Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

• Название: Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника
• Автор: Александр Майоров
• Издательство: Издательство «Права человека»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7712-0032-8

Автор повествует от первого лица о событиях 1980–1981 годов. Этот период Афганской войны чрезвычайно мало освещен отечественными и зарубежными исследователями. Многие факты, приводимые в книге, никогда и нигде прежде не публиковались. К книге прилагаются черно-белые репродукции подлинных рабочих карт боевых действий и дислокации войск из личного архива А. Майорова.

Книга написана в жанре документально-исторического повествования от первого лица и по сути является исповедью.

---

— Думаю, — без энтузиазма ответил я.

Настало время прощаться с Соколовым и Ахромеевым. На ужин в посольстве по случаю их отъезда пришли высшие должностные лица афганского руководства.

Как и подобает в этом случае, много добрых слов произносилось в адрес отъезжающих. Табеев воспользовался поводом, чтобы громогласно заявить о тесном взаимодействии посольства и парткома с военными, благодаря чему, дескать, в стране твердо установлена народная власть и можно смело надеяться, что в скором времени Афганистан станет чуть ли не членом Варшавского Договора. Сергей Леонидович, как человек сдержанный, слушал молча, да и мысли его уже, вероятно, были далеко, в Москве — там придется докладывать членам Комиссии ПБ и о сделанном, и о положении в стране, и о перспективах. А перспективы эти…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

За свою долгую армейскую службу: от красноармейца-курсанта полковой школы в 1940 году до генерала армии и командующего войсками перворазрядного военного округа, а затем и первого заместителя Главкома сухопутных войск СССР — всюду, по мере роста моей служебной каланчи — я твердо придерживался правила: быть всегда готовым к выполнению любого служебного поручения, большого или малого.

И в соответствии с этим правилом — нес свой армейский крест, оправдывая (как тогда было принято отмечать) доверие руководства Минобороны, ЦК КПСС, Политбюро и лично самого Генерального секретаря. Да, такой был лексикон.

Мне был чужд рьяный и беспринципный карьеризм, я старался вырабатывать в себе стойкость и деловые качества офицера, генерала «открытого боя». И эти качества не раз находили применение на практике. Однако среди начальников высокого ранга мне иногда приходилось замечать и иные устремления, которые, как я считал и считаю, не. соответствуют кодексу порядочности.

Опишу один неприятный для меня эпизод взаимоотношений высоких военных чинов Министерства обороны. Вспоминать об этом противно, ну да уж — что было, то было…

…На следующее утро, после приема в посольстве, устроенного в связи с отъездом из Афганистана группы С. Л. Соколова, все приехали в Кабульский аэропорт, чтобы проводить военачальников. Афганцы, у которых по традиции принято пышно встречать, на сей раз, и тоже в соответствии с традицией, демонстрировали скромность: отработанный пар выпускают без свистка — он свое дело сделал.

На проводах группы Соколова были все (кроме Бабра-ка) политические и государственные руководители во главе с Кештмандом. Присутствовала и вся верхушка нашего посольства.

Почетный караул не выставлялся.

И вот в последние минуты, перед тем как отъезжавшие вошли в самолет — в суматохе прощания, объятий и поцелуев, взяв меня осторожно под локоть и подтолкнув в сторону от других, Ахромеев нервно, тихо и с дрожью в голосе, переминаясь с ноги на ногу, сказал:

— Строго конфиденциально.

— Слушаю, Сергей Федорович.

— Министр просит… — Ахромеев явно не торопился…

— Я слушаю.

— Понимаешь, я передаю… Он просит, чтобы ты самые важные данные по войне докладывал только ему, министру (и Сергей Федорович сделал на этом слове особое ударение), а не Огаркову.

— Ты о чем это, Сергей, говоришь? — вспыхнул я.

— Сам понимаешь о чем. — И, переминаясь с ноги на ногу: — Мне все это до одури… — и он сплюнул, не договорив фразу.

Я чувствовал себя раздавленным, хуже: облитым помоями. Даже растерялся и не сразу нашел что ответить. Сказал лишь:

— Не по адресу. — И уже потверже повторил: — Не по адресу.

— Мое дело передать просьбу. А ты думай и решай — и мне послышались в его словах нотки нахальства и дерзости.

Мы услышали голос Соколова, стоявшего у трапа:

— По коням!

Ахромеев бегом двинулся к трапу, и я зашагал за ним.

Обнялись с Соколовым. Я пожелал ему мягкой посадки.

— Ну а ты здесь крепись, поддержу, — по-доброму, мягко сказал Сергей Леонидович.

Мы с Ахромеевым посмотрели друг на друга и после секундного колебания горячо и нервно обнялись.

— Прости меня! — он был явно смущен. — Прости!

— Я-то прощу… А история?

— А-а! — и он не по возрасту легко взбежал по трапу в самолет.

Я не стал дожидаться, как принято, пока самолет наберет высоту и ляжет на курс и незаметно уехал с аэродрома.

Прошло немало лет, но до сих пор мне памятны все детали того разговора. На душе становится муторно, и кажется, что уши начинают гореть, как если бы меня уличили- в чем-то неблаговидном.

И дело не в том, что я впервые столкнулся с интригой — конечно, мне и ранее приходилось наблюдать непорядочность среди высоких военных чинов. Но то, что я узнал в тот день — о нечистых отношениях в треугольнике Устинов — Огарков — Ахромеев, меня поразило, подорвало всякую мою веру в существование порядочности вообще.

Шла жестокая, большая война, которая требовала, как я считал, абсолютной кристальной чистоты в отношениях между людьми, по чьим планам и приказам здесь гибли сотни и тысячи людей.

И вот старикашка Устинов, чтобы скрыть свою немощь и свою некомпетентность и чтобы «достойно» выглядеть перед подчиненными, решил получать от меня важнейшую информацию о войне путем «обходного маневра», то есть минуя Огаркова!

Уму непостижимо!

Я ходил от стенки к стенке в своем кабинете и размышлял, сопоставлял уже известное и пытался просчитать еще не известные мне факты из кремлевской закулисной жизни.

Устинов — один из пяти главных руководителей СССР. В прошлом — сталинский нарком боеприпасов, а затем нарком вооружений. Один из организаторов создания и развития атомной промышленности в стране. В этом его заслуга, и вряд ли кто другой смог бы столь эффективно организовать дело по созданию атомного щита государства. Вместе с тем, он опытнейший сановник, приближенный в свое время к Сталину, обласканный им, а впоследствии и Хрущевым, Брежневым, Андроповым.

Устинов, конечно, силен. Но сила его, похоже, уже в прошлом. Мы, командовавшие войсками округов, знали, что армейская среда злословит в отношении Устинова как министра обороны, называя его «чучелом гороховым». Не странно ли?.

С Дмитрием Федоровичем я общался неоднократно и вспоминаю его портрет со всеми подробностями. Вот он, стоит рядом со мной — старый, дряхлеющий, на широко расставленных полусогнутых ногах, носками вовнутрь. Фуражку он носил по-одесски, набекрень, кокарда находилась при этом не на линии носа (как положено по форме), а над правым глазом, из-под фуражки виднелись подкрашенные хной волосы; пряжка ремня также была сдвинута набок.

Я с трудом увязывал его облик с воинским званием маршала Советского Союза и с должностью министра обороны.

— Надо руководить войсками в лайковых перчатках, одетых на железную руку, — поучал он меня, в то время командующего войсками Прибалтийского военного округа. И добавлял что-то про необходимость выходить на передовые рубежи, как того требует партия и лично Леонид Ильич.

А молва тем временем ширилась: «чучело гороховое».

Но молва, как водится, не вполне точно отражала вес и значение этого человека — всесильного и опасного. И мне, во время службы в Афганистане приходилось держаться с ним всегда начеку, не позволяя втянуть себя в какую-нибудь интригу, чтобы не оказаться, грубо говоря, у него под седлом.

Немало зная о взаимоотношениях Огаркова и Устинова, я приходил к таким выводам. Николай Васильевич нарушил одно правило, которым был обязан руководствоваться начальник Генерального Штаба: быть умным ровно настолько, чтобы не досаждать своим интеллектом министру обороны.

По своей порядочности и русской простоте Огарков на первых порах, в бытность Устинова министром обороны делал все возможное для обучения его военному делу, особенно тактике, оперативному искусству и стратегии. Все шло хорошо, но старик Устинов, честолюбивый и властный, почувствовал в этом опасность для себя и стал, в противовес Огаркову, приближать к себе его заместителя — Ахромеева, явно готовя его на замену Огаркову — потому что не терпел рядом с собой тех, кто обнаруживал свое превосходство. Николай Васильевич, конечно, вычислил этот ход. Но было поздно…

Из доверительного разговора с Огарковым мне было известно, что, когда на заседании Политбюро решался вопрос о вводе войск в Афганистан, он решительно выступил против, заявив: «Мы восстановим против себя весь восточный исламизм, и политически проиграем во всем мире». Его оборвал Андропов: «Занимайтесь военным делом! А политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич!».

— Я — начальник Генерального Штаба, — не сдавался Огарков

— И — не более! — парировал председатель КГБ. Андропова поддержали А. П. Кириленко, К. У. Черненко, М. А. Суслов и, конечно, Д. Ф. Устинов. А в заключение этой перепалки Леонид Ильич, тяжело кряхтя, промолвил: