Мария Дахвана Хэдли - Магония (ЛП)

• Название: Магония (ЛП)
• Автор: Мария Дахвана Хэдли
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Аза Рэй тонет в воздухе. С самого детства её мучает странная болезнь лёгких: всё труднее дышать, говорить, жить. Когда Азе мерещится воздушное судно, её семья считает видение побочным эффектом от лекарств. Но Аза сомневается, что это галлюцинация. Кто-то на корабле зовет её. Верит ей только лучший друг Джейсон. Джейсон, который всегда рядом. Джейсон, который, возможно, испытывает к ней нечто большее, чем просто дружеские чувства. Но прежде, чем Аза успевает осмыслить эту невероятную догадку, что-то идёт не так, и она пропадает в этом мире. И оказывается в другом. Магонии. Над облаками, в стране торговых кораблей, Аза отныне не слабая и не умирающая. В Магонии она впервые может свободно дышать. Более того, у неё теперь невероятная сила. И вливаясь в течение новой жизни, Аза обнаруживает, что вот-вот разразится война. Магония и Земля готовятся свести счёты друг с другом. Судьба всего человечества, включая парня, который её любит, зависит от Азы. Чью же сторону она примет?

---

В машине скорой медик разрезал Азу, будто она и не человек вовсе. Она задыхалась. Выгибала спину. Её сердце снова остановилось. Медик использовал дефибриллятор, чтобы его запустить. Дважды.

И я услышал звук из её груди – песню. Птицу, свистящую, вопящую.

Я не псих.

В лёгких Азы на самом деле не было пера. При вскрытии коронер ничего не нашёл.

Вскрытие провели, да. Результатов я пока не видел, но обязательно их достану. Я должен убедиться… ну ладно, я в курсе, Аза умерла. По ощущениям – она словно сбежала без меня. Она сжала мои пальцы своими. А затем расслабилась – как если бы разом лишилась всех костей.

Уверен, когда водитель связывался с экстренной службой, Аза уже была мертва. И оттого случившееся с вертолётом ещё ужаснее.

Наша с Азой проблема в том, что мы провели каждый день с момента знакомства, зная, как она умрёт, и отмахиваясь от этого знания. Никто не мог понять, что с ней не так, и несколько лет назад я решил стать героем, который это выяснит.

Аза была не в курсе. Я перелопатил тонну медицинских журналов. Удивительно, чему можно научиться, когда мозги на месте и мотивация правильная. Я добрался до статей семнадцатого века. Если вам понадобится схема лёгких – только попросите. Нарисую даже с завязанными глазами.

Но что бы я ни делал, я делал это недостаточно быстро. Я не чудотворец. И даже не учёный. В какие-то дни я просто шестнадцатилетка. И это не то, чем я хочу быть.

У мамы Азы точно такая же идея возникла ещё раньше. Она билась над решением почти пятнадцать лет – с тех пор, как у Азы начались проблемы с дыханием, – но лекарства, которые она пыталась вывести на этап тестирования, постоянно зарубали.

Я знаю гораздо больше Азы о том, что мама делала для неё. Несколько месяцев назад я наткнулся на кое-какие действительно перспективные данные из её лаборатории и расспросил о них. В то время Грета работала над препаратом от астмы – испытания на мышах. Когда Азе стало хуже, по дурацкому стечению обстоятельств лекарство добралось до испытаний на людях, но всё прикрыли, потому как выяснилось, что от астмы оно не помогает, да и побочных эффектов куча. Препарат оказался бесполезен. По-видимому, для всех, кроме Азы.

– Я хранила дома немного сыворотки от тяжёлых приступов астмы, – рассказала мне Грета. – Я не знала, поможет ли это хоть чуть-чуть, но она умирала, так что я дала ей препарат.

Неважно, что это было, оно оказалось эффективным. Состояние Азы ухудшалось, однако теперь гораздо медленнее. Согласно всем медицинским заключениям, лёгкие, что едва справлялись с доставкой кислорода в кровоток, должны были её убить, а действия Греты, в чём бы они ни заключались, спасли. С тех пор лекарство стало неизменной частью дневного рациона Азы. Несмотря на абсолютную незаконность.

В какой-то мере это единственный большой секрет, который мне доводилось хранить от Азы. Её мама просила не говорить. Она хотела продолжить работу над препаратом, и если б такое всплыло – её бы арестовали. Знать что-то, чего не знает Аза, казалось очень неправильным…

В любом случае она умерла.

Я смотрю на потолок и пытаюсь представить, что происходит с человеком, когда он умирает. Погибнуть = разделиться. Всё, что было тобой, всё, что было ею – разлетается на части, взрывается. Рассеивается вокруг.

Утро. Похороны. Солнцезащитные очки. Костюм.

Кэрол всё проконтролировала, и в такой одежде я чувствую себя чучелом. Рукава странно свободные, и это, видимо, означает, что размер подходящий. Я привык к дедушкиному пиджаку, который ношу со всем подряд. Он достался мне от отца, и пусть я не знал отца, даже не представляю, кем он был, мамы передали мне пиджак. В нём около тысячи беспорядочно разбросанных карманов. На каждом вышит крошечный ярлык, сообщающий, что здесь должно находиться. Есть карманы с надписями «опалы», «камертон», «пули». Мой дед был либо Джеймсом Бондом, либо коммивояжером.

Я бы в жизни не надел на похороны Азы костюм, разве что тот, который мне запретили надевать.

Я не спокоен. Я не готов. И всё же сажусь в машину, на пассажирском сиденье пристёгнут мешок с вещами. Место Азы.

Переодеваюсь в школьном туалете. Затем, после первого звонка, иду в класс мистера Гримма и сажусь.

Все пялятся. Целая комната выбранных родителями чёрных платьев, чёрных колготок, чёрных костюмов и отглаженных рубашек и галстуков.

«Давайте, глазейте, – хочу им сказать. – Я ещё не закончил».

– Мистер Кервин, – говорит мистер Гримм.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Его лицо смягчается.

– Не могу сказать, что виню вас. Снимите верх и тогда можете остаться в классе, но пока вы в таком виде, урок я вести не в силах.

Я кладу верхнюю часть костюма на пустой стол рядом с собой. На нём надпись. «Аза Рэй была здесь» – серебристым лаком для ногтей. Гримм обещал, что заставит Азу всё оттереть, но так этого и не сделал.

Я никогда не думал, что это случится.

Я подозревал, что это, возможно, произойдёт

Я знал, что это неизбежно.

Я этого не предвидел.

Как кто-то может продолжать читать бесконечное число, если следующая цифра неизвестна? Но я продолжаю.

673518857527248912279381830119491298336733624406566430860213949463952247371907021798609437027705392171762931767523846748184676694051320005681271452635608277857713427577896.

Полдень, звучит звонок – специальный, который говорит: «Идёмте, сделаем нечто ужасное», – и я выхожу на улицу. Флаг приспущен. Это не школьное руководство расстаралось, они о таком даже не подумали. Его приспустили сегодня около трёх ночи. Я знаком со сторожами.

За моей спиной из здания потоком выплывают дети. Многие рыдают, что одновременно радует и злит. Кажется, наличие в школе умирающей ученицы в сознании людей равносильно тому, что никто другой не умрёт. Мол, эта ниша занята. Но все в любом случае её оплакивают, даже если для них она была лишь Умирающей Девочкой, а не делающей-светящиеся-надписи, создающей-чучела, смотрящей-на-кальмара Азой.

Зацикливание. Некоторые дни такие тёмные, что я не вижу ничего, кроме жалкого тумана – число за числом, слово за словом, облака из глаголов и существительных, и ничто из этого не заставит время пойти вспять.

Кое-кто – не буду называть имён – вообще-то так и не плакал с той ночи, когда Аза умерла. Я чувствую, что слёзы рвутся наружу, но если позволю им – из меня вытечет абсолютно всё. Так что я держусь.

«поскольку чувства во главе всего,

кто посвящает жизнь

лишь правилам и схемам –

не ощущает вкуса поцелуев»

Это мистер Э. Э. Каммингс. И он прав. Я много лет провёл, посвящая себя чему угодно, кроме того факта, что время от меня убегает. Середина стихотворения призывает не тратить попусту ни минуты, пока ты жив. И целовать тех, кого ты хочешь поцеловать, любить тех, кого думаешь, что любишь. Всё уже сказано. В последних строчках Каммингс тоже прав:

«для жизни нет полей,

и смерть, по-моему, нас в скобки не запрёт»

Люди декламируют его на похоронах, мол, лови момент, но мне кажется, что это нифига не оптимистичное стихотворение о том, что ты уже не получишь желаемого, оно не вызывает добрых чувств. Азе нравился Э. Э. Каммингс. Значит, и мне нравится Э. Э. Каммингс.

Я выезжаю вперёд и начинаю сигналить. Все повторяют за мной: сначала вся школа, а потом, когда я выбираюсь на шоссе, и весь город. По крайней мере, так кажется.

Давным-давно Аза рассказала мне, что она делает во время томографии. Она воображает, будто все эти гудки и щелчки издают киты.

Я создаю собственную версию. Наши автомобили – киты, говорящие друг с другом. На неком подобии азбуки Морзе. (Да, те, кто запоминает все факты обо всём подряд, также выдумывают поддельные коды, потому что мы любим внести немного хаоса. Немного управляемого хаоса.) Автомобили сигналят мой список. Ещё одна причина, почему это фальшивая азбука Морзе – не нужно, чтобы все знали, что я хочу сказать.

Когда я впервые увидел Азу, она сидела на полу, играясь с листком бумаги – кромсая его (как выяснилось позже, украденными) ножницами. Я встал со своего коврика, но ей нечего было мне сказать. Аза удостоила меня единственным взглядом и оскалилась.

Она была чем-то, найденным в озере подо льдом после весенней оттепели. Хотя я знаю, что она ненавидела свою внешность. Ох. Люди, вы так глупы.

«ТЫ НЕ ПОХОЖА НИ НА КОГО В ЦЕЛОМ МИРЕ», – сигналю я. Город гудит эхом.

Чувствую себя как кукла соседки Джулии; кукла, которой (эм-м, ради эксперимента?) отрезали ногу, обнажив пустоты тела. Аза украла её и наполнила сверчками. Я приклеил ногу обратно. Джули так перепугалась, когда её игрушка вдруг начала стрекотать.

Аза не была милой. У неё имелся особый способ коситься на меня, а потом решать меня, как слишком простое уравнение.