Роман Ромашов - Право – язык и масштаб свободы

• Название: Право – язык и масштаб свободы
• Автор: Роман Ромашов
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906792-47-1

В книге осуществляется многоаспектный анализ права как инструмента определения пределов осуществления свободы, являющейся основополагающей социально-культурной ценностью, возможностью и мотивом человеческого развития. Авторами описываются истоки и эволюция представлений о феноменах права, закона, свободы, воли, иерархии, равенства, выявляются их воздействия как друг на друга, так и на закономерности государственного развития. Исследование содержит значительное количество фактологического материала, знакомит с понятийным аппаратом и специальной терминологией современной российской и зарубежной юриспруденции. Разработанные авторами методологические параметры могут стать эффективным инструментом для современного взгляда на проблему правового обеспечения свободы в современной России.

Книга адресована преподавателям, аспирантам, студентам, а также всем интересующимся проблемами как общей теории, так и истории, философии, социологии права и юридической компаративистики.

---

Продемонстрировать ценность свободы в сфере права можно двояким образом. С одной стороны, свобода объективно необходима человеку как условие его выживания. И.П. Павлов даже предпринял попытку обосновать существование особого «рефлекса свободы», который выражается в том, что живое существо не выносит ограничений своего движения и стремится от них избавиться: «рефлекс свободы есть общее свойство, общая реакция животных, один из важнейших прирожденных рефлексов. Не будь его, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни»[173]. Иначе говоря, любые помехи в движении представляют потенциальную опасность для жизни даже в физиологическом смысле. Пусть потребность в свободе изначально появляется как инструментальная, вызванная иными, более глубинными инстинктами; однако, будучи совершенно незаменимым средством самосохранения, со временем она превращается в самостоятельную культурную ценность.

С другой стороны, свобода получает всестороннее формально-юридическое признание в качестве ценности (блага). Конституция Российской Федерации прямо объявляет свободу (точнее, «свободы» – во множественном числе) высшей ценностью (ст. 2). В дальнейшем свобода сама описывается как объект одного из личных конституционных прав («право на свободу и личную неприкосновенность») и, наконец, конкретизируется в виде веера множественных специальных «свобод» (свобода слова, мысли, совести, передвижения и др.).

Правда, следует обратить внимание на то, что свобода, будучи правовой ценностью универсального характера, практически не играет никакой роли в сфере заслуг. В отличие от наказания, для поощрения даже не требуется, чтобы действия награждаемого лица носили добровольный характер: совершение деяния под принуждением не служит основанием, исключающим поощрение. Применительно к мерам поощрения свобода выступает в качестве правовой ценности лишь для узкой сферы отношений, связанных с отбыванием уголовного, административного, дисциплинарного наказания.

Объективная ценность свободы состоит в том, что она является необходимым условием для самореализации человека, позволяя ему по собственному усмотрению определять цели и средства своей деятельности. Свобода воспринимается как подлинное благо, поскольку именно от наличия или отсутствия свободы зависит то, сможет ли человек самостоятельно находить пути удовлетворения своих материальных и духовных потребностей. Чем большими возможностями свободного выбора обладают субъекты правовой жизни, тем интенсивнее происходит самоорганизация, и наоборот. Свобода и самоорганизация – понятия если не равнозначные, то, во всяком случае, вполне соотносимые. Отсутствие свободы или ее крайняя узость могут привести к серьезному социальному напряжению, вызванному накоплением нереализованных интересов, что в конечном счете угрожает гражданскому миру, согласию и солидарности. Если юридический опыт носит для отдельных индивидов или целых социальных групп травматический характер, то есть причиняет им страдания, то он может стать причиной утраты ими лояльности к правопорядку.

Если в правовой системе низок уровень допустимой свободы (например, в деспотических и тоталитарных государствах), то этим нисколько не обеспечивается устойчивость ее развития. Динамическая система не может замереть в равновесном состоянии, поэтому при отсутствии возможностей для самоорганизации (развития) альтернативой является лишь энтропия (деградация).

Чтобы общество сохраняло устойчивость, в его структуре должны присутствовать участки пониженной социальной упорядоченности; эти проявления энтропии выполняют созидательную функцию, поскольку без них социальная система не имела бы резервов самоорганизации. С точки зрения синергетического подхода, зоны социальной аномии необходимы системе для поддержания собственной жизнеспособности, как источник самоорганизации[174].

Однако ценность свободы реализуется через акт выбора, который связан с отказом от альтернативных возможностей и тем самым представляет собой в известном смысле ограничение свободы. Согласно Гегелю, свобода воли – это неопределенность, стремящаяся стать определенностью: «Я не только волит, но волит нечто. Воля, которая… волит только абстрактно всеобщее, ничего не волит и поэтому не есть воля. Особенное, что волит воля, есть ограничение, ибо воля, чтобы быть волей, должна вообще себя ограничивать. То, что воля нечто волит, есть ограничение, отрицание»[175].

Например, осуществив свою законную свободу находиться в определенное время в некотором месте, человек тем самым ее существенно ограничивает, так как отказывается от огромного разнообразия других возможностей, которыми он до этого располагал. Свобода актуализируется в момент принятия решения, как поле выбора; но когда выбор совершается, свобода перестает существовать – по крайней мере, в отношении того действия, которое уже совершено, так как отменить его нельзя.

Как никто не может обладать бесконечно большой суммой денег, так невозможен и неограниченный объем свободы, если понимать ее в более или менее приземленном и конкретном смысле. Свобода, не имеющая границ, превращается во что-то иное, поскольку свобода всегда существует «от» чего-то и «для» чего-то. Если устранить ограничения по объему, содержанию и цели, то свобода перестает быть инструментальной ценностью, утрачивает свое меновое значение. Не утрачивая своего конструктивного значения, при отсутствии или недостаточности сдерживающих факторов свобода одновременно становится опасной и разрушительной силой.

Но тогда возникает вопрос об источниках ограничения: кто определяет границу свободы? Ведь она существует и является ценностью лишь внутри социальных рамок, которые должны носить вполне конкретный характер, а значит, кем-то должны устанавливаться и контролироваться. Здесь можно предложить условную структурную модель свободы как своеобразного тройственного обмена, в котором участвуют: первая сторона – сам субъект, обладающий свободой; вторая сторона – те лица, чьи интересы затрагиваются в процессе реализации его свободы; третья, скрытая сторона – тот, кто определяет границы свободы, то есть решает, что позволено свободному человеку. Естественно, что субъект, принимающий решения в отношении других лиц, может идентифицироваться как носитель власти. Третья, скрытая сторона свободы – это власть, и только она может установить предел свободы.

Таким образом, свобода в обменных категориях может рассматриваться как беспрепятственное циркулирование обменных отношений, урегулированное властью; свобода без властной регуляции непредставима, невозможна как социальный факт.

Юридическая свобода существует для того, чтобы быть использованной, а сам акт свободного поведения направлен на достижение конкретных социальных благ. Свобода не беспредельна, а ограничена общественно допустимыми целями, иначе говоря, ее конкретный объем определяется иными социально-правовыми ценностями.

Конечно, нельзя отрицать, что правовые предписания в каком-то смысле ограничивают свободу субъектов, сужая круг альтернатив и подталкивая к определенному выбору. Но сами по себе ограничения вовсе не являются препятствием для человеческой свободы. Как верно подчеркнул Н.О. Лосский, «наличность таких необходимых форм не есть уничтожение свободы. Нелепо было бы утверждать, что я лишен свободы ввиду существования закона «2х2=4» или ввиду закона, согласно которому, если я совершу деяние, причиняющее страдание какому-либо существу, то и сам я наверное буду хотя бы частично неудовлетворен своею деятельностью»[176].

Свобода здесь определяется не столько тем, в каком отношении находятся действия субъекта к объективным ограничениям, сколько тем, принимает ли он решения самостоятельно или под давлением чужой воли. Право задает условия и границы, в которых протекает свободная активность субъектов правовой жизни, но человеческая воля в сфере права остается свободной и часто непредсказуемой. В целом взаимодействие правовых требований и свободной воли удачно моделируется в образе шахматной доски[177]. Участники играют по правилам, которые не ими установлены, но в рамках этих правил имеют достаточную свободу выбора. Хотя правила остаются одинаковыми, ходы всякий раз делаются разные, и поэтому практически не бывает совершенно одинаковых шахматных партий. Точно так же в государственно-правовой жизни юридические нормы, будучи опосредованы человеческой волей, все время реализуются по-разному.

Вместе с тем, разумеется, взаимоотношения между правом и свободой далеко не идилличны, а, напротив, полны напряжения. И виной тому не что иное, как правовая форма. Антиподом свободы является отчуждение. Согласно глубоким и точным наблюдениям Маркса и Энгельса, отчуждение имеет место там, где результат человеческой деятельности превращается в вещественную силу, выходит из-под контроля своих создателей и сам начинает господствовать над ними, причем так, что нарушает их расчеты и ожидания[178]. Речь идет, конечно, в первую очередь об отчужденном труде, но это описание может подходить к любому социальному институту. В условиях крайнего отчуждения присутствует необходимость, но отсутствует свобода как господство над внешним миром, поскольку человек становится не субъектом, а объектом этого господства.