Андрей Иванов - Повседневная жизнь французов при Наполеоне

• Название: Повседневная жизнь французов при Наполеоне
• Автор: Андрей Иванов
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02863-5

Наполеоновские войны перевернули жизнь не одной только Франции, но всей Европы. И по сей день история «Великого корсиканца» и созданной им Империи не потеряла своей притягательности, о чем свидетельствует все возрастающий поток книг, посвященных Наполеоновской эпохе. Но чем жила сама Франция при Наполеоне? Каким образом императору удалось объединить нацию, мобилизовать ее на великие свершения? И почему эта эпоха выдвинула столько выдающихся деятелей, причем в самых разных областях жизни?

Книга, предлагаемая вниманию читателей, состоит из ряда очерков. Каждый из них посвящен отдельной теме или отдельному персонажу, но все вместе они прочно связаны зримым или незримым присутствием главного героя повествования, личность которого показана динамично и разносторонне.

---

Барон Коста, человек чрезвычайно спесивого вида, является, держа под мышкой кипу планов. Император желает узнать, какие расходы предположены на будущий год в Фонтенбло, где за пять лет должны быть закончены все сооружения. Он начинает сам просматривать смету, время от времени останавливаясь, чтобы делать г-ну Коста замечания. Произведенные последним расчеты количества земли, потребной для засыпки какого-то пруда, кажутся ему неправильными: он начинает сам делать вычисления на полях доклада; забыв посыпать цифры песком, он стирает их и пачкает себе руки. Он ошибается в подсчете; г-н Коста на память называет ему цифры. За это время он два или три раза обращается к императрице: “Что же дамы все время молчат?” Тогда приглашенные шепотом, в двух-трех словах выражают восхищение универсальностью талантов его величества. Затем снова воцаряется гробовая тишина. Проходит еще три четверти часа; император снова обращается к императрице: “Дамы все время молчат. Друг мой, вели принести лото”. Звонят; приносят лото; император продолжает свои вычисления. Он велит подать себе лист бумаги и все пересчитывает заново. Время от времени он из-за своей стремительности делает ошибку и раздражается. В эти неприятные минуты игрок в лото, объявляющий номера, еще более понижает голос; он почти беззвучно шевелит губами. Окружающие его дамы с трудом угадывают цифры, которые он называет. Наконец бьет десять часов, унылая игра в лото прекращается; вечер закончен».

Граф Лаплас, канцлер сената, в свое время принимавший выпускной экзамен у юного Наполеона в Парижской военной школе, устраивает сцену жене: та одета недостаточно нарядно на приемах у императрицы. Мадам Лаплас покупает прекрасное платье и обращает на себя внимание императора.

Наполеон, войдя в зал, подходит к ней и в присутствии двухсот человек говорит: «Как вы одеты, госпожа Лаплас! Ведь вы уже старуха! Такие платья годятся для молоденьких женщин; в вашем возрасте они уже невозможны».

Мадам Лаплас была убита горем. Сенаторы, коллеги ее мужа, считали, что Наполеон нарушает приличия. Но г-н Лаплас во всеуслышание заявил жене: «Что за нелепая мысль, сударыня, нарядиться как молоденькая девушка! Вы никак не хотите примириться с тем, что стареете. А ведь вы уже не молоды! Император прав!..»

И это тот самый Пьер Симон Лаплас, который когда-то за словом в карман не лез, чтобы поставить на место генерала Бонапарта, новоиспеченного академика! Что и говорить — история вышла некрасивая. Как для императора, так и для его подданного.

В имперском сенате заседали и Гаспар Монж, и Лагранж, и Бертолле, и такая интересная личность, как маркиз Франсуа де Бартелеми, когда-то бывший министром иностранных дел при Людовике XV, а затем послом Французской республики в Швейцарии и членом Директории. Во время «переворота 18 фрюктидора», учиненного Баррасом[173] при поддержке Наполеона, директор Бартелеми отклонил предложение подать в отставку, уехать из страны и жить в Гамбурге под чужим именем. Сосланный в джунгли Гвианы, он бежал оттуда и вернулся на родину после другого переворота — 18 брюмера.

Графиня Шуазель-Гуфье[174], вспоминая о пребывании Наполеона в Вильне в 1812 году, говорит о его выходе в церковь: «Пристав выкрикнул: “Император!”, и я увидела небольшого человека, толстого, короткого, в зеленом мундире, открытом на белом жилете, окруженного маршалами, — пролетевшего как пуля и занявшего место за молитвенным стулом. После обедни он вышел с тою же стремительностью».

О приезде Наполеона на бал она рассказывает так: «По первому знаку герцоги и маршалы бросились навстречу сломя голову, правда сказать, с пресмешными физиономиями. Нас с лестницы стащили чуть не на четвереньках. Наполеон подъехал в карете, за которою скакал главный конюшенный, г-н Коленкур. Ему подставили подножку, как будто бы земля была недостойна того, чтобы на нее ступила нога его величества. Он поднялся на лестницу при криках: “Да здравствует император!”… Войдя в залу, он скомандовал: “Дамы, садитесь!”…»

Однажды Наполеон спросил у Сегюра: что почувствуют люди, узнав о смерти императора? Тот стал говорить о единодушных сожалениях, но был прерван повелителем: «Вовсе нет!»

Последовал многозначительный глубокий вздох, которым Наполеон хотел выразить всеобщее облегчение. Закончил он так.- «Все скажут: “Уф!”»

Но император не думает умирать. Он собирается жить долго, «девяносто лет», как сказал он брату Люсьену во время их беседы в Мантуе[175]. Эти годы нужны ему «для окончательного упрочения Империи».

После завершения австрийской кампании 1809 года Наполеон вернулся в Париж и объявил императрице Жозефине о том, что разводится с ней. Затем он посватался к русской царевне, но получил вежливый отказ петербургского двора — под предлогом того, что «невеста» Анна Павловна[176] слишком молода и надо подождать наступления ее совершеннолетия.

Однако раньше, чем его официально оповестили об отказе, он успел устроить брак с австрийской эрцгерцогиней. Видную роль в закулисных переговорах сыграли Меттерних[177] и Семонвилль. Первый их инициировал, а второй выступил посредником с французской стороны.

Парижане выражали показную радость, но в то же время вспоминали о том, что другая австриячка — Мария-Антуанетта — «довела Францию до беды». «Между тем как все партии заняты политическими вопросами и интригами, население Парижа хлопочет только об увеличении съестных припасов; тем не менее оно упорно держится своих предубеждений против австрийской принцессы», — писал полицейский чиновник.

19 марта 1811 года у императрицы Марии-Луизы[178] начались боли — она должна была разрешиться от бремени. Утром следующего дня весь Париж вышел на улицы. Толпы запрудили и площади, и набережные, и дороги, ведущие ко дворцу Тюильри.

В десять часов началась пальба из пушек. Было обещано, что произведут двадцать один выстрел в случае рождения дочери и сто один выстрел при рождении сына, наследника престола.

После первого выстрела всякое движение на улицах прекратилось. Все замерли в немом ожидании и считали залпы — девятнадцать, двадцать, двадцать один… двадцать два!

Стендаль, спавший в постели с любовницей, был разбужен этими звуками. «Мы услышали ликование на улицах, — написал он в своем дневнике. — Мой парикмахер сообщил мне, что на Рю Сен-Оноре люди ликовали так, словно перед ними на сцену вышел знаменитый актер».

«На рынке два носильщика поссорились и чуть не затеяли драку, — отмечал бюллетень полиции от 20 марта, — но когда раздался первый выстрел, они тотчас же прекратили ссору, начали считать выстрелы и на двадцать втором бросились в объятия друг другу».

Страна давно говорит только шепотом, но в этот счастливый миг люди, казалось, исторгли из себя всю накопившуюся энергию и эмоции, за проявление которых полиция не накажет: «Да здравствует император!!!»

По собственной инициативе устраиваются иллюминации, сочиняются оды, кантаты, в театрах идут «пьесы по случаю».

Крестины короля Рима были проведены 9 июня. В пять часов дня младенец был торжественно доставлен в кафедральный собор, где его ожидали сословные представители, столичные власти, 100 архиепископов и епископов. Присутствие большого числа католических сановников было связано с тем, что одновременно проводился съезд духовенства, должный одобрить закон о подчинении церковного управления государству.

Император и императрица проследовали в Собор Парижской Богоматери. Они ехали в парадной карете, в сопровождении многочисленных офицеров свиты. Толпа смотрела на это зрелище, видела блеск золота и серебра, которыми были покрыты костюмы и ливреи, лошадиные сбруи и экипажи, и впервые за десять с лишним лет проявляла признаки недовольства.

То был разгар зловещего кризиса, когда фабрики и мастерские пустовали. В предместьях Святого Антония не было работы, и рабочий люд угрюмо бродил по улицам.

В преддверии церемонии полицейские срывали афиши и плакаты с призывами к мятежу, расклеиваемые по ночам. Когда императорский поезд достиг площади Карусель, приветственных возгласов было меньше обычного, зато прозвучали пронзительные свистки. Чернышев[179], посланник русского царя, тут же донес об этом своему повелителю.

Во время церемонии Наполеон поначалу был мрачным и рассеянным. Он преобразился лишь в тот момент, когда принял из рук императрицы сына, завернутого в белоснежные покрывала. Затем он поднял мальчика высоко над собой, демонстрируя народу будущего правителя Франции.

Герольд воскликнул: «Да здравствует император! Да здравствует римский король!»

Призыв был неистово подхвачен собравшимися. После этого начались празднества и народные забавы, продолжавшиеся целую неделю.

Волонтеры и рекруты

Когда Наполеон отрекся от престола в 1814 году, ему было неполных 45 лет. Относительно молодой человек, казалось, завершал свою невероятную карьеру. Он был свидетелем нескольких эпох, причем выступил творцом последней из них.