Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

• Название: Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника
• Автор: Александр Майоров
• Издательство: Издательство «Права человека»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7712-0032-8

Автор повествует от первого лица о событиях 1980–1981 годов. Этот период Афганской войны чрезвычайно мало освещен отечественными и зарубежными исследователями. Многие факты, приводимые в книге, никогда и нигде прежде не публиковались. К книге прилагаются черно-белые репродукции подлинных рабочих карт боевых действий и дислокации войск из личного архива А. Майорова.

Книга написана в жанре документально-исторического повествования от первого лица и по сути является исповедью.

---

К власти в Афганистане (теперь уже в Демократической Республике Афганистан) пришла революционная НДПА, точнее ее экстремистское крыло хальк во главе с Тараки. Бабрак Кармаль оказался на втором плане, т. е. только заместителем Тараки во всех его должностях. Тараки находился под сильным влиянием властного человека, хорошего организатора, министра обороны ДРА — Амина. Амин без особого труда убедил Тараки, что в интересах партии и его личных надо убрать верхушку парчам из активной жизни страны. Таким образом, Бабрак Кармаль уехал послом в Чехословакию, Нур — в Англию, Анахита Ротебзак — в Югославию. Кештманд, Халиль, Рафи и многие другие были обвинены в измене революции и посажены в тюрьму Поли-Чорхи. Голь Ака удалось избежать ареста или высылки из страны. Он ушел в подполье и был связным у Бабрака, Нура, Анахиты с оставшимися пока на свободе парчамистами. Амин окружил Тараки во дворце роскошью и девушками-афганками, вдохновлявшими его на стихи.

Сам же Амин все прибирал и прибирал власть в стране к рукам, конечно, строя социализм, опираясь на вооруженные силы, давая им все необходимое и всяческие привилегии высшему командному составу. Особая его забота сводилась к росту партии, конечно же, крыла хальк, особенно в армии. Тараки барствовал во дворце, писал стишки, потешался с девушками. Всевидящее око Андропова за всем этим внимательно следило. В Кремле постоянно делались прогнозы в отношении Афганистана. Чтобы усыпить Андропова и вождей в Кремле, Амин двенадцать (12!) раз просил ввести войска из СССР для защиты Апрельской революции от международного империализма и помочь ему строить социализм в стране. Москва колебалась. Андропов усилил бдительность. Ему, конечно же, помогали в этом Бабрак из Чехословакии, Нур из Англии, Анахита из Югославии, которые не без умысла и своей корысти дискредитировали Амина как диктатора-фашиста. А в ДРА Амин действительно стал диктатором, иезуитски и мастерски убрав Тараки сначала из дворца в тюрьму, а затем и отправив его к Аллаху. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения кремлевских вождей.

Амин, захватив всю полноту власти, все проиграл.

Андропов настоял в Политбюро: чтобы спасти Апрельскую революцию и чтобы Афганистан шел по социалистическому пути развития, надо отстранить фашиста Амина от власти (даже физически, что и было сделано кэгэбистами в Кабуле) и ввести в Афганистан советские войска. Политбюро колебалось, Генеральный штаб ВС СССР был против. Но всесильный к тому времени Андропов настоял на своем. Его поддержали Устинов и Громыко. Решение было принято. Вслед за передовыми отрядами 40-й армии, вводимой в Афганистан, Андропов самолетами в Кабул доставил новую власть — Бабрака Кармаля, Нур Ахмет Нура, Анахиту Ротебзак. Были выпущены из тюрьмы перенесшие жесточайшие пытки Кештманд, Рафи и многие другие. Срочно было образовано новое Политбюро ЦК НДПА во главе с Бабраком Кармалем, Реввоенсовет — тоже с ним во главе. Он же стал и Верховным Главнокомандующим. Председателем Правительства и министром экономики стал Кештманд. Таким образом, власть в стране перешла к парчамистам, точнее к их верхушке. Но надо иметь ввиду: к этому времени в рядах НДПА насчитывалось уже до 14–15 тысяч членов, из них 13500 — халькисты (в основном в армии, Царандое и СГИ).

Об этом Андропов и Ко тоже знали и в своей «работе» все это учитывали.

Теперь несколько слов о другой власти — духовенстве.

В стране с 14-15-миллионным населением имелось 40 тысяч мечетей. При каждой мечети был мулла, при каждом мулле его помощник да еще два-три-четыре служителя.

Легко подсчитать: 40 тысяч мечетей, в среднем по пять человек в каждой — это 200 тысяч верующих фанатиков, преданных великому Аллаху, для которых Коран двенадцать веков являлся основой духовной жизни. А теперь вопрос: кто же на самом деле духовно владел судьбами Афганистана — НДПА с 14–15 тысячами членов обоих крыльев, имевшая власть в Кабуле и провинциальных городах, или те 40 тысяч мулл, которые вокруг мечетей образовали местные общества на основе веры в Аллаха и преданности Корану?

За 70 лет советской власти мы, конечно, вытравили — во всяком случае думали, что вытравили — жестоко и цинично — православную веру, уничтожая людей, ссылая их на Соловки, подкупая и вербуя в КГБ священнослужителей. И уж тем более мы считали, что покончили с исламом на территории наших советских республик. Как глубоко и непростительно мы ошибались!

Прошло совсем мало времени после распада СССР, краха КПСС, ее идеологии атеизма, а какую силу успела вновь обрести церковь, сколь сильны сегодня ее идеалы и проповеди, которые привлекают тысячи и десятки тысяч православных и недавних нехристей. А что делается в мусульманском мире?! Его вожди стремятся укрепить ислам на территории бывшего СССР. И там, где корни оказались крепче и где их не удалось уничтожить — например, в Таджикистане — ислам стремительно возродился. Да и в других исламских регионах. Знал ли об этом у нас всесильный КГБ? Знать-то, очевидно, знал, да не сделал должных выводов из этого. А Андропов ох как верил своим агентам за рубежом. В этом я неоднократно убеждался и в Египте, и в Чехословакии, да и здесь, в Афганистане.

В те первые дни Афганистан открывался мне не по книгам и чьим-то докладам. Я, что называется, физически ощущал жизнь этой страны. Огромная армия, действующая по указанию центральной кабульской власти; плохо вооруженные и неизвестно за кого воюющие войска Царандоя (министерство внутренних дел); построенная по образцу нашего КГБ тайная полиция, так называемая Служба государственной информации — СГИ с ее Хадом (спецподразделениями). Всех их мне, как ГВС в ДРА надо было объединить и заставить — именно заставить — воевать за идеалы их Апрельской (Саурской) революции.

На огромных пространствах Афганистана народно-демократическая власть установилась лишь в крупных городах — Кабуле, Герате, Кандагаре, Мазари-Шарифе, Джелалабаде, Кундузе и других. Большинство же населенных пунктов в уездах и волостях находились в руках мятежных полевых командиров.

По имевшимся у нас разведданным в пределах Афганистана в различные месяцы года находилось от 50–60 до 70–80 тысяч мятежников, большей частью в районе Кабула и юго-западнее столицы, а также в ущелье Панджшер, в центре страны, в районах Кандагара и Герата и особенно густо в районе Джелалабада, то есть в юго-восточной части Афганистана, примыкающей к Пакистану и Индии. Большие группировки имелись и в районе Мазари-Шарифа, и в северо-восточной провинции Бадахшан, соседствующей с нашим Таджикистаном.

Центральные дороги — восточная, идущая на Кабул через перевал Саманган, и западная — через Герат-Кандагар — практически контролировались мятежными силами.

Мы с Владимиром Петровичем немало размышляли обо всем этом. Можно себе представить как в чужой стране сидят два генерала, два иноверца, которых и позвал-то в эту страну на помощь далеко не «афганский народ», как это тогда у нас в газетах писали — сидят и решают: как бы это так изловчиться, чтобы заставить самих афганцев воевать с афганцами, да при этом еще и «вручить» кабульскому руководству ответственность за все происходящее, ответственность, от которой оно всячески открещивалось как только могло… Конечно, столь масштабные политические действия нам представлялись заботой посла и посольства, представителей ЦК КПСС и работников КГБ. Но шла война, и мы думали прежде всего о своей доле ответственности.

— А как обстоят у нас дела с сохранением военной тайны при подготовке операций? — спросил я Черемных.

— Эх, Александр Михайлович, в этом деле мы глупцы.

— То есть как?

— Ну посудите сами… Давайте поразмышляем.

И мы размышляли. Сергей Леонидович, будучи человеком опытным, доводил боевые задачи до частей и подразделений на рейд не раньше, чем за двое — максимум трое суток. Афганской стороне задача ставилась за сутки до начала рейда. И все равно — о любом рейде становилось известно душманам! И участники рейда часто попадали в западню или ловушку.

Воевать и видеть, как нас повсюду предают — что может быть тяжелее? Мы не исключали, что это делалось преднамеренно и в согласии с главным принципом афганского руководства: чем хуже — тем лучше. Для решительного пресечения утечки сведений из частей и соединений афганской армии к моджахедам центральное политическое и военное руководство ничего не делало. В результате и мы, и участвовавшие в рейде афганские части и подразделения несли огромные потери. Учитывая все это, мы прибегли (по моему решению) к необычному, даже своевольному и рискованному способу сохранения в тайне наших планов. Об этом расскажу я чуть позже…

— Карты-то … — и Черемных зло выругался — с планами боев на очередной месяц лежат в столах у Бабрака и Рафи. Без охраны! — И еще злее: — Думайте, где и когда нас накроют…