Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

• Название: Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе
• Автор: Филлис Джеймс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088749-1

Лондон, 1811 год. Город потрясли чудовищные преступления – от рук убийцы погибли семь человек: все близкие Марра, лавочника, и семья Уильямсона, владельца паба. Жестокий убийца не пощадил даже детей.

Однако расследование провели наспех, а главный подозреваемый повесился в тюрьме. Его тут же объявили виновным – просто чтобы успокоить жителей… Но загадка жестоких убийств два столетия продолжала будоражить умы любителей мрачных тайн прошлого.

Кто же все-таки совершил эти злодеяния? Ф.Д. Джеймс и известный британский историк Т.А. Критчли провели собственное расследование. Кто же, по их мнению, настоящий убийца?..

---

впереди несли тело мистера Марра;

за ним тела миссис Марр и маленького Тимоти;

далее шли отец и мать мистера Марра;

мать миссис Марр;

четыре сестры миссис Марр;

единственный брат мистера Марра;

другие родственники усопших;

друзья мистера и миссис Марр;

всего восемнадцать скорбящих, среди которых девушка-служанка.

Горе престарелых родителей, братьев и сестер покойных являло собой самое душераздирающее зрелище, и собравшиеся дружно проливали слезы сострадания. После церковной службы тела принесли на кладбище и похоронили в одной могиле. Хотя народу было много, все вели себя благопристойно, однако не могли удержаться от крепких выражений, сообща призывая небеса обрушить возмездие на головы неизвестных убийц».

И вот небольшое, но трогательное заключение: после того как коронер вынес вердикт, родственники юного слуги забрали его тело и похоронили в другом месте. Марров погребли в южном конце кладбища и над могилой поставили высокий надгробный камень:

«В память о мистере Тимоти Марре двадцати четырех лет, его жене миссис Селии Марр двадцати четырех лет и их сыне Тимоти Марре трех месяцев от роду, которых жестоко убили 8 декабря 1811 года в их собственном доме номер 29 по Рэтклифф-хайуэй.

Встань, смертный, пред могилой сей,

Над ней слезу пролей.

Отец и мать во гробе спят,

Сын тоже рядом в ней.

Недолог был их путь земной,

Ушли в недобрый час ночной —

Убиты злобною рукой.

Пришлось им вместе смерть принять,

Лютее смерти нет,

Жестоких мук не передать,

Каких не видел свет.

Им не оплакивать друг друга,

Удел чужих по ним вздыхать.

Прожили жизнь в любви,

Час пробил вместе умирать.

Прохожий, вечно помни об их уделе грозном

И от греха отворотись, пока еще не поздно.

Жизнь в этом мире ненадежна,

Боль, горя круговерть.

Очистись от греха, не дай ему довлеть,

Ведь и тебя, как всех, подстерегает смерть».

Таким образом, в течение недели после убийства Марров не случилось ничего, кроме их похорон. Вапинг нисколько не изменился. Убийцы по-прежнему разгуливали на свободе. Огромные корабли все так же ставили паруса и выходили в плавание из замечательного нового лондонского дока. Наступал прилив, горизонты раздвигались до бесконечности, и все помыслы безразличных к местным слухам моряков были в бескрайнем мире. И у склонных к поэзии лондонских магистратов на той неделе появилась возможность выйти за пределы знакомых берегов. Утомленные допросами португальцев и ирландцев, окруженные идиотами и пьяницами и, не исключено, корпевшие над эпитафией на могилу Марров (ах, как хочется пофантазировать и предположить, что эти вирши вышли из-под пера Пая), они имели возможность посетить лекции, которые на Флит-стрит прочитал истинный поэт. В последующую за убийствами неделю Кольридж, изнывающий от всепобеждающей власти опиума, прочитал несколько лекций о пьесах Шекспира. Все это время газета «Лондон кроникл» сообщала об этих выступлениях, подверстав текст в колонку, которая так не вязалась со всем, что было напечатано рядом. Один заголовок кричал: «Убийство семьи Марров», а другой сообщал: «Лекции мистера Кольриджа». Читатель, потрясенный сообщением о выбитых мозгах и пролитой крови, мог обратиться к более спокойной и вечной теме. «Шекспировские чтения, – писала газета, – быстро приобретают у публики популярность, а поэт-лектор обладает необходимым даром, чтобы вызвать восхищение у тех, кого, как мы понимаем, особенно хочет порадовать – прекрасный пол».

В понедельник волнения возобновились – в суд Шэдуэлла в почтовом дилижансе привезли Томаса Найта. Ему повторили, в чем его подозревают. В субботу две недели назад он вернулся домой заметно удрученный. Снял блузу, а затем принялся ее отмывать и сушить у огня. Пятна на блузе очень напоминали кровь. На следующее утро Найт рано покинул комнату, которую снимал, не сказав хозяйке, куда направляется.

Задержанный отрицал все, кроме последнего, и изложил вполне связную историю, от которой ни разу не отступил. Заявил, что родился и вырос в Портсмуте, приехал в Лондон примерно шесть недель назад и все это время работал трепальщиком льна в компании господ Симов, где изготавливались канаты. Но в субботу две недели назад решил отправиться в Портсмут, где его жена жила со своим отцом. Она уже некоторое время болела, ее надо было привезти в город. В субботу вечером Томас пошел в паб «Королевский герб», который содержит мистер Эдвардс, где собирался получить жалованье за неделю, составлявшее двенадцать шиллингов. Он оставался у Эдвардса до одиннадцати часов и выпивал со своим товарищем по работе. Затем пошел домой и вскоре лег в кровать. Найт отрицал, что стирал блузу и вообще снимал ее до того, как отправился спать. Задержанный совершенно не был удручен, наоборот, пребывал после выпивки в добром расположении духа и шутил с хозяйкой, которая журила его за то, что он, пользуясь отсутствием жены, пускается в поздние загулы. На следующее утро он поднялся примерно в половине восьмого, пошел к мастеру Симов мистеру Додсу, сказал, что уезжает в Портсмут за женой, и попросил присмотреть за его инструментами, пока будет в отъезде. Потом заглянул в «Королевский герб» в надежде, что ему вернут полтора шиллинга, которые ему был должен Эдвардс, и недолго оставался там с товарищами. С час прогуливался по Шэдуэллу, встретил отца и сына Квиннов и зашел с ними в винный погребок выпить джина. Провел с ними время до десяти утра воскресенья, затем отправился в Портсмут. Из всего пути ехал только двенадцать миль и в Портсмут добрался лишь к вечеру в понедельник. Оставался с женой и ребенком в Госпорте до четверга, затем вся семья отправилась в Лондон. Вечером в четверг они прибыли в Питс-Филд, где переночевали. А на следующий день в Годалминге к нему подошли двое полицейских и предъявили обвинения, каковые он отверг и поклялся Господом, что невинен, как новорожденный младенец. Причина же, по которой не сообщил хозяйке дома, что уезжает в Портсмут, была проста: задолжал ей три шиллинга. Имея всего двенадцать шиллингов, Найт опасался, что хозяйка, если узнает, что он уезжает, станет настаивать, чтобы вернул долг.

Магистраты подвергли Найта строгому перекрестному допросу, но тот не отступал от первоначальной версии, и вскоре они убедились, что он не имеет отношения к убийству. Но тем не менее решили пока не отпускать. Очевидно, считали, что раз уж привезли его из Годалминга за общественный счет, то будет излишне великодушным позволить немедленно уйти, причинив так мало неудобств.

Магистраты других судов информировали министра внутренних дел так и тогда, как и когда считали нужным. Организованной системы обмена информацией не существовало, и нет свидетельств, чтобы Джон Беккетт или кто-либо другой в министерстве сортировали доклады, пытались руководить расследованием или координировали действия различных служб. В понедельник, когда судьи в Шэдуэлле допрашивали Томаса Найта, их коллеги на Куинс-сквер (ныне Куин-Эннс-гейт) подкинули Беккетту еще одну многообещающую ниточку. «При этом направляю для информации господина Райдера полученные под присягой от гвардейца сведения о двух неизвестных, вызывающих сильное подозрение персонах. Копии разосланы главным магистратам в Саутгемптоне, Ньюпорте, на Уайте и в Плимуте. Им предлагается ознакомиться с описанием внешности подозрительных личностей и принять меры к их задержанию и аресту».

Далее следовало приложение:

«Показания капрала Джорджа Джада, служащего в роте подполковника Кука второго батальона Колдстримского гвардейского полка:

В субботу вечером четырнадцатого числа сего месяца я проходил мимо погребка “Старая белая лошадь” на Пиккадилли. Примерно в половине седьмого ко мне пристали два типа в пальто. Один был ростом пять футов десять дюймов и держался от меня в нескольких ярдах в темноте. Другой – среднего роста, примерно пяти футов пяти дюймов, со шрамом на правой щеке. Он подошел ко мне и спросил, не знаю ли я, есть ли экипаж на Плимут. Я ответил, что не знаю. Тогда он предложил сходить в контору дилижансов и справиться, а за это обещал угостить выпивкой. Я сделал, как он просил, и узнал в конторе, что следующий дилижанс в Плимут будет только на следующий день в четыре утра. Он передал мои слова товарищу, который по-прежнему стоял поодаль, словно не хотел выходить на свет, немного с ним поговорил, а затем вернулся ко мне, дал денег на пинту пива и сказал, что это им не подходит и что они поедут почтовой каретой. Затем повернулся ко мне спиной и в этот момент уронил бумажку, которую я подобрал и положил в карман. Они ушли вместе в сторону Гайд-Парк-Корнер.

Записал полицейский Джеймс Блай из полиции Куинс-сквер, 15 декабря 1811 г.»

К этому показанию была приложена копия загадочного документа.

Знаки пунктуации не проставлены, текст написан почти безграмотным человеком. Первое слово не удается разобрать.