Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

• Название: О завтрашнем дне не беспокойтесь
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Цикл новелл, связанных одной сюжетной линией: разлукой и воссоединением братьев Павловых, родившихся 2 марта 1953 г. в московском родильном доме имени Грауэрмана сиамскими близнецами. Их срастание произошло в утробе матери в области позвоночника посредством «короткой трубчатой хрящевой связки между лопатками».

После успешной операции главврач роддома согласился передать одного из них на усыновление в приемную семью. Таким образом, братья-близнецы, названные одним именем и даже зарегистрированные под одной фамилией, жили и не тужили, пока одному из них судьба не нанесла жестокий удар, который громким эхом отозвался в жизни другого. События разворачиваются в реальном и виртуальном пространстве-времени, где прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в интеграле вечности, и описываются от лица всевидящего «электронного писателя» и трех друзей-программистов, которые пытаются разгадать тайну романного героя, совершившего удивительное путешествие по «петле времени». Published in Canada by Altaspera Publishing & Literatury Agency Inc. Продается здесь:

http://www.lulu.com/shop/nikolay-simonov/nikolay-simonov-o-zavtrashnem-dne-ne-bespokoites/paperback/product-21396373.html

---

— Неужели это возможно? Этот старый святой отшельник в своей «палате № 6» до сих пор не слышал о том, что Gott ist tot — иносказательно засомневался Ницше в магических способностях соседа-новосела.

— Умер, но не совсем. Мальчик, признанный мертвым, очнулся через несколько часов, перед самым погребением. Я открыл гробик, достал оттуда ребенка, и он заплакал. Потом он начал шевелить своими ручками, ножками, и я очень испугался. Мы все, жрецы храма Аполлона, очень испугались. — Дон Аурелио тихо рассмеялся.

— Это же меняет дело! Я в твоем распоряжении. Научи меня, тому, чего я не знаю и не умею! — воскликнул Ницше и даже низко поклонился. Вначале Павлов отнесся к затее чудиков скептически, и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, наблюдая за тем, как Заратустра и Ницше под руководством Дона Аурелио выполняют упражнения по усилению и аккумулированию биоэнергии. Для этого они склеили из бумаги легкий спиралевидный конус и подвесили его на тонкой капроновой нити к потолку, а затем, встав в позу жреца, мысленно посылали энергию на выдохе на кончики пальцев правой руки, затем — левой руки. Проделав эту операцию 15–20 раз, они, послав энергию на кончики пальцев в последний раз, двумя руками легко, без контакта, поворачивали бумажный конус в любом направлении. В обеденный перерыв Дон Аурелио, выглядевший до этого изможденным стариком, решительно поднялся с кровати, размялся, и к всеобщему удивлению сделал стойку на руках. На вопрос Ницше, как ему это удалось, он ответил так: «Бесплотная душа, излучающая прохладное голубое сияние, не способна сделать стойку на руках. Однако человеческому существу такое под силу. У нас есть руки, и если мы захотим, то можем опереться на них. В этом наше преимущество, прелесть пребывания в смертном теле. Именно поэтому мы нужны Богу.

Ведь Ему нравится чувствовать мир нашими ладонями». В тот же день, в послеобеденный «тихий час», Дон Аурелио спросил, не желают ли его соседи погрузиться в легкий гипнотический сон и отправиться в непродолжительное путешествие по любимым местам и самым радостным эпизодам своей жизни во времена их детства и юности.

Заратустра и Ницше сразу же согласились, а Павлов отказался, опасаясь какого-нибудь подвоха. Он ведь еще раньше догадывался, что эту парочку врачи поместили в одну палату не случайно, не для комплекта, а для того, чтобы их скорее разоблачить, и признать симулянтами. У него же была совсем другая задача: чтобы его признали психически здоровым, и он смог отстоять свои гражданские права. Согласно установленной процедуре он успешно прошел все необходимые психологические тесты. Никаких отклонений найдено не было. Кстати, в одном тесте ему следовало ответить на вопрос, верит ли он в Бога? Из трех вариантов ответа: «да», «нет», «не знаю», — он выбрал «нет». Лечащий врач после этого намекнул ему о том, что его держат в психиатрическом институте исключительно из солидарности с врачами больницы № 5, а так бы давно уже отпустили на волю. Дон Аурелио отправил Ницше и Заратустра в гипнотический сон магическими пассами, сопровождая их стихами великого средневекового ученого Авиценны (Ибн Сины), которые он произносил, естественно, по-арабски, но для Павлова, чтобы он не подумал ничего плохого, сообщил значение слов по-русски:

«Всему живому свой отпущен век.
Имеет время жизни человек.
Горячий в детстве, в юности, как пламя,
Он холодней становится с годами.
У зрелых больше трезвости ума,
А старость, словно лютая зима.
Ребенок полон хлипкости и влаги,
А юноша — поджарости, отваги.
От полдня до закатного конца
Взор тверже, суше, тяжелей сердца».

Пока гипнотики спали, Дон Аурелио принял душ, открыл окно с пуленепробиваемыми стеклами и легко вынул из рамы стальную решетку.

Сработала сигнализация, и в палату ворвались два санитара атлетического телосложения, а по совместительству — студенты государственного института физкультуры. Дон Аурелио заявил им протест по поводу плохой вентиляции помещения. Санитары, применив приемы вольной борьбы, надели на возмутителя спокойствия смирительную рубашку, привязали к кровати, осмотрели окно и, совершенно сконфуженные, ушли, забрав с собой изрядно помятую решетку. Вскоре в палате появился плотник, который закрыл окно и стал забивать его гвоздями длиной в 100 мм. Дон Аурелио, самостоятельно освободившись из смирительной рубашки, сидя на кровати, давал плотнику дельные советы, чуть не доведя того до бешенства. Все закончилось появлением доктора Мельникова, который, выслушав протесты Дона Аурелио, милостиво разрешил ему пребывать без смирительной рубашки и даже согласился с тем, что здание головного института союзной психиатрии давно нуждается в капитальном ремонте. Несмотря на шумную обстановку, Ницше и Заратустра мирно почивали, улыбаясь и пуская во сне пузыри. Проснувшись к полднику, когда нянечка принесла в палату компот и фрукты, они повели себя, как дети: смеялись, кричали, размахивали руками и наперебой делились своими впечатлениями. Они были довольны и счастливы от того, что им снова довелось встретиться со своими давно умершими родителями и родственниками, любимыми учителями и школьными друзьями, испытать первую любовь и пережить свои первые триумфы, в связи с признанием заслуг в учебе и победами в спортивных соревнованиях. Они даже внешне преобразились: на щеках заиграл румянец, глаза заблестели, в гордой осанке распрямились плечи. Теперь им, полным жизненных сил и энергии, уже точно было не до симулирования душевной болезни. Сопровождавший нянечку молодой санитар, а по совместительству — курсант Высшей школы КГБ, которого больные называли просто Вадик, был так удивлен переменой в настроении и внешнем облике подопечных, что на цыпочках удалился в коридор, и в соответствии с инструкцией включил аппаратуру видеозаписи с помощью скрытой камеры. Глазок камеры был установлен в потолке прямо над обеденным столом. Две другие камеры, расположенные в противоположных углах палаты, давно не работали, но на их замену в институте имени Сербского из года в год по бюджету не хватало средств. Съев апельсин и запив его вишневым компотом, Ницше обратился к Дону Аурелио со словами благодарности и с намеком на продолжение эксперимента:

— Почтенный! Если бы ты знал, какие прекрасные мгновения пережили мы! Никто никогда не сотрет из нашей памяти этих великих священных воспоминаний. Вдохновленные ими, мы пойдем по пути нашей жизни, и употребим ее на то, чтобы бороться за них. Прежде всего мы примем все меры к тому, чтобы нашими поступками руководили серьезное чувство и сильная воля, и докажем этим, что мы достойны тех исключительных событий, участниками которых нам еще предстоит стать.

— В какое время и в какую страну вы бы желали отправиться? — поинтересовался у него дон Аурелио.

— Надо подумать. Я еще не решил — признался Ницше.

— А вы? — затем обратился он к Заратустре, который против своего обыкновения не взобрался на полуденную молитву на подоконник, а вместе со всеми сидел за обеденным столом и за обе щеки уплетал компот и фрукты.

— Душа, которая убоялась зла, не смогла выполнить своей духовной миссии и напрасно растратила свою жизнь во время пребывания в этом мире — мертва. Я останусь здесь и буду бороться до конца, чего бы это мне не стоило — тихо и уверенно произнес Заратустра, чем немало поразил не только Павлова, но и Ницше. По тому, как Дон Аурелио на него посмотрел, Павлов понял, что и ему придется отвечать на аналогичный вопрос. Он уже приготовился категорично высказывать свое фи, но таинственный сосед медлил, всматриваясь куда-то поверх его головы. Наконец, собравшись с мыслями, он спросил его:

— Скажите, у вас есть брат-близнец?

— Брат у меня есть, но он старше меня на семь лет, и я, честно говоря, видеть его не желаю— сердито ответил Павлов.

— Понимаю. Он вам — не родной, и, кажется, об этом знает. Вашего настоящего старшего брата тоже зовут Сергей, но он проживает не в Москве. И еще у вас есть родной брат-близнец, пропавший при довольно странных обстоятельствах несколько лет тому назад в Сибири— озадачил его Дон Аурелио.

— Не может быть?! — удивился Павлов, покрываясь от волнения потом.

— В советских роддомах подмена детей — обычное дело, особенно, если врачам надо скрыть смерть ребенка высокопоставленных родителей — счел нужным заметить Ницше.

— Я, кажется, догадываюсь, о ком может идти речь, и, честно говоря, меня многое пугает: странные сны, подлое и лицемерное поведение моего старшего брата, внезапные провалы в памяти — сказал Павлов, заикаясь и дрожа от волнения.

— Не переживайте так сильно. Я мог бы вам помочь отыскать ваших родных братьев и обрести настоящую семью, но при одном условии — участливо произнес Дон Аурелио, пытаясь заглянуть ему в глаза.