Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

• Название: Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе
• Автор: Филлис Джеймс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088749-1

Лондон, 1811 год. Город потрясли чудовищные преступления – от рук убийцы погибли семь человек: все близкие Марра, лавочника, и семья Уильямсона, владельца паба. Жестокий убийца не пощадил даже детей.

Однако расследование провели наспех, а главный подозреваемый повесился в тюрьме. Его тут же объявили виновным – просто чтобы успокоить жителей… Но загадка жестоких убийств два столетия продолжала будоражить умы любителей мрачных тайн прошлого.

Кто же все-таки совершил эти злодеяния? Ф.Д. Джеймс и известный британский историк Т.А. Критчли провели собственное расследование. Кто же, по их мнению, настоящий убийца?..

---

«У Тимоти Марра-младшего рассечена пополам левая сонная артерия. Пересекающая ее рана имеет по крайней мере три дюйма в длину. На левой стороне лица также видны следы насилия. У Селии Марр, жены хозяина лавки, раздроблена левая часть черепа, уничтожена височная кость, рана в два дюйма идет от челюстного сустава к левому уху, другая ведет за то же ухо. У Тимоти Марра-старшего сломан нос, раздроблена затылочная кость, над правым глазом след сильного удара. У ученика Джеймса Гоуэна несколько ушибов лба и носа, полностью раздроблена затылочная кость, мозговое вещество частично вывалилось, частично разлетелось по комнате. Мистер Солтер утверждал под присягой, что этих повреждений достаточно, чтобы вызвать смерть.

Следующей допрашивали Маргарет Джуэлл. Свидетельница рассказала, как хозяин отправил ее с банкнотой достоинством в один фунт купить устриц, как напрасно искала открытую лавку на Рэтклифф-хайуэй и прилегающих улицах, а затем вернулась назад, но обнаружила, что дом закрыт. Как появился ночной сторож, а затем Маррей. Как Маррей проник в дом с черного хода и открыл дверь на улицу. В этом месте воспоминания настолько разволновали девушку, что она лишилась чувств. Ее долго приводили в себя, но ничего не добились и больше не допрашивали.

После нее свидетельское место занял Джон Маррей. Он показал, что является ростовщиком и проживает в доме рядом с тем, где произошли убийства. Примерно в десять минут первого ночи на воскресенье свидетель ужинал и услышал шум на торговом этаже соседнего дома. Ему показалось, что упал ставень или опрокинули стул. Еще он слышал голос – громкий то ли от страха, то ли потому, что человек что-то выговаривал другому. Маррей решил, что голос был мальчишечьим или женским. Все это длилось не больше минуты. Незадолго до часа ночи долго звенел колокольчик Марра. Трезвон продолжался чуть не до половины второго, и ростовщик наконец пошел к двери выяснить, в чем дело. Ночной сторож сообщил, что у соседа не заперт ставень и что девушку не впускают в дом. Маррей объяснил, как ему удалось проникнуть через черный ход внутрь, описал, как ненадолго поднялся наверх и обнаружил трупы. Свидетельствовал, что после того, как нашел убитого младенца, он увидел в руках полицейского окровавленный молот или кувалду с прилипшими волосами. Мистер Марр жил на Рэтклифф-хайуэй только с прошлого апреля. Ему было двадцать четыре года, жене примерно столько же. А ребенку было от роду только четырнадцать недель.

Последний свидетель, Джордж Олни, сообщил, что является ночным сторожем прихода Святого Георгия. Его показания в точности совпадали с показаниями девушки. Когда он вошел в дом, люди в нем были мертвы, но еще не остыли. Сторож рассказал, что видел мистера Марра около двенадцати, когда тот закрывал ставни. Олни находился в задней комнате, когда полицейский обнаружил молот, который стоял бойком на полу, а ручка опиралась о стул. С молота на пол стекала кровь. Сторож также видел найденную стамеску, но на ней крови не было.

Больше дававших показания свидетелей не было, и коронер закрыл предварительное дознание. Он констатировал присяжным: печальный факт состоит в том, что следствие не располагает ни малейшим основательным свидетельством, чтобы назвать лиц, совершивших мерзкие, жестокие убийства, которые им приходится с прискорбием расследовать. Поэтому их вердикт должен опираться на имеющиеся у них непроверенные данные. Он надеется, что присяжные не допустят, чтобы на их решение повлияли циркулирующие слухи, вызванные достойным похвалы стремлением людей выследить и обнаружить негодяев, которых всю дальнейшую жизнь будут, несомненно, мучить укоры совести и раскаяние и кто волею провидения, молитвами общества и усилиями полиции вскоре будет найден и понесет заслуженное наказание.

Присяжные после недолгого совещания вынесли вердикт, что в преднамеренном убийстве каждого из четырех человек виновен неизвестный или неизвестные».

Глава третья Молот

«Жестокие убийства произвели широкую сенсацию, – писала в среду 11 декабря газета «Таймс». – Желание любопытных взглянуть на место преступления стало настолько сильным, что вчера до десяти утра по Рэтклифф-хайуэй было почти не пройти из-за толп». Отчет о расследовании занял целую колонку, в конце которой автор заключал:

«Мы и сами без устали проводили опросы, но не добились ничего, кроме неопределенных слухов, не имеющих под собой никаких надежных источников. Кто-то утверждал, что мистер Марр выступал свидетелем в Олд-Бейли[11] против некоего португальца, которого недавно повесили, обвинив в убийстве. И будто бы друзья казненного решили отомстить за его смерть. Остается надеяться, что негодяям недолго ходить на свободе и что правосудие и гуманность вскоре восторжествуют».

Материал завершала интригующая концовка. Сообщалось, что в понедельник вечером мужчина по имени Ашбуртон, проживающий на Грейвел-лейн, обсуждал с приятелями в пабе убийство Марра. Его охватило чувство страха и вины, и он признался, что около восемнадцати лет назад сам был свидетелем убийства. Он тогда отправился в порт Грейвзент посмотреть, как выходит в плавание корабль Ост-Индской компании, а когда возвращался домой вверх по реке, присутствовал при ссоре сержанта морской пехоты и одного благородного португальца, ныне почтенного человека с Принсез-сквер. Спор вышел из-за юноши, который работал паромщиком в порту и которого пытался завербовать сержант. Ашбуртон видел, как сержант опрокинулся навзничь, а его противник трижды на него наскочил и заколол до смерти. Шпага военного полетела за борт, а что произошло с его телом, свидетель не знает. С тех пор он часто вспоминает этот случай, особенно когда спиртное развязывает язык. Но его слова всегда принимали за пьяную болтовню. Однако теперь Ашбуртон говорил на трезвую голову. «Таймс» сообщала, что подозреваемый в убийстве был взят под стражу и в субботу должен предстать перед судом Шэдуэлла для дальнейшего расследования. Но он лишь добавил работы господам Кэпперу, Маркленду и Стори. 14 декабря суд Шэдуэлла рассмотрел дело злополучного португальца (его звали Фансик) и отпустил под залог. Магистраты, видимо, решили, что у них достаточно насущных проблем, чтобы заниматься мнимым убийством восемнадцатилетней давности.

Не вызывает удивления, что потрясенный гибелью семейства Марров Ашбуртон распереживался и прервал свое восемнадцатилетнее трезвое молчание. Эти убийства с самого начала возымели небывалую власть над сердцами и умами лондонцев. Чувство было частично вызвано страхом перед жестокостью и безжалостностью совершенного, частично состраданием к беззащитным и юным жертвам – никому из убитых не исполнилось двадцати пяти лет, а сын Марра был еще грудным младенцем. Казалось бы, зависть могла быть больше обращена на богатых и сильных мира сего, и они чаще рискуют, что их обворуют или даже убьют. Но богатые понимали опасность и имели средства бороться с ней. Очевидно также, что насилие и месть могли быть уделом проституток, доносчиков и воров. Но при чем тут Тимоти Марр – бедный, трудолюбивый, уважаемый человек, живший в ладу с соседями, хороший муж и отец? Его не спасли ни добропорядочный образ жизни, ни безденежье. Он был уничтожен, жестоко истреблен со всей семьей, словно его ни во что не ставили ни люди, ни небеса.

Да, времена стояли суровые, недобрые, подчас варварские. Правосудие отправлялось жестко. Но все же правосудие существовало, существовал общественный порядок, пусть он и поддерживался властной рукой. В Ист-Энде жили необразованные бедняки, нередко беспощадные друг к другу, но столь свирепые расправы случались нечасто, и Англия с ее низким уровнем убийств пользовалась в Европе завидной репутацией. Например, в 1810 году (а это был первый год, когда министерство внутренних дел собрало криминальную статистику) были казнены шестьдесят семь человек, но всего девять за убийства. Восемнадцать – за грабеж, еще восемнадцать – за подлоги. Цифры отражают низкий уровень убийств, однако пропорция характерна. Преступления против собственности были более распространены и также жестоко наказывались, как и преступления против личности. Убийство все еще было редким, пугающим правонарушением. Истребить целиком семью казалось потрясением основ не только правопорядка, но морали и религии. Если такое случается, то кто может чувствовать себя в безопасности? Если добропорядочность и скромность не защищают, то что может защитить? Ужаса добавлял и тот факт, что поведение преступников было абсурдным, немотивированным. Бедные и уважаемые оказались особенно уязвимыми, так как они работали допоздна. Лавочник или трактирщик, если хотел заработать, не мог захлопнуть дверь перед потенциальными клиентами. Но как вести дела, если любое возникшее в сумерках на пороге лицо могло оказаться ликом злобного дьявола? Если жены и родные отказывались покидать свои углы, как только наступала темнота? Если посетители не решались уходить поодиночке?