Алексей Азаров - Дело государственной важности

• Название: Дело государственной важности
• Автор: Алексей Азаров
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: История
• Год: 1978

Пройдут века, но в благодарной памяти потомков навсегда останутся подвиги людей, которые вели беспримерную, самоотверженную борьбу со злейшим врагом человечества — германским фашизмом. Главная тяжесть этой борьбы легла на плечи СССР, многонационального советского народа, его доблестных Вооруженных Сил, наголову разгромивших нацистскую Германию и ее сателлитов.

Бойцам антифашистского фронта посвящена эта книга, в образах ее главных героев обобщены типические черты и подлинные биографии многих антифашистов, павших в неравной борьбе.

---

Напрасно ждал «Штейермаркский Цезарь». Напрасно ждал Гейдрих. Напрасно ждал рейхсканцлер и фюрер Гитлер, уже отдавший приказ войсковым соединениям двинуться к границам Австрии на поддержку «законного правительства Ринтелена». Путч, порученный особо надежному агентурно-диверсионному подразделению службы безопасности Гейдриха — 89-му отряду СС, провалился.

…А канцлер Дольфус еще жил. Он умирал трудно, в мучениях. К счастью для себя, он не слышал торга между путчистами, взявшими в качестве заложников Фея и Карвински, с парламентерами, посланными войсками и министрами, верными правительству. Вполне возможно, не окажись среди последних министра по социальным вопросам Нейштадтер-Штюрмера, проявившего твердость, участникам путча удалось бы без препятствий покинуть Австрию. По крайней мере, растерявшийся Фей, опасаясь за жизнь, поддержал мятежников в их требовании. В этом случае, вероятно, мир не скоро узнал бы правду о заговоре, приписав его одним австрийским наци. Ушли бы во мрак имена непосредственных руководителей путча — Ринтелена, «эксперта из Берлина» Густава Вехтера, командира 89-го отряда СС Фридолина Гласса и десятка других эмиссаров имперского руководства НСДАП помельче…

На все требования путчистов, кроме одного — предотвратить их расстрел на месте, министр ответил непреклонным «Нет!». Незадолго до семи тридцати утра — времени, установленного для сдачи, — на площадь перед дворцом въехал автомобиль германского посла. Выполняя только что полученную из Берлина директиву, Рит предложил Нейштадтер-Штюрмеру посредничество между ним и путчистами. Услышав категорическое «Нет!», посол, не смущаясь, произнес: «В таком случае мне здесь больше нечего делать!» — и отбыл с площади.

Эти слова, знаменовавшие бесславный конец мятежа, не нашли своего отражения в австрийском правительственном коммюнике для прессы, посвященном событиям 25 июля. Преемник Дольфуса на посту канцлера доктор Курт Шушниг сделал все от него зависящее, чтобы, как выразился венский официоз, «упрочить добрососедские отношения с традиционным другом республики — Германией».

…Слушая рассказ Фрешнера о «пивном путче», Эльзе невольно воскресила в памяти высказывание официоза — слишком уж, по ее мнению, высокопарное, чтобы быть искренним! — и подумала: Вольфганг был абсолютно прав, говоря, что путч — типичный прием нацистов, их, так сказать, «профессиональный почерк» в политике. И еще она подумала, что Вольфганг многому научил ее… «Спасибо тебе, Курт. И не только за это. Что бы я делала в Праге, окажись одна? Совсем одна?»

Эльзе посмотрела сначала на Фрешнера, потом на Веселы, словно бы вскользь, так, чтобы тот не заметил. Веселы ей нравился. В нем были уверенность и спокойствие — два качества, особенно ценимые Эльзе, — и этим он походил на Зингера… Да, да, именно на Зингера… Теперь Эльзе была в этом уверена… «Интересно, кто он по профессии? Немногословен, скромно, но со вкусом одет, хорошие манеры. Журналист? Вряд ли. Скорее, дипломат».

В начале вечера, представляя гостей друг другу Фрешнер бросил фразу, на которую Эльзе как-то не обратила внимания и которая сейчас, при взгляде на Веселы, вдруг всплыла из глубин памяти. «Старина Любомир, — сказал Фрешнер, — в некотором роде патронирует нашего брата, эмигранта. По партийной совести… ну и по должности».

Эльзе разлила по чашкам кофе, сказала, стараясь улыбкой смягчить прямолинейность вопроса:

— Пан Веселы дипломат? Помнится, ты упомянул, что он патронирует эмигрантов по должности?

Фрешнер и Веселы обменялись взглядами. Эльзе почудилось, что Веселы едва заметно кивнул.

— Видишь ли, — мягко сказал Фрешнер, — какое дело, Эльзехен… Ты хотела посоветоваться? — Он сделал паузу. — Так вот, можешь рассчитывать на Любомира. — Новая пауза была длиннее первой. — Он работает — только ты не пугайся! — в контрразведке и ведает делами эмигрантов.

Веселы поднял на Штилле спокойные глаза:

— Да, так! — Лицо Веселы ничего не выражало. — Я надпоручник, что соответствует обер-лейтенанту. Вы что-то хотите сказать?

— Нет, — сказала Эльзе. — То есть да. Конечно да. Чуть позже.

Говоря так, она мысленно поблагодарила Карла: тот доказал, что умеет не забывать. Приехав в Прагу впервые, она отыскала Фрешнера — единственного, на кого Курт Вольфганг рекомендовал положиться, и посвятила его в историю, происшедшую за месяц до отъезда. Фрешнер выслушал, не перебивая. Потом задал короткие вопросы. Значит, пригласили на Тиргартенштрассе, в АО? К кому? «Он назвался Кристманом». Сколько раз была у Кристмана? «Дважды». Были конкретные просьбы, поручения, обязательства? «Нет. Мне показалось, он прощупывал меня». Почему же Эльзе решила, что Заграничная организация НСДАП — как бы это помягче сказать? — имеет на нее какие-то виды? Ах, по общему содержанию бесед! Что ж, возможно! Он, Карл, очень просит держать его в курсе.

Приезжая в Прагу, Эльзе в подходящий момент навещала Фрешнера, делилась заботами. Ощущение, что Заграничная организация использует ее в своих целях, стало подкрепляться конкретными доказательствами. В редакции ей неожиданно дали поручение собрать материалы об эмиграции и написать серию репортажей. Эльзе возразила редактору отдела, что знакомство с эмигрантами скомпрометирует ее в глазах НСДАП. Редактор промолчал; за него — в тот же день — ответ дал Кристман. «Всю ответственность мы берем на себя», — заверил он ее по телефону.

Фрешнер, выслушав рассказ, подумал, покусал губу.

— Сдается мне, ты права. Он сказал «всю ответственность»?

— Да. И порекомендовал пе стесняться в выборе знакомств.

— Недурно! Других за это отправляют в концлагеря… Еще что-нибудь было?

— Кристман просил помочь одному писателю. Он должен вскоре приехать. Надо ввести его в эмигрантские круги…

— Вот что, приходи послезавтра часов в восемь.

Она пришла и познакомилась с Веселы.

…Около полуночи Эльзе заторопилась — ей предстояло ехать в отель, на другой конец Праги. Провожая ее до двери, Карл улучил минутку, оказал: «Любомиру верь до конца. Многие из наших только потому на свободе, что он предупредил их. Есть и такие, что обязаны ему жизнью».

Больше Штилле не видела Любомира Веселы.

Номер телефона — вот и все, что осталось у нее как залог дружбы. По этому номеру она и звонила, всякий раз из автомата. Веселы предупредил, что в аппарате контрразведки есть нацисты. Нельзя оставить следов, иначе — конец. «Представим дело так, что меня информирует доброжелатель, стремящийся сохранить инкогнито. Аноним. Звонит, когда хочет, не называясь, и исчезает».

«А вам поверят?» — спросила Эльзе, далекая от таких комбинаций.

«Доносы на коммунистов, как правило, идут таким путем. Нацисты не очень любят афишировать себя. Почему бы на этот раз не ударить по наци их собственной дубинкой?»

Нет, о знакомстве с Веселы криминаль-ассистент Штрюбнинг данных иметь не мог. Скорее всего, провал пражской операции гестапо будет вынуждено приписать ошибкам и просчетам Бертгольда, но не Эльзе, такой молодой и выглядевшей — если она того хотела! — простушкой, честно служащей национал-социалистскому движению.

Именно простушку Штрюбнинг и увидел в Штилле. Недоумевая, почему именно на нее, не искушенную в специфике шпионажа, пал выбор Кристмана, он запросил об этом Вермке. «С такой биографией и обликом не надо легендировать», — ответил Вермке. И добавил, развивая мысль: «Впрочем, не обольщайтесь внешней простотой. Штилле два года вела в газете светскую хронику, а вышла из самых низов. Ее отец был неквалифицированным рабочим, и родилась она не где-нибудь, а в «красном» Веддинге. Это что-нибудь говорит?»

Штрюбнинг, скромненько сидевший в кресле перед огромным, внушающим почтение письменным столом Вермке, поудобнее пристроил на коленях служебную папку.

— Я понял: прошлые связи, знакомства, убеждения, привитые с самого детства…

Вермке посмотрел на него с нескрываемым недоумением:

— Этим уже занимались. И мы и гестапо. Я имел в виду другое: для дочери пролетария путь в светские салоны, как правило, закрыт. Не так ли? И тем не менее фрейлейн Штилле довольно долго вела в газете раздел «Высший свет» и, следовательно, была принята в лучших домах. А для этого мало одного лишь образования. Нужны манеры, гибкий ум и такт. И связи!

Штрюбнинг потянулся было к папке, где среди прочих документов лежала справка о биографии Штилле, но Вермке, словно угадав, поднял ладонь.

— Все, что вам известно о ней, Заграничная организация установила не вчера. И документально. — Он выдвинул ящик стола, достал картонку с личным делом. — Извольте! Училась в народной школе. Благонравна и прилежна… Дальше коммерческое училище. Окончила с дипломом «секретарь, владеющий стенографией и машинописью»; выпущена по высшему разряду. Владеет иностранным языком, знакома с итальянской бухгалтерией. Что еще? Личный секретарь писателя Теодора Вольфа, публициста. Недолго, пять месяцев… Перешла в издательский концерн Моссе. Командирована в Швейцарию в качестве помощника постоянного корреспондента. По мнению коллег из Лозаннской ортсгруппы, вела себя скромно, не придерживаясь определенных политических взглядов… Нет, не так. «К национал-социалистскому движению относится с симпатией». Это написано в тридцать втором… Ну, что еще? Сдержанна, одинока, в любовные связи не вступает.