Павел Халов - Иду над океаном

• Название: Иду над океаном
• Автор: Павел Халов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Роман посвящен проблемам современности. Многочисленные герои П. Халова — военные летчики, врачи, партийные работники, художники — объединены одним стремлением: раскрыть, наиболее полно проявить все свои творческие возможности, все свои силы, чтобы отдать их служению Родине.

---

Меньшенин пока не знал, как себя вести, не находил верного тона и отвечал неопределенно и невпопад. И Мария Сергеевна, с любопытством поглядывавшая на прибывшего коренастого и, словно лесоруб, плечистого профессора, подстерегла это его состояние и улыбнулась. Ей понравилось оно, и понравилось ей еще и то, что Меньшенин, как всякий ни разу не бывавший в здешних местах человек, прилетел в демисезонном пальто, оно было сейчас на нем, мешало ему, и он испытывал неловкость, оттого что шел рядом с людьми, одетыми почти по-летнему.

В машине сразу же как-то само собой установился тот деловой и непринужденный тон, который избавил всех от неловкости.

Меньшенин выслушал предлагаемый ему Арефьевым план и согласился с ним.

— Игнат Михалыч, — спросил после небольшой паузы Арефьев, — вы не взяли с собой ассистентов?

— Нет, — сказал Меньшенин. — Только Торпичев. Но он анестезиолог. Я рассчитываю на вас, на ваших товарищей.

И Арефьев отчего-то вдруг сказал:

— Я вряд ли буду иметь честь ассистировать вам. Дела, знаете. И несколько больных уже подготовлены к операциям. Не обессудьте. И от моих коллег заранее примите благодарность.

Машины шли по городу.

Жоглов предложил сделать крюк. Ему хотелось показать город сразу же, и он попросил шофера проехать по кольцу.

Кольцо тоже, как и многое другое в городе, открылось только что. Еще совсем недавно на этом месте была узкая, местами булыжная, местами щебенчатая в рытвинах дорога, обстроенная с обеих сторон неуклюжими бревенчатыми двухэтажными бараками; были водяные колонки, были дощатые тротуары с вечной грязью под досками. Здесь, в старых пакгаузах и хранилищах, ютились овощные базы, склады росгалантереи, культторга, неликвидных запчастей. А теперь асфальтовое кольцо шириной в двенадцать метров охватывало город легко, не мешая ему дышать, и здания стояли строем пеленга — светлые, еще не потускневшие от дождей.

Алексей Иванович Жоглов знал город хорошо и показывал его со всею щедростью участника этих перемен. Он мучился оттого, что не может дать гостю то внутреннее зрение, которым сейчас сам видел и внутренность цехов фабрики, и лица людей, которых знал здесь. Он называл места, мимо которых они проезжали, и время от времени ревниво оглядывался на профессора. Показалось ему, что на того город впечатление произвел.

На завтра в актовом зале медицинского института была назначена конференция. Меньшенин должен был выступить на ней. И он вдруг сказал:

— У меня с собой два фильма. Я снял две операции. Я думаю показать их. Цветные оба.

— Вы сами снимаете? — нажимая на «сами», спросил Жоглов.

— Сам. Слабость. И Торпичев помогает. Так вы не возражаете, товарищи?

Что-то скребануло сердце Арефьева — «фильмы»… За этой внешней простотой, мужиковатостью вдруг проглянула высокая маститость Меньшенина.

«А я ничего, кроме хирургии, в своей жизни не знал», — с горечью подумал он и невольно покосился на руки Меньшенина. Короткопалые, поросшие рыжими волосками, мясистые, они лежали у него на коленях — обычные руки. Настроение Арефьева испортилось, он улыбался, но уже почувствовал, как тоска забирается в душу, и, зная себя, понял — это надолго.

* * *

В сущности, аэродромы мало отличаются один от другого. Те же службы, то же размещение. И уж точно одинаковые казармы, общежития, красные уголки. И если появились плакаты с изображенным на них пилотом в гермошлеме на фоне голубого неба, пересеченного инверсионным следом самолета, то можно предполагать, что в каждом полку такие плакаты появятся. Диаграммы, схемы, опознавательные таблицы с кратким описанием летных и технических данных самолетов предполагаемого противника, стенные газеты, классы для занятий по технике и по пилотированию, тренажеры. Словом, нетренированному глазу трудно найти отличия. И только характер местности делал неповторимыми все эти точки, ВПП, КП, НП, ПН… И здесь, на побережье, расположение части, ее строения, ее службы несли на себе отпечаток облика окружающих немереных пространств, — где и горы со скальными обнажениями, со снегом на вершинах, похожих на сказочные сахарные головы, где в каждом распадке — своя, неповторимая растительность, своя тайга. В одном — низкорослый, упрямый, не сохнущий, и не тускнеющий, неожиданно мягкий для здешних осеней и зим стланик, в другом — коричневатые березки, которые издали можно посчитать крепкоствольными, но стоит подойти и взять за ствол, как обнаружишь, что это все кора — одежда на зиму, многослойная, чешуйчатая, прикрывающая сильное, но тонкое и гибкое тело, в третьем — листвяк, коренастый, выдубленный ветром, с кроной, вытянутой ветром же в одном каком-нибудь направлении, и снова скалы, и жесткая трава, и так — до самого океана.

Волков, впервые оказавшись в этом северном краю, сразу, с первых шагов своих принял все это. И он отметил и острый, хотя и едва еще заметный холодок, который ощущался на ходу, когда в гигантскую воронку, образуемую горным хребтом, потянет воздух, и своеобразный запах, который не могли победить запахи аэродрома. Даже собственный голос показался ему чужим, здесь он словно терялся — такое над головой было бесконечное небо и такое бесконечное пространство ощущалось вокруг за чертой аэродрома и еще дальше — за горным хребтом… И люди здесь несли на лицах отпечаток высоких широт и зимнего солнца — загар был таким, точно с примесью йода. И глаза у пилотов и командиров светились как-то особенно — просторным голубоватым светом, и этот отблеск голубого несло на себе все — и скальные обнажения на заснеженной сопке, и поздняя зелень, и ветви стланика, и дома поселка в отдалении, и серебристые поверхности истребителей, высокой лесенкой стоящих у края аэродрома. Только молодые солдаты эскадрилий, наверное, еще не успели за время службы обрести этот необыкновенный отпечаток.

Ночью по плану предстояли полеты — ожидалась облачная погода. Волков обошел в сопровождении Поплавского все службы, побывал на стоянках эскадрилий, на КП. Ходил с удовольствием, замучил всех. И его сопровождающие начали редеть — один из офицеров-специалистов первым попросил разрешения идти по своим служебным делам, и генерал его отпустил, потом — щеголеватый подтянутый капитан. Затем и Поплавский начал отпускать своих — у них были свои дела. И генерал Волков понимал, что не имеет смысла держать возле себя людей, — он ходил здесь уже не столько по службе, сколько оттого, что ему это нравилось. И суховатый пожилой полковник Поплавский с золотой звездочкой на тужурке над целой стопкой колодок, низенький, но такой ладный, что сразу было видно, что он на службе очень давно, и который старательно скрывал свою хромоту, — нравился ему, и было неприятно и досадно, что скоро предстоит говорить с ним о ЧП.

Волков не заикался об аварии Ан-2, ловил настороженный взгляд полковника и шагал и шагал дальше.

На семнадцать ноль-ноль он приказал собрать летно-подъемный состав в классах — хотелось ему еще раз поговорить с летчиками.

Дежурила пара из третьей эскадрильи. А летчики — капитан Курашев и капитан Смирнов — валялись сейчас на кроватях, почитывая журнальчики; их шлемы лежали на табуретках.

Генерал мысленно видел их и в душе немного завидовал, хотя завидовать, собственно, было нечему. И Курашев и капитан Смирнов были летчиками «старыми». Они свое уже отлетывали. Генерал вспоминал их и ясно понимал: они стареют вместе со своими машинами. Ни одного из них он не мог бы сейчас послать переучиваться на новый перехватчик. Годы их уже подпирают. И они, летая изо дня в день, долетывают свое, и путь им отсюда один — в гражданку.

Первая — самая большая в полку эскадрилья, вооруженная МиГами-17, не для здешних пространств. Ими не прикроешь все эти тысячи километров над скалами и над морем. Они хороши, может быть, где угодно, только не здесь. Север… И летчики этой эскадрильи показались ему обыкновенными — такими, которые могли быть в любом полку ВВС на материке, но не здесь, на Севере. Оставалась третья эскадрилья, вооруженная всепогодными перехватчиками. Эта эскадрилья сейчас летала.

— Знаете что, полковник, — сказал Волков Поплавскому, — пойдемте-ка в третью…

— Слушаюсь, — отозвался тот и поднялся. Сделал он это нерешительно, видимо не привык покидать СКП во время полетов.

— Ну ладно, дай мне провожатого, а сам сиди здесь.

— Нет, товарищ генерал, подполковник справится. — Он кивнул при этом на сухощавого руководителя полетов. — А в крайнем случае, оттуда есть связь с СКП.

— Хорошо, — сказал Волков и вышел, на ходу застегивая замок кожаной куртки.

Они пошли пешком, хотя расстояние было немалым, и огоньки «третьей зоны» маячили где-то далеко впереди и терялись среди посадочных огней. Воздух был настолько пропитан холодной сыростью, что уже через несколько шагов лица Волкова и полковника сделались мокрыми.