Томас Мор - Утопический роман XVI-XVII веков

• Название: Утопический роман XVI-XVII веков
• Автор: Томас Мор
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1971

Вашему вниманию предлагается антология «Утопический роман XVI–XVII веков».

Вступительная статья Л. Воробьева

Примечания А. Малеина, Ф. Петровского, Ф. Коган-Бернштейн, Ф. Шуваевой.

Иллюстрации Ю. Селиверстова.

---

Когда он умолк, другой философ заметил, что наши взоры обращены к нему и просят его также высказаться.

— Мужи, — сказал он, — я вижу, что вам хочется сообщить этому зверьку, так похожему на нас, кое-что из той науки, которою мы занимаемся; в настоящее время я диктую «Трактат», который рад бы ему предложить ввиду того, что труд мой проливает свет на нашу природу; в нем дается объяснение изначального происхождения мира. Но сейчас я занят раздуванием мехов, ибо завтра город отбывает; потерпите некоторое время, а я обещаю, что, как только город прибудет куда следует, я удовлетворю ваше любопытство.

Тут хозяйский сын позвал отца, чтобы узнать, который час, а получив ответ, что уже пробило восемь, он сердито спросил, почему же отец не предупредил их, когда было семь, как он ему велел; ведь старик знает, что завтра дома выезжают, а городские стены уже отбыли.

— Сын мой, — ответил добряк, — пока вы сидели за столом, вышло объявление, что запрещается кому бы то ни было ехать ранее послезавтраго.

— Все равно, — возразил юноша, — вы должны слепо выполнять, что вам приказано, не рассуждать, а только помнить то, что я вам приказал. Несите сюда поживее ваше изображение.

Когда изображение было принесено, юноша схватил его за руку и стегал по меньшей мере четверть часа.

— Кроме того, бездельник, — продолжал он, — я желаю, чтобы в наказание вы сегодня служили для всех посмешищем, а потому приказываю вам до вечера ходить только на двух ногах.

Бедный старик удалился весьма огорченный, а сын его продолжая:

— Прошу вас, господа, извинить проделку этого сорванца; я рассчитывал сделать из него что-то путное, но он только злоупотребил моей добротой. Этот мошенник, видно, послан мне в наказание, он уже несколько раз доводил меня до того, что я готов был его проклясть.

Наблюдая этот мир наизнанку, я кусал себе губы, чтобы не расхохотаться; надеясь положить конец шутовской педагогике, от которой я под конец неминуемо прыснул бы со смеху, я попросил юношу разъяснить, что он имеет в виду, говоря, что город отправится в путешествие; действительно ли дома и стены могут здесь передвигаться? Он отвечал:

— Среди наших городов, любезный чужеземец, есть и передвигающиеся и неподвижные. Передвигающиеся, как, например, тот, в котором мы находимся, устроен следующим образом. Зодчие строят дворцы, как видите, из самого легкого дерева, внизу они ставят четыре колеса; в толщу стены помещают десять больших мехов, трубы коих тянутся по горизонтальной линии сквозь верхний этаж от щипца к щипцу; когда хотят увезти город в другое место (ибо их в каждое время года переводят в другую местность на свежий воздух), жители развертывают с одной стороны своего жилища, перед мехами, множество широких парусов; потом заводится пружина, которая приводит мехи в действие; ветряные чудовища без конца изрыгают порывы ветра, и меньше чем за неделю дома переносятся на расстояние в тысячу лье.

Что касается так называемых неподвижных домов, то в них жилье похоже на ваши башни, с той только разницей, что они деревянные и что по самой середине их, от подвала до крыши, проходит толстый крепкий винт, чтобы можно было по желанию поднимать их и опускать. Фундамент под ними равен высоте здания, и все построено таким образом, что, как только небо начинает тускнеть от морозов, можно опустить дом под землю, где он недосягаем для непогоды. Но едва лишь повеет весенним теплом, дома снова выходят на свет при помощи толстого винта, о котором я говорил.

Я попросил его в довершение любезности и принимая во внимание, что город выедет только на другой день, сказать мне кое-что об изначальном происхождении мира, о чем он вскользь упомянул.

— Обещаю, — сказал я, — что в благодарность за это, как только я вернусь на Луну, с которой прибыл, — а это подтвердит мой наставник (тут я указал на демона), — я буду славить вас, распространяя повсюду те прекрасные истины, которые вы мне поведаете. Вижу, что обещание мое вызывает у вас улыбку, ибо вам не верится, что Луна, о которой я говорю, — мир и что я его обитатель; могу вас только уверить, что народы того мира тоже считают ваш мир всего лишь Луною и что они будут смеяться надо мною, когда я стану уверять, что ваша Луна — мир и что там есть селения и жители.

В ответ он только улыбнулся, потом сказал:

— Когда мы хотим проникнуть в происхождение великого целого, нам поневоле приходится мириться с тремя-четырьмя нелепостями; поэтому разумнее всего избрать такой путь, который позволит нам поменьше спотыкаться. Первое препятствие, задерживающее нас, это вечность Вселенной; человеческий ум недостаточно силен, чтобы постигнуть вечность, и в то же время не в состоянии представить себе, что великая Вселенная, столь прекрасная, столь уравновешенная, могла возникнуть сама собою; поэтому люди прибегают к помощи Создателя. Но подобно человеку, который спрятался бы от дождя в реку, они, спасаясь от карлика, отдают себя на милость великана. Однако и это их не спасает, ибо вечность, которую они не признают за мирозданием, ибо не в силах ее постигнуть, они приписывают богу, словно он нуждается в таком подарке и словно легче представить себе вечность в отношении бога, чем в отношении Вселенной. Та нелепость или тот великан, о которых я говорил, и есть Творение, ибо скажите на милость, можно ли себе представить, чтобы из ничего было создано нечто? Увы, между «ничто» и хотя бы атомом такое бесконечное множество градаций, что и самому острому уму не проникнуть в них; чтобы выйти из необъяснимого лабиринта, надо допустить наличие наравне с богом вечной материи (а тогда нет надобности в понятии бога, поскольку мир мог бы возникнуть и без него). Но, возразите вы, даже если допустить наличие вечной материи, как же мог хаос сам собою организоваться? Что ж, сейчас я вам это объясню.

Нужно, милая моя скотинка, мысленно разделить каждое видимое крошечное тело на бесконечное множество невидимых, а затем представить себе, что бесконечная Вселенная и состоит из этих бесконечных атомов, — весьма прочных, весьма простых и в то же время нетленных, из коих одни — кубической формы, другие — параллелограммы, третьи — прямоугольные, а там — круглые, заостренные, пирамидальные, шестиугольные, овальные — и все действуют по-разному, соответственно своим очертаниям. В этом можно убедиться, поставив шар из слоновой кости на гладкую поверхность: при малейшем толчке он несколько минут будет безостановочно вертеться. Добавим к этому, что если бы шар был столь же безупречно кругл, как круглы атомы, о которых я говорю, а поверхность, на которой он помещается, была бы безупречно ровна, то шар так и не остановился бы. А если мастерство в силах придать тому или иному телу вечное движение, то почему же думать, что этого не может сделать природа? То же следует сказать и о прочих фигурах, из коих одна — квадрат — требует вечного покоя, другие — бокового движения, третьи — половинчатого, каково колебание, а круглое тело, коему от начала свойственно движение, соединяясь с пирамидой, образует, быть может, то, что мы именуем «огнем», ибо огонь не только без устали движется, но и легко все пронизывает и всюду проникает.

Огонь производит и другие действия в зависимости от величины и свойств углов, под которыми он сталкивается с другими формами, в том числе с круглой, — так, например, огонь перца иной, чем огонь сахара, огонь сахара иной, чем корицы, огонь последней отличается от огня гвоздики для маринада, а ее огонь — совершенно другой, чем в вязанке хвороста. Между тем огонь, будучи создателем отдельных частей и Вселенной как Целого, вырастил и сосредоточил в дубе множество форм, необходимых для того, чтобы образовалось это дерево. Но, скажете вы мне, как же могла случайность собрать в одно место все необходимое для образования дуба? Отвечаю: нет ничего удивительного в том, что расположенная соответствующим образом материя образовала дуб, куда удивительнее было бы, если бы расположенная так материя, не образовала его. Будь определенных форм немного меньше, получился бы вяз, или тополь, или ива, будь поменьше других — образовалась бы мимоза, устрица, червь, муха, лягушка, воробей, обезьяна, человек. Когда вы бросаете на стол три игральные кости и все они показывают по два, три, четыре или пять очков или две — по шесть, а третья — одно, то разве вы восклицаете: «Что за чудо! " Все три кости показали одно и то же количество очков, а сколько могло выпасть и других! Великое чудо! Вышли три очка два раза подряд. Великое чудо! Вышло два раза по шести, а третья кость легла шестеркой вниз! Уверен, что, будучи человеком умным, вы никогда так не воскликнете, ибо поскольку на костях имеется только определенное количество очков, то никак невозможно, чтобы какие-нибудь из них не вышли.

А вы еще удивляетесь, каким образом перемешанная волею случая материя могла сотворить человека, принимая во внимание, что для его образования требовалось так много различных элементов. Разве вы не знаете, что на пути создания человека материя миллион раз останавливалась, чтобы образовать то камень, то свинец, то коралл, то цветок, то комету, и именно потому, что для создания человека требовались одни элементы, а другие были не нужны? Поэтому не удивительно, что среди несметного множества веществ, беспрестанно видоизменяющихся и движущихся, столкнулись такие, какие требовались для создания тех немногих животных, растений и минералов, которые нам известны. Как нельзя удивляться тому, что из сотни ходов игральными костями окажется один, когда выкинется равное количество очков, так совершенно невозможно, чтобы из непрестанного движения не возникло что-либо, но это нечто всегда будет изумлять простофилю, которому будет невдомек, какой малости требовалось, чтобы оно не возникло никогда. Вот полноводная река вертит мельничные жернова и приводит в движение водяные часы, а маленький ручеек просто бежит, порою даже скрывшись в траве, но вы никак не скажете, что река умная, ибо она встретила на своем пути столь отменные сооружения. Ведь если бы мельница не оказалась в ее русле, она бы не мелила пшеницу; не повстречай река часы, они не указывали бы время, а если бы мельницу и часы повстречал ручеек, о котором я говорил, то он совершил бы те же чудеса. Так же обстоит дело и с огнем, который движется сам собою, ибо, найдя органы, способные к колебанию, необходимому, чтобы рассуждать, он и рассуждает; если он нашел органы, способные только чувствовать, он чувствует, если нашел только способные произрастать, то произрастает. А чтобы убедиться, что это именно так, пусть выколют человеку глаза, которые видят благодаря огню его души, и он перестанет видеть, как и наши водяные часы перестанут показывать время, если приостановят их движение.