему не быть бы на свете; но хочется мне знать, пустил ли бы он в ход свой пистолет, если бы был уверен, что не промахнется? Боже праведный, чего только не внушают народу в вашем мире!

От своего смертного зодчего вы получили только тело; душа дана вам небесами; всего лишь случайность, что отец ваш не оказался вашим сыном, как вы оказались его ребенком. Да и уверены ли вы в том, что он не помешал вам оказаться коронованной особой? Быть может, ваш дух снизошел с небес с намерением оживить римского короля во чреве императрицы; но пути ему случайно попался ваш эмбрион, и, желая, быть может, укоротить путь, он вселился в него. Нет, нет, даже если бы ваш отец умер в младенческом возрасте, бог не исключил бы вас из предусмотренного количества людей! Но как знать, — быть может, вы стали бы произведением какого-нибудь отважного полководца, который приобщил бы вас к своей славе и своим богатствам. Поэтому вы, пожалуй, не более обязаны жизнью своему отцу, чем были бы обязаны за кормежку пирату, который посадил бы вас на цепь. И пусть отец родил бы вас даже принцем, даже королем — дар теряет всякую ценность, если его преподносят, не посчитавшись со вкусом того, кто его получает. Убили Цезаря, убили Кассия{295}; однако Кассий должен благодарить за свою смерть раба, у которого он ее вымолил, а Цезарь ничем не обязан своим убийцам, потому что они его убили независимо от его желания. Разве отец осведомился о вашем мнении перед тем, как обнять вашу мать? Спросил ли он у вас, хотите вы видеть нынешний век или предпочитаете подождать другой, удовлетворитесь ли тем, что вы сын дурака или притязаете на происхождение от достойного человека? Увы, хоть вы и были единственным, кого это касалось, вы оказались единственным, мнения которого не спросили! Быть может, будь вы заключены в каком-то другом месте, а не среди замыслов природы и будь вопрос о вашем рождении согласован с вами, вы сказали бы парке: «Любезная барышня, возьми другую чью-нибудь нить{296}; я уже давно пребываю в пустоте и предпочитаю еще лет сто не быть, чем стать чем-то сегодня, а завтра раскаяться в этом». Однако вам пришлось подчиниться, и сколько бы вы ни пищали, чтобы вас вернули в длинное темное обиталище, из которого вас извлекли, все равно будет считаться, что вы всего лишь просите пососать грудь.

Вот, сын мой, в общих чертах причины, побуждающие отцов относиться с почтением к своим детям; сознаю, что я склонился на сторону детей несколько больше, чем того требует справедливость, и что я говорил в их пользу чуточку вопреки своей совести. Но мне хотелось изобличить гордыню, с какою некоторые отцы относятся к своим слабым отпрыскам, и поэтому мне пришлось поступить так, как поступают люди, желающие выправить согнувшееся дерево, — они оттягивают ствол в другую сторону, чтобы он стал прямым сверху донизу. Поэтому я, лишая отцов права на непомерное уважение, которое они тиранически себе присвоили, лишаю их и значительной доли законного уважения, чтобы они в дальнейшем довольствовались тем, чего заслуживают. Знаю, что своей апологией молодежи я возмутил немало старцев, но пусть они вспомнят, что, перед тем как стать отцами, они сами были детьми и что, поскольку они появились на свет не в кочне капусты, значит, я говорил и в их пользу. Но что бы ни случилось, если мои недруги сразятся с друзьями моими, то я буду только в выигрыше, ибо я принес пользу всем людям, а повредил только половине.