Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

• Название: Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть
• Автор: Айдын Шем
• Издательство: Крымское государственное учебно-педагогическое издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 966-8025-30-Х

 Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.

---

Инстанции, волю которых в данном случае исполнял парторг, были уверены в покорности перечисленных выше служителей системы. Кроме того, среди докторов наук была у инстанций пара «своих». Еще два-три человека могли по личным причинам не любить переизбираемого кандидата на должность. Можно было надеяться, что члены экспертной комиссии тоже проголосуют как надо, тем более что с ними еще однажды была проведена наводящая беседа, на этот раз руководителем их в значительной мере автономного подразделения, находящегося, как уже упоминалось, в пригороде Москвы. Но все равно необходимое число «черных шаров» не набиралось! Этот Афуз-заде имел больше друзей, чем врагов, черт бы его побрал!

Между прочим, напрасно парторг причислял к надежным противникам Камилла секретаря комсомольской организации, которой была Катюша из подразделения множительной техники.

Так или иначе, поручение вышестоящих инстанций оказывалось под угрозой срыва. В этих условиях необходимо было, не прибегая пока к мероприятию третьей степени, переходить к степени второй.

Заседание Совета проходило под руководством одного из заместителей директора института. Перед началом заседания сам парторг подходил к каждому члену Совета, за исключением безнадежных либералов, и произносил шепотом одну фразу:

- Рекомендуется голосовать против Афуз-заде.

В наступившем похолодании политического климата в стране можно было не опасаться последствий такой рекомендации, являющейся, по сути, давлением на членов Совета. А ежели кто и возмутился бы, то с рядового члена Совета, коим был парторг, взятки гладки – высказал, мол, свое мнение, и все.

Однако многоопытные доктора наук свое возмущение могли выразить и в протестном голосовании. Тогда уж спасти положение могла только третья степень.

Трое членов экспертной комиссии тут же обменялись впечатлениями о методе проведения заседания комиссии по переизбранию, и очень быстро единогласно, что было неудивительно, приняли решение, огласить кое поручили одному из трех, недавно получившему Государственную премию по закрытому списку:

- Я уполномочен заявить от имени экспертной комиссии, что все три члена нашей комиссии открыто подают свои голоса за переизбрание товарища Афуз-заде, - спокойно произнес лауреат Государственной премии и, передав секретарю Совета три бюллетеня, спокойно сел на место.

Такое заявление могло оказаться решающим: к числу подающих безусловное «за» при тайном голосовании, присоединялись три демонстративных открытых «за».

Вот вам результат распространения идей этого академика Сахарова!

Было очевидно, что без третьей степени не обойтись, и парторг с досадой подумал, что надо было сразу переходить к этой, самой надежной методе. Механизм здесь был простой: в работу счетной комиссии, выбираемой в начале заседания, внедрялся, по крайней мере, один «свой» человек, который при подсчете бюллетеней нагло писал в протокол нужные цифры. При подсчете голосов в комнате находился ответственный за мероприятие товарищ, который при возникновении недоразумения вмешивался, хотя права на это не имел, и требовал подписать протокол, апеллируя на недостаток времени для пересчета.

- Не будешь подписывать, не надо! Подпишет за тебя кто-нибудь другой. Мы же не можем заставлять ждать уважаемых докторов наук!

В этот раз воспротивилась внесению в протокол фальсифицированных данных та самая Катенька, секретарь комсомольской организации и ответственная за множительную технику.

Ей было грубо (пусть почувствует силу!) сказано, что она срывает работу занятых людей. А протокол вместо Катюши подписала председатель профкома, «свой», естественно, человек, которую задним числом ввели в счетную комиссию.

Потом Катю подверг дома обработке собственный ее папаша, а начальник 1-го отдела, старый приятель и собутыльник этого папаши, в последующие дни отстоял девушку перед инстанциями, убедив их одной фразой:

- За одного битого двух небитых дают…

Это было потом, а сейчас Камилла слегка качнуло, когда ему сообщили о результатах голосования, хотя неожиданности никакой не случилось - все шло к тому.

На следующий день к нему подошел один из докторов наук, членов экспертной комиссии, и сказал:

- Прошу не использовать сказанное мной, ибо разглашать эти сведения я, как член партии, не имею права. На экспертную комиссию и на Совет оказано было давление с целью недопущения вашего прохождения. Несмотря на это члены экспертной комиссии открыто заявили, что они подают свои голоса за ваше переизбрание. Мы не хотели бы, коллега, чтобы вы думали, что мы причастны к случившемуся безобразию.

А заместитель директора, проводивший заседание Совета по переизбранию в качестве заместителя председателя этого Совета, так разъяснил Камиллу произошедшее:

- К сожалению, сработал неконтролируемый механизм тайного голосования, - и улыбнулся, пристально глядя через стекла очков на забаллотированного доктора наук.

Сам же председатель Совета, он же директор института, неслучайно отсутствовал, уведомленный неким товарищем из высших инстанций о неизбежности того, что случится с заведующим лабораторией института Афуз-заде. Старый академик переживал нынче третий подобный период, когда из науки изгоняют неугодных коммунистическим карательным органам людей. Но тогда, в конце тридцатых и в конце сороковых, исход таких чисток бывал обычно трагическим для их жертв.

В душе Камилла занозой ныла недоуменная обида на коллег, которые, казалось бы, всегда к нему благосклонно относились, и вот, поддавшись давлению, все же проголосовали «против». Обида эта исчезла, когда в конце дня к нему в лабораторию зашла Катенька и плача рассказала, как был подтасован протокол счетной комиссии. Камилл гладил Катеньку по ее русой головке и советовал не оглашать свой протест, не рассказывать о приключившемся никому.

- Только себе навредишь, Катюша, а мне уже здесь помочь нельзя. Да ничего страшного и не случилось! Работу я всегда найду!

Камилл сдал оставшуюся у него в лаборатории красную ртуть по «совершенно секретному» протоколу, причем по поводу испарившейся при маленьких взрывах ртути пришлось писать специальное объяснение: испарилась, мол, при экспериментальном нагреве в боксе под вытяжкой – ищите следы в земной атмосфере. И не знал никто о трехлитровой канистре с красной ртутью, спрятанной в деревенском домике.

Глава 20

Зря был так уверен в своем ближайшем будущем Камилл - работу по специальности он так и не получил. Каждый раз отказ следовал сразу после того, как работник отдела кадров связывался по телефону с некоим вышестоящим учреждением.

Той же осенью был изгнан из своего института и Валентин. В отличие от Камилла у него был приготовлен запасной плацдарм благодаря его жене-еврейке – семья имела шансы получить разрешение на выезд в Израиль.

- Камилл, ты должен срочно жениться на «выездной» еврейке! – уговаривала веселая красавица Анна, валентинова жена, Камилла. – Я могу познакомить тебя с Жанной. Бюст – во!

И никак не могла понять, как не втолковывал ей Камилл, почему, «когда твой народ страдает в изгнании, лишенный элементарных гражданских прав», невозможно эмигрировать, как бы тебя не обижали в этой стране. А вот ее папа, Арон Моисеевич, все понимал и одобрял позицию Камилла.

Камилл информацию о систематическом отказе принять его на работу распространял среди знакомых и даже малознакомых людей, каждый раз сопровождая ее кратким комментарием. По известным каналам уведомление о незатухающей активности живущего в Москве крымского татарина попало к высокопоставленному столоначальнику.

- Значит надо вызывать на профилактическую беседу, - недовольно сказал столоначальник, выслушав краткий доклад офицера, сидящего напротив стола по левую сторону. Недовольство генерала было обусловлено тем, что эту проблему он считал ничтожной.

- Бесполезно - отвечал этот офицер, который знал Камилла так, как своего родного брата не знал. - Все его поведение доказывает отсутствие способности к социальной адаптации. Такие на компромисс не идут. Надо здесь и сейчас решать, как с ним быть.

- А как? – столоначальник пригубил чай из тонкого стакана в мельхиоровом подстаканнике, который ему принесла секретарша. – Гнать из столицы как тунеядца. Статья-то на таких у нас есть, слава богу. Или срок дать, или высылку.

- Дело в том, что у него связи с антисоветскими группами, - заметил другой офицер, который сидел тоже напротив, но справа.

- Ну и что? Боимся мы их, что ли? – столоначальник был старой закалки чекист, не понимал новых веяний.

- Видите ли, товарищ генерал, он же доктор наук, известен в научных кругах. Шум будет нежелательный.

Генерал подумал о тех, числящихся теперь в корифеях всемирной науки всяких там генетиках и физиках, - не этому чета! - которых он в свое время мочил, и никто не смел его упрекнуть в том, что он на допросе бил морду какому-нибудь там академику. Но времена нынче другие, и после паузы он произнес: