Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

• Название: О завтрашнем дне не беспокойтесь
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Цикл новелл, связанных одной сюжетной линией: разлукой и воссоединением братьев Павловых, родившихся 2 марта 1953 г. в московском родильном доме имени Грауэрмана сиамскими близнецами. Их срастание произошло в утробе матери в области позвоночника посредством «короткой трубчатой хрящевой связки между лопатками».

После успешной операции главврач роддома согласился передать одного из них на усыновление в приемную семью. Таким образом, братья-близнецы, названные одним именем и даже зарегистрированные под одной фамилией, жили и не тужили, пока одному из них судьба не нанесла жестокий удар, который громким эхом отозвался в жизни другого. События разворачиваются в реальном и виртуальном пространстве-времени, где прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в интеграле вечности, и описываются от лица всевидящего «электронного писателя» и трех друзей-программистов, которые пытаются разгадать тайну романного героя, совершившего удивительное путешествие по «петле времени». Published in Canada by Altaspera Publishing & Literatury Agency Inc. Продается здесь:

http://www.lulu.com/shop/nikolay-simonov/nikolay-simonov-o-zavtrashnem-dne-ne-bespokoites/paperback/product-21396373.html

---

Авт.) и людей, которые выносили из него какие-то корзины, коробки и ящики. Возле открытых ворот с ученической тетрадкой в руках стояла статная пожилая женщина и что-то выговаривала маленького роста лысому мужичку в дымчатых очках, модном джинсовом костюме и в кроссовках Adidas. «Как хорошо, что вы приехали, Лариса Николаевна!», — обрадовалась статная женщина, когда внучка Т.И.

Добронравовой вышла из машины и подошла к ней. Павлов тоже вышел, полагая, что, возможно, чем-то может быть полезен, например, донести что-нибудь тяжелое или оказать моральную поддержку. Сцена, которую он наблюдал, была ему знакома и не очень приятна. В те времена это называлось «получение продовольственного заказа» — набора продуктов, которых, днем с огнем не найти в торговой сети: мясные и рыбные деликатесы, растворимый кофе, наборы шоколадных конфет и т. д. По мере совершенствования развитого социализма, дефицитных продовольственных товаров становилось все больше, хотя их цены не менялись. «Опять недобор, Лариса Николаевна», — пожаловалась статная пожилая женщина, которая, как догадался Павлов, вела домашнее хозяйство Татьяны Ивановны Добронравовой. Увидев Ларису Николаевну в сопровождении бравого кавалера в приличном костюме и при пижонском галстуке, ответственный работник спецраспределителя засуетился:

— Не беспокойтесь, Глафира Ивановна, будет вам копченый омуль — пообещал он и приказал своим подчиненным вынести из автобуса картонную коробку с омулем.

— Здравствуйте, Лариса Николаевна, не желаете ли пару баночек паюсной икры сверху, но за это надо доплатить двадцать рубликов? — обратился он к внучке членкора Академии медицинских наук СССР, подобострастно наклонив голову.

— Не нужна мне ваша икра, Геннадий Иванович! Вы лучше гречневую крупу додайте, которую в прошлый раз не довезли — строго ответила Лариса Николаевна на любезность, даже не считая нужным поздороваться.

— Будет сделано, распрекрасная Лариса Николаевна, в сей же момент будет сделано — рассыпался в любезностях Геннадий Иванович и отдал приказание насчет крупы. Павлова нисколько не удивили апартаменты, в которых проживала Татьяна Ивановна. Другие коттеджи, расположившиеся вдоль «улицы академиков» по-видимому, были точно такими же: с трехметровыми потолками и огромным количеством комнат. Не удивился же он такой роскоши потому, что в аналогичных условиях в подмосковном городе Дубна проживали «очлененные» ученые Международного института ядерных исследований. Но в Дубне, как он знал по рассказам своего старшего брата Сергея, коттеджи строили немецкие военнопленные.

«Интересно, — подумал он. — Кто же возводил жилье для академиков и членкоров в Новосибирском Академгородке? Неужели, пленные японцы?» Татьяна Ивановна вышла в гостиную одетая в строгий английский костюм. Пожилая женщина была довольно стройная, но не высокая, с аристократически тонкими пальцами и запястьями. Седые волосы ее были собраны в прическу, а в глазах поблескивало старомодное пенсне — очки без заушных дужек, держащиеся на носу посредством зажимающей переносицу пружины. «Здравствуй, Димочка! Наконец-то приехал!»— приветствовала она Павлова, подавая руку для поцелуя так, как это было принято во времена до исторического материализма. Небольшой круглый стол в гостиной был сервирован на три персоны.

По просьбе Татьяны Ивановны ее домохозяйка достала из старинного шкафа для посуды китайский фарфоровый сервиз, по-видимому, очень ценный. Серебряные ложки и позолоченные ажурные вазы для печенья и сладостей с клеймом царских времен подчеркивали особое отношение хозяйки дома к посетившему ее гостю. В последний раз Павлов встречался с Татьяной Ивановной два года тому назад в Москве, когда она приезжала на какое-то важное мероприятие в Академии медицинских наук СССР. На предоставленном ей управделами академии легковом автомобиле он сопровождал ее в поездке на Ваганьковское кладбище и в Новодевичий монастырь. В отличие от большинства пожилых людей с дореволюционным стажем жизни, с которыми Павлову доводилось общаться, Татьяна Ивановна не любила предаваться воспоминаниям. Ее больше волновало то, что происходит вокруг. Будучи ровесницей века, она считала, что в полном смысле XX век начался в 1914 году, и не скрывала своего пессимизма по поводу того, чем он должен, по ее мнению, закончится. На него произвели очень сильное впечатление ее резкие суждения об ограниченности просветительского и рационалистического определения человека как Homo sapiens. Она, например, считала, что человек изначально противоречив, амбивалентен, и в силу этого он не только рационален, но и иррационален, что его влечения, побуждения, эмоции, страсти, переживания обладают своей логикой развития и проявления в поведении, и что многое в самом человеке неподконтрольно его разуму. И на этот раз Татьяна Ивановна себе не изменила, зло и остроумно рассказав о взбудоражившем медицинское сообщество Новосибирска «чудесном воскрешении» в городском морге двух покойников, которые на поверку оказались мертвецки пьяны. Очнувшись от мнимого летаргического сна, «усопшие» несли такую ахинею с религиозным уклоном, какую даже видавшие виды психиатры и наркологи никогда не слышали. Однако решили придать ей значение особого вида алкогольных галлюцинаций, и кто-то из них даже решил написать на эту тему сообщение в медицинский журнал. Но больше всего его развеселил рассказ о том, как 6-го и 7-го мая Новосибирск пережил «нашествие инопланетян», которые возникли в небе в закатных лучах солнца — в виде вращающихся и светящихся дисков. И это были обыкновенные воздушные шарики, которые для потехи запускал вышедший на пенсию ночной сторож городского Дома пионеров. В этом деле ему помогали три пионера-дебила, которые, когда с ними в комиссии для несовершеннолетних стали проводить разъяснительную работу, даже не смогли ответить на вопрос о том, кто такой Луис Карволан и сколько орденов на знамени Ленинского Комсомола.

— Извини, бабушка, — встряла в разговор Лариса Николаевна, — разве ты мне не рассказывала о том, что эти «дебилы» могли в уме складывать, умножить и делить шестизначные цифры?

— Увы, и это тоже — парадокс нашего времени, когда у многих людей атрофируются многие жизненно-важные способности, но зато гипертрофированно развиваются другие, которые совершенно не надобны — ответила на замечание внучки Татьяна Ивановна. За 15 минут до окончания его визита Лариса Николаевна объявила о том, что ей надо завести машину и прогреть мотор. Когда она вышла, Татьяна Ивановна, разумеется, по секрету, сообщила ему то, что он меньше всего ожидал услышать:

— Плохи у Ларисы дела. Муж разлюбил. С коллегами никакого взаимопонимания. Диссертация «не склеивается». Кафедральная начальница — дура по формуле «пи эр квадрат» и такая, сука, нудная, что от неё забеременеть можно. Павлов вздохнул, не зная, что и сказать. Татьяна Ивановна попросила его налить ей чаю и через две минуты напряженного молчания обратилась к нему с неожиданной просьбой:

— Ты и Василий Дмитриевич не будете возражать, если Лариса остановится у вас на пару недель в начале июня? У нее в это время намечается очередной отпуск, и я считаю, а она со мной согласна, что ей надо ненадолго переменить обстановку. До курортных романов ей не позволяет опускаться воспитание. В Москве с ее театрами, музеями, кипучей и суетливой жизнью ей будет легче понять, чего она хочет, и принять решение, согласующееся с ее совестью.

— Нет проблем. Пусть приезжает и останавливается у нас хоть на две недели, хоть на два месяца. К тому же отец летом предпочитает жить в Дубне у Сергея, а я в самые погожие дни стараюсь выбираться к моему другу на его дачу в Софрино — обрадовал Павлов Татьяну Ивановну, которая, когда они прощались, все-таки сочла нужным заметить:

— Ты уж ее, одну-одинешеньку, как-нибудь, постарайся не оставлять…

— Не волнуйтесь, вниманием не обделю и в обиду никому не дам — твердо пообещал он. По дороге в Барышево Павлов снова поинтересовался у Ларисы Николаевны насчет Индии, полагая, что эта тема никак не может быть связана с разладом, который произошел в ее семейной жизни. И она без особого энтузиазма начала рассказ о южноиндийском штате Карнатака и госпитале, в котором она и ее муж работали по своим специальностям: он — хирург, она — фармаколог:

— Удивительно красивая природа, музеи, исторические памятники, богатейший рынок. Праздники — их более 65 в год, шестичасовой рабочий день, пятиразовое питание, организованное в специальной «европейской» столовой. Мы отмечали дни рождения коллег нашего интернационального коллектива, много путешествовали. Жизнь казалась райской… И тут она замолчала и сбавила скорость. Павлов оглянулся назад и увидел идущий на обгон большой легковой автомобиль из класса внедорожников. Когда он промчался мимо них, Павлов почувствовал, как в левом подреберье робко ворохнулась слабая боль. Это, несомненно, был Hammer — не частый гость на дорогах Москвы, а для Сибири, наверное, и вовсе диковинка. Зловещее впечатление производил его черный цвет и затемненные стекла. И он спросил у Ларисы Николаевны, что она думает по этому поводу. Не отвечая на его вопрос, она жала на газ, обороты падали, а потом мотор ее «Москвича» и вовсе заглох.