Яков Резник - Сотворение брони

• Название: Сотворение брони
• Автор: Яков Резник
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7529-0018-2

«Еще девять месяцев оставалось до нападения фашистов на нашу страну, а Михаил Ильич Кошкин уже пал за ее свободу — пал первым солдатом Великой Отечественной войны…»

Трудно, порой драматично складывалась судьба главного героя этой книги — одного из тех, кто в годы первых пятилеток выковывал броневую мощь державы. В центре повествования — история создания Т-34, лучшего танка второй мировой войны, история того, как в суровую военную пору было налажено производство боевых машин на Урале.

Без преувеличения можно сказать: «Сотворение брони» — самое известное из произведений свердловского писателя Якова Резника. Повесть трижды издавалась в Свердловске и Москве.

А недавно пришло сообщение: «Сотворение брони» переводится на болгарский и чешский языки.

К сожалению, Яков Лазаревич Резник не увидел нового издания своей книги. Писатель скончался в феврале 1988 года на семьдесят шестом году жизни.

---

Игорь взглядом отыскал на трибуне Кошкина. Михаил Ильич затерялся среди гостей, военных, представителей наркоматов, старался держаться незаметно. «Волнуется… Ничего, не подведем. Машины отличные — еще посмотрим, чья возьмет!»

Мальгин знал, что справа от него стоят Т-20 и три модернизированных БТ. Управляют ими настоящие танковые асы. Что он, Игорь, по сравнению с ними? Моложе всех годами и опытом испытателя. Почему Михаил Ильич доверил именно ему противоснарядную гусеничную — главную машину доверил? Случись самая незначительная задержка (а если поломка?!) — и конец надежде, а противники Встречного будут ликовать… Вон сколько препятствий наготовили! Эскарп и ров, надолбы и ежи. И все приказано пройти, даже те, что другим танкам в программу не включили: и проволочную ловушку, и французскую сетку над ямой…

Шум двигателей двухбашенного, похожего на крейсер СМК и однобашенного КВ с небывалой броней в семьдесят пять миллиметров вспугнул птиц, и они, загалдев, заметались над чащей. Малоповоротливые, медлительные машины, но какая сила! КВ разворачивает, утюжит насыпи, играючи берет эскарп — отвесный срез холма.

Игорь не слышит, но видит, как аплодирует трибуна. Ворошилов похлопывает конструктора по плечу, смеется; улыбается и Малышев. Кошкин тоже аплодирует, но глядит он не на КВ, а на свои танки. Сейчас пойдут они. Сначала Т-20, потом «бетушки», и последним — танк Игоря, Встречный… Трудно быть последним. «Жаль, что последний. Устанет комиссия смотреть. Да и чем удивишь после КВ, после прыжков «бетушек»?»

Игорь спустился из башни на свое место. Он изнервничался — не пропустить бы радиосигнал, — продрог, дожидаясь, но, когда раздалась команда, дизель включил в ту же секунду. Как только услышал ровный гул мотора, легче стало. Танк сорвался с места, как застоявшийся на привязи породистый жеребец.

Препятствия, предусмотренные программой, машина брала свободно, играючи. Игорь ощущал дрожь, температуру двигателя, каждую выбоину под гусеницей, каждый камень на пути. За полосой препятствий нужно было обойти крутой холм, чтобы попасть на отлогий спуск к реке. Игорь посмотрел на холм и вдруг решил не объезжать его. «Возьмем?» И ему послышалось в реве машины: «Возьмем!»

— Не одолеет, перевернется… — не то спрашивал, не то утверждал Ворошилов, увидев, как по склону холма двинулась под крутым углом машина.

Кошкин замер, упрашивая про себя Игоря: «Гусеница держит цепко… Не меняй оборотов!..»

— Вершина! Он на вершине! — крикнул Павлов, и раскатистый голос его был счастливым. Все зааплодировали. Ворошилов приветственно выбросил руку в сторону Встречного, который замер на вершине холма. Радовался и Малышев, но по-своему — тихо, сдержанно. Для него, полгода назад ставшего наркомом, которому подчинялись и танковые и дизельные заводы, правительственный смотр был тоже испытанием.

Накануне он с Кошкиным несколько часов провел возле Встречного и внутри него. Умная простота решений сложнейших технических проблем не могла не покорить Малышева, недавнего конструктора. Жизнь оторвала его от проектирования машин — всего полтора года довелось конструировать тепловозы. Но даже когда он стал главным инженером, а потом директором Коломенского завода, Малышев подходил иногда к чертежной доске поработать для собственного удовольствия. И теперь, ознакомясь с танком, он ощутил наслаждение оттого, что увидел совершенную по замыслу и безупречную по конструкторской разработке машину.

В необычной, не известной еще мировому танкостроению форме корпуса и башни, в самом расположении механизмов, узлов и деталей была глубокая осмысленность, целесообразность. И механизмы, и вооружение разместили компактно, не увеличивая размеров прежних средних танков, а по высоте машина оказалась даже ниже однотипных иностранных образцов. Малышев тут же отметил важнейшее качество Встречного: возможность без реконструкции цехов наладить его массовое производство.

Черты главного конструктора и его молодых друзей виделись Малышеву в машине. Их мысль, энергия, воля ощущались в гармонии ее частей и в том, что скрыто от непосвященных, — в окрыленности поисков, вдохновенном угадывании этой гармонии, созидании ее.

По-хорошему завидовал народный комиссар Малышев конструктору Кошкину.

— Машина ваша, Михаил Ильич, с исконно русским характером: проста, сильна, неприхотлива, — сказал он вчера Кошкину.

Тут, на лесной поляне у Москвы-реки, нарком убедился, что не ошибся во Встречном.

Комкор Павлов, протиснувшись к Кошкину, схватил его за руку, подвел к Ворошилову и Малышеву. В это время Игорь Мальгин, развернув ствол орудия назад, медленно спустил танк с крутизны.

Показывая Ворошилову на прибрежную огромную сосну, Павлов попросил:

— Разрешите, товарищ маршал, повалить…

— Тебе разреши, не останется леса, — улыбнулся Ворошилов. — Ладно, одну можно.

Игорь увидел бегущего к нему Павлова, затормозил.

— Э-эй, Мальгинио! — услышал он свое испанское имя. — Сними вон ту сосну!

Игорь дал мотору максимальные обороты. Помчалась машина к сосне, дрогнул лесной гигант, не выдержал тарана, хрустнул звонко на весь лес, повалился на спину танка. Встречный понес дерево к реке и, взбурлив воду, вошел в нее. Вспенилась, будто вскипела, река. Бурлящая вода разбивалась о танк, сорвала сосну, понесла ее течением. А Встречный, грудью разрезая волны, вышел на другой берег.

Казалось, танк устал в схватке с деревом и рекой, а он постоял несколько секунд и, сделав полукруг, опять вошел в воду. На берегу танк встретили, как победителя, криками восторга.

— Какое имя у героя? — спросил Ворошилов Кошкина. Сказать, что об этом не думали, называли танк Встречным, было бы неуместно.

— Скромничает, крестить не осмеливается, — вмешался Павлов.

— Крести, крести, Михаил Ильич. Как назовешь, так и будет! — разрешил Ворошилов.

— «Тридцатьчетверкой»… Т-34, если можно…

— Почему ж нельзя?

И никто здесь, кроме Малышева, который был с Кошкиным на том ночном совещании в Наркомтяжпроме, не знал, что конструктор назвал свой танк в честь тридцать четвертого года, когда партия приняла решение о техническом перевооружении Красной Армии; назвал в честь Серго, который поверил в его мечту и воодушевил его на создание такого танка

Если осилишь…

1

Перед Новым годом на завод поступило задание Наркомата машиностроения: за четыре месяца сделать установочную партию — одиннадцать танков Т-34.

Работа предстояла огромная.

Если бы основные механизмы и вооружение «тридцатьчетверки» остались такими же, как на опытном образце, с которым в сентябре тридцать девятого года знакомился Ворошилов, срок был бы реальным, хотя и нелегким. Но тогда, во время смотра у Москвы-реки, когда восторги улеглись, Ворошилов спросил у Кошкина, не уменьшится ли скорость танка, его проходимость и маневренность, если броню сделать еще толще, а пушку установить более крупного калибра. Кошкин ответил, что машина имеет для этого резервы. После смотра конструкторы рассчитали танк на более мощное вооружение, которого, как они полагали, пока не было. Но оказалось, такая пушка уже спроектирована, создана и опытный образец ее проверен на артиллерийском заводе в Поволжье. Об этом танкостроители узнали от посланцев Грабина, главного конструктора артиллерийского завода.

— Принимайте! — сказали они, разворачивая чертежи. — Как раз то, что требуется для вашего гусеничного.

— Откуда знаете о танке?

— От наркома. После смотра под Москвой он дал нам очень жесткие сроки.

— И убеждены: пушка подойдет?

— Судите сами!

Да, это была именно та пушка, о которой мечтали создатели Встречного. Длинноствольная, 76-миллиметровая, с небывало высокой начальной скоростью снаряда, легкая, с ограниченным откатом. Чертежи компоновки ее в башне были сделаны быстро, и вскоре грабинская пушка встала в новый танк.

Когда поступило задание на установочную партию «тридцатьчетверок», экспериментальный цех уже накопил опыт сборки измененного образца. Корпуса имели бортовую броню в сорок миллиметров, башня — сорок пять. И подвижность, проходимость, маневренность не снизились — дизель будто не чувствовал двадцати шести тонн танка.

К началу марта, раньше сроков, определенных Наркоматом машиностроения, на сборке находились последние четыре танка установочной партии, а два первых успели пройти не только заводские полигонные испытания с их стокилометровым пробегом, но и накопить дополнительную тысячу километров на каждый танк из тех трех тысяч, которые требовала инструкция сверх заводского пробега.

Танкостроителей заставили спешить тяжелые бои на Карельском перешейке. Оттуда прибывали на завод для капитального ремонта «бетушки». И конструкторам, и рабочим горько было видеть их искалеченными; страшно было сознавать, что в их машинах гибли танкисты.