Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

• Название: Йоше-телок
• Автор: Исроэл-Иешуа Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7516-1293-1, 978-5-9953-0320-6

«Йоше-телок» — роман Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944), одного из самых ярких еврейских авторов XX века, повествует о человеческих страстях, внутренней борьбе и смятении, в конечном итоге — о выборе. Автор мастерски передает переживания персонажей, добиваясь «эффекта присутствия», и старается если не оправдать, то понять каждого. Действие романа разворачивается на фоне художественного бытописания хасидских общин в Галиции и России по второй половине XIX века.

---

Как только раввинов впустили, те отвесили глубокий неуклюжий поклон и громко произнесли благословение, восхваляя Бога, даровавшего часть Своего величия человеку из плоти и крови.

От смущения и страха они забыли, что такое благословение произносят только перед самим императором. При звуках непонятного еврейского заклинания лицо министра тут же пошло красными пятнами.

— Весьма тронут, весьма тронут, — сказал он и протянул холеную руку в бриллиантах навстречу волосатым, слабым рукам раввинов.

Раввины заговорили нараспев на галицийском немецком, на ту мелодию, на которую читают Гемору; они рассказали ему историю о Йоше-телке, дочери Нешавского ребе и несчастьях, которые все это принесло евреям, верным подданным его императорско-королевского величества. Министр не понял, чего они хотят от него, о каком таком телке они говорят, и его начало клонить в сон.

— Им следовало бы по крайней мере помыться, — твердил он себе под нос, жалея, что пожал руки всем пришедшим.

Перед уходом они протянули ему большой манускрипт и, воздев руки к небу, благословили министра.

— За вашу великую милость мы будем молить Всевышнего за вас, за вашу жизнь, здоровье и благополучие, за его императорско-королевское величество и за министра, его превосходительство, великого и благородного премьера.

— Я не премьер-министр, — сказал граф с легким вздохом.

— Ваше превосходительство скоро им станет, с Божьей помощью, — хором ответили все трое, низко кланяясь. — Тот, кто делает добро народу Израилеву, становится правой рукой государя. Так говорят наши святые, ученые люди, талмудисты.

Сразу же после этого произошло еще кое-что. Случилось кровопролитие между евреями.

По городам и местечкам ездила актерская труппа, которую составляли бывшие помощники учителя из лембергской талмуд торы. Они написали и поставили пьесу под названием «Веселая комедия о Нешавском цадике, или Йоше-телок и две его жены». Помощников учителя когда-то уличили во грехе: они совратили шиксу, служанку габая, прямо в талмуд торе. За это их выгнали, даже не заплатив жалованья. Со злости они стали актерами. Из нешавской истории они сделали комедию на онемеченном идише, написали к ней песни и ставили пьесу в шинках и харчевнях, куда приходят извозчики, слуги и ремесленники. Один играл ребе, другой — Йоше-телка, третий — дочку ребе, а четвертый — шамесову Цивью.

Подмастерьям пекаря и извозчикам очень понравилась комедия, и они набросали в тарелку для сбора денег много крейцеров. Это воодушевило актеров, они начали ездить из города в город, из местечка в местечко. Они даже взяли в труппу женщину — служанку-сироту, которая играла Цивью и пела грустные песенки о горькой сиротской доле. Сцена, в которой она стоит на коленях перед дочерью ребе и с плачем молит не отнимать у нее Телка, смягчила бы и камень. Повсюду шли драки между нешавскими хасидами, которые не давали труппе играть, и простым людом, который хотел посмотреть представление. Они дрались палками, поленьями.

Один меламед[171] из Нового Сонча начал войну против комедиантов.

Он собрал в городе толпу — мужчин с палками, женщин с кочергами и лопатами, позвал набожных ремесленников, и все с воплями и галдежом направились к офицерскому казино, которое труппа арендовала под театр.

— Люди! Вперед, во славу Всевышнего! — воскликнул меламед и вышел вперед, навстречу парням, охранявшим казино. — Мы не позволим глумиться над нашим святым цадиком!

Парни предупредили меламеда, что он сейчас получит, но тот не отступал. Широко раскрыв глаза, подняв руки, он выступил вперед и крикнул толпе:

— Люди! Принесем наши жизни в жертву! Умрем за веру!

Охранники так отшвырнули его, что он упал, ударился головой о камни и больше уже не встал. Его накрыли жупицей и оставили лежать до прихода полиции.

По всей округе поднялся крик и стон.

— Конец света! — вздыхали люди. — Из-за нешавского двора пролилась еврейская кровь.

Зашумели и гои. Во всех венских газетах появились красочные описания войны между «Lockenjuden», пейсатыми галицийскими фанатиками. Приезжали специальные корреспонденты. Один депутат-священник выступил в парламенте с интерпелляцией[172].

— Известно ли господину министру внутренних дел, — спросил он, — о кровавых стычках в Галиции, что происходят в народе, избранном Иеговой, в связи с бигамией при дворе цадика? Известно ли ему, какие меры следует предпринять?

В тот же день в Лемберг по телеграфу пришел запрос из Вены от министра внутренних дел, адресованный императорско-королевскому наместнику, графу Кучебицкому.

В нешавской крепости пробили брешь.

Глава 26

Реб Шахне-даен добился своего.

К Пейсаху во всех галицийских городах и местечках на стенах домов появилось воззвание, под которым подписались семьдесят раввинов и мудрецов — столько же, сколько было в Синедрионе, — призывавшее реб Мейлеха, Нешавского ребе, предстать перед судом Торы.

На старых стенах и каменных оградах бесмедрешей, синагог, боен и бань, среди всевозможных записок о зажигании свечей, кошерной посуде, растопке миквы, потерянных и найденных вещах; среди объявлений от сойферов, проверяющих тфилин, и специалистов, исцеляющих, Боже упаси, увечья и переломы без операции, с помощью простого пояска; среди записок от пекарей, предупреждающих, что после зажигания свечей они ни у кого не будут принимать чолнт[173]; среди сообщений от бродячих торговцев о новейших сборниках рассказов, ермолках и поясах по сходной цене; между призывами к благочестию и пересыпанной немецкими словечками рекламой от парикмахерши, которая предлагала почтенным набожным дамам самые модные парики из настоящих волос и козьей шерсти, только что из Вены, великолепные и безупречно кошерные — среди всего этого, на самом почетном месте, висел огромный лист бумаги, печатное послание на древнееврейском и идише, перед которым непрерывно толпились люди.

«С помощью Всевышнего, да славится его имя, — гласило воззвание, — мы, нижеподписавшиеся, взываем к нашим братьям во всем мире: услышьте наш голос, который, по словам мудрецов, подобен гласу небес. И раввинский суд, по словам мудрецов, подобен суду Всемогущего Господа, ибо когда праматерь наша Ревекка пошла к Симу и Эверу[174], то сказано об этом: „пошла к Всевышнему“.

Не ради, Боже сохрани, распрей и ненависти, и не ради собственной выгоды мы обращаемся к вам — ибо знаем, что распрей должно беречься, как пожара, — но потому, что наши глаза уже не могут более видеть то, что увидели, и наши уши не могут более слышать то, что услышали. Великое богохульство, помилуй нас Боже, расползается по шатрам Иакова[175] и влечет за собой вражду и доносы. В синагогах не молятся и не учатся, а лишь ссорятся, даже во время молитвы, и особенно во время чтения Торы, а совершая подобное, как говорит священная книга Зоар, человек отдаляется от Всевышнего. До нас также дошли — горе нам! — и другие вести; как же низко мы пали, если еврей доносит на еврея гоям. Иные написали нечестивые книги и ввели во грех простых, необразованных людей, и теперь слуги, служанки, женщины читают, Боже упаси, эти издевательства и поют непристойные песни о праведниках, набожных людях, наших кедрах ливанских[176]. Горе нам: мы стали посмешищем в глазах народов. Они читают в газетах о нашем позоре, неслыханном для евреев. И как мы теперь посмотрим в глаза вельможам и могущественным людям, в чьей тени мы живем? Наши мудрецы говорят: молись за правителей, ибо без них человек бы проглатывал человека живьем. Особенно под защитой нашего великого государя, да укрепит Всевышний его славу. Ибо, как говорят мудрецы, если даже среди высоких елей вспыхивает огонь, что уж говорить о мхе на стенах? Если даже среди праведников творится подобное, что уж говорить о простых людях? Дрожь охватывает наши тела, и руки наши трясутся. Пролилась невинная кровь; быть может, теперь Бог смилостивится.

С разбитым сердцем и слезами на глазах мы призываем почтенного ребе из Нешавы, да продлятся его годы, явиться на суд, как того требуют семьдесят раввинов, по числу раввинов Синедриона.

Мы не беремся ничего утверждать заранее и не выносим, Боже упаси, никакого приговора. Однако до нас дошли дурные вести о том, что есть человек, узнанный множеством свидетелей, людей ученых и достойных доверия; они признали в нем помощника шамеса из Бялогуры, который оставил жену, дочь реб Куне-шамеса, соломенной вдовой, выдал себя за зятя Нешавского ребе и живет, о горе нам, с дочерью ребе как муж с женой. Мы, Боже упаси, не согласимся с этими разговорами, не прояснив всего дела на суде Торы. Однако мы просим Нешавского ребе, да продлятся его годы, не слишком полагаться на свой авторитет и не упрямиться. Даже если один человек призывает его к суду, следует прийти, а уж если того требуют семьдесят раввинов и почтенных людей, то и подавно. Сотри ухмылку с губ твоих, изгони насмешку с лица твоего, — говорят мудрецы, — даже когда ты прав. Перед Торой равны все: и богач, и простолюдин. Даже царь Давид, да зачтутся нам его заслуги, аминь: когда он запятнал себя грехом — а мудрецы говорят: кто скажет, что царь Давид согрешил, тот совершит ошибку, — то явился к Давиду пророк и наказал его, отняв ребенка.