Яков Резник - Сотворение брони

• Название: Сотворение брони
• Автор: Яков Резник
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7529-0018-2

«Еще девять месяцев оставалось до нападения фашистов на нашу страну, а Михаил Ильич Кошкин уже пал за ее свободу — пал первым солдатом Великой Отечественной войны…»

Трудно, порой драматично складывалась судьба главного героя этой книги — одного из тех, кто в годы первых пятилеток выковывал броневую мощь державы. В центре повествования — история создания Т-34, лучшего танка второй мировой войны, история того, как в суровую военную пору было налажено производство боевых машин на Урале.

Без преувеличения можно сказать: «Сотворение брони» — самое известное из произведений свердловского писателя Якова Резника. Повесть трижды издавалась в Свердловске и Москве.

А недавно пришло сообщение: «Сотворение брони» переводится на болгарский и чешский языки.

К сожалению, Яков Лазаревич Резник не увидел нового издания своей книги. Писатель скончался в феврале 1988 года на семьдесят шестом году жизни.

---

Морозов не стал спорить с Кошкиным, хотя считал, что главный конструктор преувеличивает военную угрозу.

Многим в те дни казалось, что победные бои советских войск на Халхин-Голе и освободительный поход Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию обеспечили стране длительную мирную перспективу. Обнадеживал людей и пакт о ненападении, заключенный с Германией. Вырос международный авторитет страны, Красной Армии, и не последнюю роль в этом сыграли бронетанковые силы.

«Участники боев на Халхин-Голе хвалят наши «бетушки», хотя они и понесли немалые потери. Попади в Монголию Т-20 с дизелем или гусеничный танк с дизелем и усиленной броневой защитой, урона в технике было бы значительно меньше. Гусеничный, правда, уступил бы «бетушкам» в стремительности маршей, а Т-20 на колесах не уступил бы», — так размышлял Морозов, отмечая про себя, что и Михаил Ильич, кажется, иначе стал смотреть на достоинства Т-20, на его перспективы.

Но даже Морозову нелегко было разобраться в сложностях борьбы главного конструктора с самим собой.

За два года, пока группа перспективы занималась колесно-гусеничным Т-20, Кошкин к нему привязался, привык, как привыкает добрый человек к принятому в семью чужому ребенку. Он ничем не ущемлял Т-20 и не простил бы никому в КБ скепсиса, неверия в этот танк. Однако никто в полной мере не представлял себе, чего стоило Кошкину равное отношение к соперникам.

Главный конструктор жил как бы в двух измерениях. Порой казалось, он перестает быть самим собой, изменяет своему «я». Невольно думалось, что жизнь не сможет простить примирения столь различных идей и принципов: одних — возникших внутри себя, других — навязанных кем-то извне, И все же два года работы над проектом Т-20 не прошли, не могли пройти бесследно для главного конструктора. Т-20 был во многом лучше БТ: броня не пятнадцать, а двадцать миллиметров, карданный вал с приводами превратил все колеса в ведущие. Эти изменения, правда, усложняли производство, увеличивали вес машины, не позволили применить для нее противоснарядную броню, но все же хотелось верить, что в каких-то боевых ситуациях принесут пользу и такие машины — сумели же «бетушки» выиграть одно из решающих сражений в Монголии. Возможно, сторонники Т-20 и рассчитывают применить его в боях, подобных тем, у Халхин-Гола, когда у японцев не оказалось значительных противотанковых средств.

Но Кошкин возвращался к событиям в Испании, к тому, что происходит в Западной Европе, особенно в Германии, и выводы делались непреклонными, не терпящими сглаживаний и примирений; плотность противотанкового огня непрерывно растет, Т-20 со слабой броней ждет на полях сражений участь печальнее той, что постигла Т-26 за Пиренеями…

2

На сравнительные испытания прибыли представители наркоматов обороны и машиностроения — созданного после расформирования Наркомтяжпрома. В день приезда председатель комиссии командарм Кулик сделал недвусмысленное заявление о безусловном превосходстве Т-20 над гусеничным танком.

— Т-20 — улучшенный вариант БТ-5 и БТ-7, которые выиграли бои с японцами благодаря колесному ходу.

Намек был понятен членам комиссии: заместитель наркома Кулик ведал в Монголии взаимодействием родов войск и поэтому знает, какими должны быть боевые машины.

Но поздней ночью, оставшись наедине с Кошкиным, Жезлов, который воевал в Монголии, рассказал правду о танковых сражениях на Халхин-Голе.

Да, танки в Монголии доказали: они годятся на большее, чем только поддерживать пехоту. Главный бой двухсот БТ против японцев, прорвавшихся на западный берег Халхин-Гола и захвативших гору Баин-Цаган, произошел без участия наших стрелковых частей, нашей артиллерии и вопреки желанию Кулика. Не он, а командующий советскими войсками в Монголии комкор Жуков поднял танкистов по тревоге, приказал мчаться сотни километров до реки и сбросить в нее японскую дивизию — двадцать одну тысячу штыков! — пока те не закрепились окончательно, пока не успели переправиться на западный берег главные силы самураев. Танковая бригада вместе с советскими и монгольскими подразделениями броневичков, совершив стремительный тяжелый марш, с ходу врезалась в боевые порядки противника, сбросила его с горы в Халхин-Гол.

— Мало кто знает, чего это стоило. Танки горели на наших глазах, и это было страшнее, чем в Испании, — там мы не имели такой массы машин, такого сопротивления. Мы потеряли половину танков и людей.

Жезлов помолчал, сжав губы.

— Победа досталась такой ценой не потому, что приказ Жукова был опрометчивым или неверным. Все дело в танках, ведь у БТ та же тонкая броня, тот же бензиновый мотор, что на «двадцатьшестерках», они так же огнеопасны.

Так и подмывало Кошкина спросить у Жезлова, чем он объясняет, что Кулик послан сюда, на завод, председателем комиссии на сравнительные испытания, если знают, что он давний противник гусеничного танка? Но ничего не спросил — не до этого было.

Командарм и его сторонники в комиссии выискивали погрешности у Встречного и даже самые незначительные возводили в крупные конструктивные недостатки. Кошкин и Морозов доказывали, что погрешности неизбежны — ведь это первая модель принципиально нового танка; часть дефектов обнаружена до комиссии и успешно устраняется. Конструкторов выслушали и… составили отрицательное, заключение задолго до окончания испытаний. Крупным козырем обвинителей были фрикционы.

— Летят главные фрикционы, товарищ главный конструктор?

— Летели, товарищ командарм. От трения коробились диски главного сцепления. Но мы нашли способ уменьшить пробуксовку.

— А разрывы вентиляторов?

Должно быть, кто-то из заводских, возможно, Степарь, информировал председателя обо всех неувязках во Встречном.

Кошкин терпеливо объяснял, что причины разрывов вскрыты — медник Захаров укрепил угольниками лопатки вентиляторов, и они больше не рвутся при переключении скоростей. Но глава комиссии, досадливо морщась, стал придираться к созданной Морозовым широкой мелкозвенчатой гусенице:

— Нет, это не Т-20. У того перебьют гусеницу, он с тремя парами ведущих колес даже по болоту пройдет, не то что по асфальту.

К концу испытаний стало ясно: Кулик склонен «провалить» Встречный, а Т-20 объявить победителем. Наверное, этим бы и завершилось, не будь в комиссии начальника бронетанкового управления Наркомата обороны Павлова. Он настаивал провести огневые испытания, обстрел обеих машин из одинаковых пушек и с одинаковых дистанций. Председатель комиссии сослался на срочный вызов в Москву, но все же был вынужден посчитаться с мнением Павлова.

Однако выводы комиссии по сравнительным испытаниям были уклончивы. Так и не появилось окончательного заключения, какой танк рекомендовать для серийного производства.

Записали то, что в какой-то мере устраивало спорящих: обе машины выполнены хорошо, а по своей надежности и прочности выше всех опытных образцов, ранее выпущенных.

Кошкин, ожидавший уже полного разноса, несколько приободрился: все-таки Встречный не был зачеркнут. Но обида не утихала: почему такая необъективность?

Все на заводе знали: продолжать работу над экспериментальным образцом Встречного разрешил Сталин. Его слова на Главном военном совете, что сравнительные испытания покажут, какой танк лучше, были восприняты как непреложное указание — лучший пойдет в серийное производство. Испытания выявили несомненное превосходство Встречного почти по всем показателям, а в серийное производство его не пустили…

Почему комиссия славировала? Как посмел председатель комиссии пойти против указания Сталина?

Неизвестность — для какой машины отрабатывать и внедрять технологию, оснастку, какую броню заказывать смежникам, какое вооружение, какие приборы — лихорадила КБ и весь завод, изматывала людей, подрывала веру в свои силы.

3

Положение завода было очень трудным и без дополнительных встрясок, а тут еще реорганизация Наркомтяжпрома, когда старые связи утрачены, а новые не установлены и не знаешь, кому пожаловаться, кто сможет помочь тебе.

В новом Наркомате машиностроения аппарат управления еще только создавался. Наркому Малышеву предстояло вникнуть в не знакомые ему процессы производства, что было нелегко для молодого инженера, чей стаж руководящей работы, от начальника дизельного цеха до главного инженера и директора Коломенского паровозостроительного завода, составлял всего два с небольшим года.

Самое сложное ожидало Малышева в танкостроении, которое подчинялось не только его гражданскому наркомату, но фактически и Наркомату обороны. Главки последнего, как единственные заказчики боевой техники, диктовали свои требования на всех стадиях проектирования, производства, испытаний и приемки танков. Даже в годы беспредельного авторитета орджоникидзевского Наркомтяжпрома между Серго и Ворошиловым, между начальниками их главков возникали порой споры и расхождения. Но тогда несравненно легче было договориться. Два видных деятеля партии и государства, два члена Политбюро всегда находили взаимоприемлемые решения. А каково теперь почти не известному еще в Наркомате обороны Малышеву разрешать возникшие разногласия хотя бы по Встречному? И пойдет ли Малышев на неизбежный конфликт по Встречному, который можно разрешить лишь в Центральном Комитете партии или в Главном военном совете?