Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

• Название: Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника
• Автор: Александр Майоров
• Издательство: Издательство «Права человека»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7712-0032-8

Автор повествует от первого лица о событиях 1980–1981 годов. Этот период Афганской войны чрезвычайно мало освещен отечественными и зарубежными исследователями. Многие факты, приводимые в книге, никогда и нигде прежде не публиковались. К книге прилагаются черно-белые репродукции подлинных рабочих карт боевых действий и дислокации войск из личного архива А. Майорова.

Книга написана в жанре документально-исторического повествования от первого лица и по сути является исповедью.

---

— Надо, однако, форсировать рост парчам.

— Хальк — армия, — говорю я, — и там, в подразделениях, частях, даже соединениях он всесилен.

Андропову, чувствую, это не понравилось. Но он продолжал:

— А каково ваше влияние на товарища Бабрака Кармаля?

— Мне трудно сказать, каково мое влияние на него. Да я и не ставлю цель иметь на него прямое влияние. Мое дело выполнять указания Центра. И как можно лучше решать боевые задачи.

— До меня доходит, Александр Михайлович, что при докладах афганскому руководству ваши выводы довольно однозначны…

— Не вполне понимаю, Юрий Владимирович.

— Ну, надо предлагать какие-то варианты, а уж они пусть выбирают.

— Такую возможность я им даю. Но все-таки окончательный выбор, наверное, должен быть за нами, за мной, как за Главным военным советником.

— Это, конечно, правильно, — согласился Андропов и немного помолчал.

— А как поживает Анахита Ротебзак?

Я смутился, не сразу поняв, о ком идет речь. И Андропов не замедлил продолжить:

— Вы что, ее не знаете?

— Знаю, конечно знаю, Юрий Владимирович, — и в памяти уже возникло все прочитанное и услышанное об этой женщине.

— Она ведь в свое время спасла Кармаля.

— Слышал об этом, Юрий Владимирович.

Мне было известно: однажды на митинге в Герате, когда Бабрак Кармаль призывал к свержению короля, мусульмане забросали его камнями и готовы были убить. В этот момент к собравшейся разъяренной толпе выбежала с белым платком в руке молодая и красивая Анахита Ротебзак и, бросив этот платок под ноги собравшимся, не позволила расправиться с Бабраком.

Андропов, как бы продолжая мои воспоминания об Анахите Ротебзак, с улыбкой и с каким-то особым удовольствием произнес:

— Королевских кровей женщина! Будьте к ней внимательны. Она в критический момент поможет вам.

— Хорошо, — отвечаю.

— А как дела с сохранением тайны? С замыслом вот этих операций? — он показал рукой на карту.

У меня по спине пробежали мурашки. Через толстые стекла очков меня буравил пронзительный взгляд Андропова. Неужели кто-то… Нет-нет, не может быть…

— Надеюсь, все в порядке?

Не знаю, как чувствует себя человек на детекторе лжи, но в кабинете Андропова я был брошен в темную холодную бездну. Казалось, в какую-то долю секунды, что все пропало, легенда разоблачена, и неожиданно для себя я резанул:

— Все в порядке, Юрий Владимирович!

Словно тяжело больной, я вышел из кабинета Андропова.

Громыко нас заслушивать не стал.

В ЦК КПСС не пригласили.

Я один зашел к Огаркову. Он с обычной проницательностью спросил:

— Ты ЭТУ карту докладывал Кармалю, Рафи и аппарату посла?

Я поискал такие слова, чтобы и смысл их был ясен, и чтобы на Николая Васильевича не перекладывать часть ответственности за мою грязную игру. Да, именно грязную: И я ответил:

— Вы прекрасно понимаете, какую карту я докладывал Бабраку. Ее же, после ознакомления посла, представителя ЦК и КГБ я отдал Рафи.

Я подчеркнуто произнес слово «какую», что не оставило у Николая Васильевича никаких сомнений в моих действиях. И он сказал:

— Ну, и слава Богу!

В его словах я услышал себе поддержку и одобрение..

К началу операции «Удар» у меня уже был создан аппарат фронтовой группы управления (ФГУ) сокращенного состава. Об этом я еще в Москве, перед отлетом в Афганистан, просил Огаркова. И он обещал мне содействовать. Обещание свое Николай Васильевич сдержал. Я особо вспоминаю об этом, потому что ФГУ — важнейший инструмент в руках ГВС, без которого я не имел бы возможности самостоятельно и творчески работать, не чувствовал бы по-настоящему ни реальности боевых решений, ни поля боя, ни маневра в действиях, ни всей полноты ответственности за ведение войны. В Афганистане я постепенно вводил в курс дел генералов и офицеров по ноябрьским операциям. Прежде всего командарма-40 генерал-лейтенанта Бориса Ткача. А спустя некоторое время — и афганскую сторону. В последнюю очередь — за два дня или за один день — у военных это называется «Д минус два» или «Д минус один» — посвящал в планы вертолетного десантирования причастных к этому командиров как советской, так и афганской сторон.

Операция начиналась высадкой вертолетных десантов, которые перехватывали основные направления на Кабу — сначала Центр, потом Юго-Восток и одновременно Юго-Запад. Офицеры Штаба ГВС и Генерального Штаба ВС ДРА разъехались и готовили батальоны советских войск, батальоны и полки афганских войск для нанесения удара по расчленению группировок душманов в зонах.

В конечном счете, рассекая окаймленные десантами зоны на отдельные мелкие участки, мы овладевали аулами…

Началась жизнь на колесах, в боевой обстановке, в постоянной готовности встретить смерть в бою. Я находился в основном в войсках — на КП или КНП командира корпуса, дивизии, часто выезжал непосредственно в район боевых действий, на КП командира полка или в воюющий батальон.

Каждые три-четыре дня я вылетал в Кабул для доклада Бабраку Кармалю о ходе боев. Тогда же для взаимного информирования встречался и с послом: я рассказывал ему о боевых действиях, он мне — о политических новостях.

Генерал Черемных регулярно докладывал о наших действиях в Москву, общался с посольством, представителем КГБ Спольниковым и представителем ЦК КПСС Козловым, а также с афганским Генштабом.

Главные бои шли в центре, вокруг Кабула. Там действовали части 1-го армейского корпуса, 4-й и 5-й танковых бригад ДРА, а также соединения и части 40-й армии. Министра обороны Рафи я брал с собой лишь когда считал целесообразным. Бабрак Кармаль со мной ни разу нигде не бывал, несмотря на мои неоднократные приглашения.

Я шел на жестокие решения. Операции проводились ценой большой крови моджахедов. И все ради одного: обеспечить спокойную жизнь в течение зимы населению этих зон.

За время осуществления операции «Удар» мы потеряли примерно 700–800 человек. Потери же противника, который не ожидал подобного развертывания дел в операциях, оказались в 10–15 раз больше, то есть 10–12 тысяч человек. К концу ноября наше положение в центре и в районе Джелалабада сильно упрочилось. Бабрак Кармаль и его окружение радостно воспринимали возможность установления народной власти в уездах и волостях, правда, уповали они в этом деле на 40-ю армию.

Проведение операции «Удар» подтверждало правильность выбранной нами стратегии и тактики ведения войны. Появилась реальная надежда на скорейшее установление демократической власти в этих регионах да и в стране целом. Но результаты боевых действий надо было подкреплять действиями политическими на государственном уровне. Кабул предлагал только одно: установку гарнизонов. И Табеев с этим соглашался, и даже старался повлиять на меня.

Я был против оставления на длительное время небольших гарнизонов на отвоеванных территориях:

— Мы растянем всю армию, — говорил я Табееву, — воевать будет нечем.

— А как американцы во Вьетнаме действовали?

— Американцы тоже так не делали. Они уничтожали и сжигали все к чертовой матери техникой и напалмом. Здесь нам на это нельзя идти. Мы же дружественная страна!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Готовясь к выполнению боевых задач, военные люди исходят из классического понимания противостояния двух вооруженных сил. Цель каждой — нанести максимальное поражение противнику в открытом бою и добиться успеха на том или ином оперативном направлении, либо тактическом пункте. Афганистан же не оставлял от такого классического подхода в борьбе двух сторон камня на камне.

При нашей организации и оснащенности, при нашем абсолютном превосходстве в воздухе — в любом открытом бою мы были хозяевами положения. И главным для нас являлось — выманить противника для ведения с ним открытого боя. Но все дело в том, что и противник это тоже хорошо понимал. И способ ведения боевых действий часто выбирал он.

Моджахеды растворялись среди населения и от открытого боя постоянно умело уходили. В попытках дотянуться до противника, достать его и уничтожить мы несли большие потери: моджахеды устраивали нам засады, нападали небольшими группами в ущельях, минировали дороги и тропы…

Шла третья декада ноября. Операция «Удар» успешно развивалась. Мы освобождали от душманов уезд за уездом, волость за волостью, оставляя там в аулах небольшие смешанные гарнизоны, численностью от взвода до роты из состава 40-й армии и от роты до батальона из состава афганской армии. В этих местах Кабульское центральное руководство создавало свои органы власти — так называемые ядра из 12–15 человек, преимущественно членов НДПА, которые, как ожидалось, должны были действовать «в союзе с местной общественностью».

В Кабуле провели несколько облав. А что такое облава? Это введение строжайшего комендантского часа на трое-четверо суток. Перекрыв все дороги, ведущие в город, части афганской армии, СГИ, Царандоя, конечно, при поддержке подразделений 40-й армии, устраивали ночные обыски, отлавливали дезертиров, проверяли документы… Посредством таких операций мы, как говорится, убивали несколько зайцев. Во-первых, молодежь от 22 до 30 лет сразу же направлялась в армию. Группы задержанных молодых людей отправлялись самолетами на север и северо-запад, чтобы исключить их немедленное дезертирство. А часть наиболее отъявленных, по мнению СГИ, противников власти арестовывалась. Что с ними делать дальше — решало руководство СГИ уже без нашего участия.