Павел Халов - Иду над океаном

• Название: Иду над океаном
• Автор: Павел Халов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Роман посвящен проблемам современности. Многочисленные герои П. Халова — военные летчики, врачи, партийные работники, художники — объединены одним стремлением: раскрыть, наиболее полно проявить все свои творческие возможности, все свои силы, чтобы отдать их служению Родине.

---

Волков не знал, что полковник пошел с ним не просто, а с целью. У Поплавского было несколько вопросов, которые выкристаллизировались в нем до того, что он, казалось ему, физически ощущает их, и которые он не мог задать никому, а в штабе не задавал их по той простой причине, что для этого нужна была совершенно иная обстановка, не штабная. А вот сейчас, когда они остались одни в ночи и генерал, собранно и легко шагал рядом, он никак не мог заговорить.

«Не мальчик же я, чтобы спрашивать «почему». И не комсомолец тридцатых, чтоб говорить: «Когда, наконец…» Да армия и не допускает подобного», — хмуро думал полковник, отирая лоб и брови ладонью. Он теперь и сам не знал, чего хочет от генерала.

«Я прикрываю, — думал полковник, — по сути дела, большущий район, а у меня основная опора — лишь третья эскадрилья: только она может достать нарушителя границы там, над морем, на малых высотах». И еще он думал о другом. Он думал о своих ребятах, о тех, кто сейчас в небе. Последнее время он все чаще думал о них. И в этих думах его было больше просто человеческого, чем командирского. Он понимал, что и они тоже осознают свое положение, понимают, что, сделавшись самыми необходимыми, они пущены, как бы сказать, на износ — ведь никто не станет переучивать человека, когда ему тридцать лег, на новую сверхзвуковую машину. Он никогда, ни разу не позволил себе говорить об этих своих мыслях вслух. Да этого и не нужно было делать: обе стороны понимали все. Будь это мальчишки — одно сознание, что они здесь крайне необходимы, было бы достаточным для них духовным горючим.

Он вспоминал сейчас Курашева — громадного, едва умещавшегося в кабине истребителя, комэска — маленького, рыженького, настолько собранного и аккуратного, что с ним всегда невольно понижаешь голос, вспомнил майора Челиса — командира звена. Полковник много знал о них и знал, что в общем-то это очень разные люди, со своими слабостями, часто неприятными ему, Поплавскому, и одних принимал целиком, как есть, другие были неприятны ему чисто по-человечески. Но он был уверен в них и вел себя с ними на равных. Он был их командиром, и он посылал их на выполнение порою рискованных заданий (вот так, мирное время, а тут серьезный, могущий потребовать даже жизни долг), но он их воспринимал законченно и не собирался наново формировать их души — здесь они были равны. Ему было легко с ними. Какое-то взаимное проникновение позволяло им понимать друг друга с полуслова. Он подумал: «Вот возьми расскажи это любому из начальства, скажут — сжился… Разве это плохо — сжиться? Ах, да не в этом дело! Не в этом же, черт возьми! Вон он — генерал этот. И он тоже сказал бы — сжился?! Может, и я бы на его месте так сказал…» Но полковник Поплавский почему-то думал, что именно Волков так бы не сказал. А заговорить с генералом не мог — не мог переступить через что-то в себе — обиженное, жгучее. Он, прихрамывая, — благо что было темно и не нужно было скрывать хромоту, — шагал чуть впереди и слева от генерала и молчал.

— Что у вас с ногой? — спросил Волков. Полковник ответил не сразу и ответил не оборачиваясь:

— Осколок. Старый осколок в пятке.

— Лечить надо, без ноги останетесь.

Поплавский не отозвался.

Они уже подходили к третьей зоне. На полосе зажглись посадочные огни, и на влажный бетон легли прожекторные полосы: первый экипаж возвращался с маршрута.

— Первый, — сказал генерал.

— Да, — ответил Поплавский.

Одно мгновение машина была видна над правым краем аэродрома — над светом прожекторов, было даже видно шасси под брюхом самолета и дутики на концах крыльев. Потом она попала в холодное пламя прожекторов, вспыхнула и точно сама стала частицей света. Когда она, неся острые блики, скользнула мимо, турбины свистели, сбрасывая обороты. Свет прожекторов погас и на всем поле, лишь в левом его углу двигались бортовые огни истребителя.

— Все, сел, — сказал Поплавский.

Они вместе подошли к группе летчиков, стоявших у бетонной полосы. Одетые для полетов, кое-кто уже в спасательных жилетах поверх комбинезонов и куртках, они были в фуражках, и только один — в шлемофоне. Летчики молча курили. Скоро появился из тьмы и сам истребитель.

Летчики не обратили внимания на Поплавского и Волкова — темно, не видно. И Волков понял, что когда полковник, сунув в рот папиросу, потянулся к одному прикурить, — он сделал это нарочно, чтобы люди знали: генерал и он, их непосредственный командир, — здесь.

В третьей зоне оказалось много людей, да так, собственно, и должно было быть. Едва подвели самолет и зажглись направленные лампы — к машине кинулись инженеры. И до Волкова доносились знакомые слова: «Радио, как?», «Приборы, товарищ капитан?», на все на это медленно, словно нехотя, отвечал гигант в комбинезоне и спасательном жилете, выбираясь из кабины.

Только тут летчики заметили Волкова и почтительно замолкли и спрятали в ладонях папиросы — курить здесь было не положено. Но сам Поплавский курил, и они не знали, как следует поступить им.

Полковник разговаривал с прилетевшим капитаном, поднимая к нему лицо. Тот отвечал глухим голосом. Волосы его, слежавшиеся под шлемом, торчали во все стороны. Потом капитан пошел в помещение пить какао, а Поплавский вернулся к Волкову.

Некоторое время они оба молчали, затем полковник, щуря и без того узкие глаза, сказал:

— Чует сердце, товарищ генерал, сегодня будет жаркая ночь.

В стороне от всех стоял летчик. Он был в форме. Волков узнал: это был капитан, который прилетел вместе с ним.

После возвращения третьей смены генералу доложили — появилась цель. Генерал и Поплавский уехали на КП. Светящаяся точка чужого самолета медленно ползла, приближаясь к границе.

— Ну вот, товарищ генерал, — устало сказал Поплавский. — Это идет самолет-лаборатория. Вы знаете — у границы он уйдет вниз. Придется поднимать летчиков третьей…

Генерал насмешливо поглядел на него.

Полковник насупился. Он молчал, стиснул в кулаке пачку «Беломора» так, что табак полез из горсти.

— Поднимайте пару с Северного, — сказал генерал Волков. — Пусть он их увидит. Потом пошлете отсюда. А сейчас готовьте пару. Из тех, что на земле.

С далекого Северного взлетели высотные. И на табло уже двигались под острым углом две наших точки и одна — оттуда. Земля вела истребителей. И на КП обстановка накалялась. Словно как-то четче сделался ритм. Неприятный холодок тревоги временами касался сердца генерала. Пока неизвестен был тип чужой машины. Хотя уже можно было судить, что это не боевая машина, а устаревший для боевых целей и используемый как разведчик «А-3-Д», но могло быть всякое — сознание автоматически подсчитало и время и расстояние возможной точки встречи истребителей с ним. Потом им надо идти назад немедленно. И судя по тому, как изменил курс «А-3-Д», генерал тоже, как и полковник, понял: летчики этой машины, а значит и там, на их земле, знают значительно больше, чем они здесь предполагали.

Поплавский и генерал Волков видели на табло, как «А-3-Д» шел вдоль нашей границы. Станции засекли работу его локационных лабораторий. И теперь работали с нашей стороны лишь те станции, которые не были секретны. Пока этого было достаточно.

Генерал Волков подошел и стал рядом, возвышаясь у плеча Поплавского.

Вернулась последняя машина из тех, что летали по маршрутам. У нее была неисправность — что-то с гидравликой. Полковнику доложили об этом, он хмуро глянул на генерала — это у него получилось невольно. Ничего он не хотел сейчас от генерала, ни хорошего, ни плохого, потому что уже весь был занят своим делом и у него не оставался свободным ни один нерв. Он приказал исправить повреждение, спросил, в каком состоянии находятся остальные машины, участвующие нынче в полетах. Ему ответили, он распорядился отправить на маршруты согласно полковому плану тренировок еще два экипажа, решив про себя, что третью машину он не отпустит, а придержит ее на всякий случай.

Потом полковнику доложили, что возможная точка встречи его истребителей с реальной целью произойдет несколько севернее той, куда были нацелены истребители перед стартом и куда сейчас они шли эшелоном в восемь тысяч метров в кромешной тьме. Он посмотрел в глаза стоящего перед ним офицера. И тот, словно подсказывая, проговорил:

— Новый курс — сорок семь. Точка встречи на четыреста километров севернее…

«Ну и действуйте», — хотел сказать ему полковник, но осекся — теперь до него дошло, что это расстояние стоит уже на пределе дальности всепогодного перехватчика. И, собственно, эта машина, стоит только сейчас ему подтвердить свой приказ на перехват, будет потеряна. Когда кончится горючее, пилоты будут вынуждены покинуть машину на обратном пути, выброситься с парашютами над скалистым берегом или над ледяным океаном за сотни километров от первого жилья.