Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

• Название: Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)
• Автор: Гилберт Честертон
• Жанр: Классический детектив

Гилберт Кийт Честертон – писатель, поэт и мыслитель, одна из крупнейших фигур в мировой литературе и признанный мастер детективного жанра. Он оказал существенное влияние на лучших представителей этого жанра, в том числе и на Агату Кристи.

Мировую славу Честертону принес цикл рассказов о патере Брауне, застенчивом и неприметном священнике, который совершенно не похож на детектива, но благодаря своему аналитическому уму и пониманию человеческой психологии способен раскрыть самое запутанное преступление.

Когда следователи становятся в тупик, патер Браун неизменно находит разгадку, поражая всех своей мудростью и в то же время проповедуя надежду, мужество и доброту.

---

Дорога, которая до этого шла среди редко растущих деревьев, внезапно вывела их на широкую равнину. Перед ними появилась высокая стена, которая образовывала круг. Эта постройка чем-то напоминала аэродром. Стена оказалась металлической.

Они вышли из автомобиля и после долгих манипуляций, вроде тех, какие проделываются с сейфами, с большими предосторожностями открыли в стене узкую дверь. К величайшему изумлению патера Брауна, человек, именуемый Норманом Дрейджем, не выразил никакого желания войти, а распростился с ними, зловеще ухмыляясь.

– Я не пойду, – сказал он. – Столько удовольствий разом может оказаться старику Мертону не по силам. Он так любит меня, что, не дай бог, еще умрет от радости.

И он зашагал прочь, а патера Брауна, не перестававшего удивляться, пропустили за стальную дверь, которая моментально захлопнулась за ним. Они попали в ухоженный сад, который пестрел яркими цветами, однако там не было ни деревьев, ни высоких кустарников. Посреди сада стоял дом прекрасной архитектуры, но такой узкий и высокий, что напоминал скорее башню. Лучи палящего солнца играли то в одном, то в другом стекле под самой крышей, но в нижней части дома окон, похоже, совсем не было. Миновав портал, они увидели в качестве отделки мрамор всех оттенков, металлы, изразцы, но лестница отсутствовала. Только в углублении между крепкими стенами ходил лифт, доступ к которому охранялся двумя дюжими молодцами, напоминавшими полицейских в штатском.

– Охрана весьма серьезная, знаю, – сказал Уэйн. – Вам покажется, может быть, смешным, отец Браун, что Мертону приходится жить в такой крепости. Даже в саду нет ни одного дерева, за которым мог бы укрыться человек. Но вы не знаете эту страну и не понимаете, какую трудную задачу нам пришлось решать. И, вероятно, не знаете, кто такой Брандер Мертон. Человек он с виду тихий, на улице никто и внимания на него не обратит; да сейчас, положим, и случая не представляется: он выезжает очень редко, и то в наглухо закрытом автомобиле. Но, если бы что-нибудь случилось с Брандером Мертоном, это было бы равносильно землетрясению, которое охватило бы всю страну. Думаю, что такой власти над народами не имел ни один король, ни один император! А ведь предложи вам кто-нибудь посетить царя или английского короля, вы, вероятно, пошли бы из любопытства? Возможно, что до царей и миллионеров вам никакого дела нет, но власть, которой они обладают, сама по себе всегда вызывает интерес. И я надеюсь, что вам не приходится поступаться своими принципами, навещая такого человека, как Мертон?

– Ничуть, – спокойно ответил патер Браун. – Мой долг – навещать заключенных и всех несчастных пленников.

Последовало молчание; на худом лице нахмурившегося молодого человека мелькнуло странное, лукавое выражение. Затем он резко произнес:

– Ну, вы должны помнить, что на него ополчились не простые преступники. Даниэль Рок – сам черт. Вспомните, что он расправился с Трентом в его собственном саду, а с Хордером – вблизи его виллы, а сам ускользнул.

Верхний этаж дома, защищенный громадной толщины стенами, состоял из двух комнат: наружной, в которую они вошли, и внутренней, которая являлась святилищем миллионера. Они вошли в первую как раз в тот момент, когда из второй выходили два посетителя. Одного из них Питер Уэйн представил как своего дядюшку. Маленький, но очень крепкий и подвижный человек с бритой головой и смуглым лицом, настолько смуглым, что оно, казалось, вряд ли когда-нибудь было белым, – старый Крейк, иначе Гикори Крейк, приобрел известность во время последних войн с краснокожими.

Спутник его представлял полную противоположность ему: высокий джентльмен с елейным выражением лица, с черными, будто лакированными волосами и с моноклем на широкой черной ленте. Бернард Блейк, поверенный старого Мертона, только что участвовал в деловом совещании компаньонов.

Все четверо сошлись посреди первой комнаты и, прежде чем разойтись в разные стороны, остановились, чтобы обменяться, как того требовали приличия, несколькими фразами. Но, кроме них, в комнате был еще некто. В самой ее глубине, у двери во внутреннюю комнату, в слабом свете, падавшем из окна, виднелась массивная неподвижная фигура. Это был человек с африканскими чертами лица и широченными плечами.

Он не двинулся, не шевельнулся, не поздоровался ни с кем. Но Питер Уэйн, увидев его в наружной комнате, с тревогой осведомился, остался ли кто-нибудь с Мертоном.

– Не поднимай шум, Питер, – рассмеялся его дядюшка. – С ним Уилтон, секретарь, и, я полагаю, этого достаточно. Уилтон, кажется, никогда не спит, охраняя Мертона. Он стоит двадцати телохранителей, а проворен и невозмутим, как индеец.

– Ну, вам лучше знать, – согласился, также засмеявшись, племянник. – Помню, каким вы учили меня индейским штукам, когда я был мальчуганом и любил читать о краснокожих. Но в моих рассказах краснокожим всегда приходилось несладко.

– В жизни было не так! – сурово сказал старый вояка.

– Неужели? – ласково переспросил мистер Блейк. – Я думаю, им трудно было противостоять нашему огнестрельному оружию.

– Я видел, как индеец, находясь под обстрелом сотни ружей и не имея при себе ничего, кроме ножа, убил белого, стоявшего рядом со мной на вышке форта, – продолжал Крейк.

– Что вы говорите! И как же он это сделал?

– Бросил нож, – пояснил Крейк. – Бросил с молниеносной быстротой, прежде чем раздался первый выстрел. Уж не знаю, где он этому научился.

– Надеюсь, вы не научились у них? – засмеялся племянник.

– Пожалуй, – задумчиво проговорил патер Браун, – из этого случая можно вынести некоторую мораль…

Во время их разговора мистер Уилтон, секретарь, вышел из внутренней комнаты и остановился. Это был бледный светловолосый человек с квадратным подбородком и внимательными глазами, в выражении которых было что-то собачье. Казалось вполне правдоподобным, что этот человек спит одним глазом, как сторожевой пес.

Он сказал: «Мистер Мертон примет вас минут через десять», но разговор тут же оборвался. Старый Крейк заявил, что ему надо уходить, и племянник вышел вместе с ним и его спутником-юристом, на несколько минут оставив патера Брауна наедине с секретарем. Великан-негр в конце комнаты в счет не шел – так неподвижно он сидел, прислонившись широкой спиной к стене и повернувшись лицом к двери во внутреннюю комнату.

– Охраняем мы его исправно, как видите, – сказал секретарь, – вы, должно быть, слышали об этом Даниэле Роке и согласитесь с нами, что небезопасно часто и надолго оставлять шефа одного.

– Но сейчас-то он один, не так ли? – спросил патер Браун.

Секретарь поднял на него серьезные серые глаза.

– Всего четверть часа, четверть часа за целые сутки. Дольше ему не удается пробыть в одиночестве. А эту четверть часа он отстаивает по совершенно исключительной причине.

– А именно? – заинтересовался посетитель.

Уилтон, секретарь, продолжал смотреть на священника тем же внимательным взглядом, но губы его сжались.

– Коптская чаша, – сказал он. – Вы, может быть, забыли о коптской чаше, но он-то о ней не забывает, как и ни о чем вообще. Он никому из нас не доверяет ее. Она заперта где-то там, в комнате. Только он может достать ее и достает лишь тогда, когда остается один. Вот и приходится рисковать этой четвертью часа… Впрочем, риска, в сущности, нет. Я превратил это место в мышеловку, в которую сам черт не смог бы забраться, во всяком случае выбраться бы точно не смог. Если бы этому проклятому Даниэлю Року вздумалось нанести нам визит, ему пришлось бы здесь задержаться, Богом клянусь! Четверть часа я сижу здесь как на раскаленных углях, но если только я услышу выстрел или шум борьбы, я тотчас нажму эту кнопку, и электрический ток кольцом охватит стену сада, так что каждый, кто вздумает перебраться через нее, будет обречен на смерть. Да выстрела и быть не может: единственный вход – вот этот, а единственное окно, у которого он сидит, находится в самом верху башни – башни с отвесными стенами, скользкими, как смазанный маслом шест. И все-таки мы все здесь, конечно, вооружены. Если бы Даниэль Рок явился сюда, он не выбрался бы отсюда живым.

Патер Браун в раздумье уставился на ковер и вдруг сказал полушутя:

– Надеюсь, вы не обидитесь на меня, но мне только что пришло в голову… это касается вас…

– В самом деле? – спросил Уилтон. – Что же именно?

– Мне кажется, – ответил патер Браун, – вы одержимы одним стремлением, и оно состоит не столько в том, как бы оградить Мертона, сколько в том, как поймать Даниэля Рока.

Уилтон едва заметно вздрогнул, продолжая так же внимательно смотреть на своего собеседника, затем его сурово сжатый рот мало-помалу расплылся в странной улыбке.

– Как вы могли?.. Что навело вас на эту мысль? – спросил он.

– Вы сказали, что, услышав выстрел, вы тотчас отрезали бы путь врагу при помощи электрического тока, – объяснил священник. – Должно же вам было прийти в голову, что выстрел мог убить вашего патрона раньше, чем ток остановил бы его врага? Я не хочу сказать, что вы не стали бы защищать мистера Мертона, если бы имели возможность, но это у вас как-то на втором плане. Охрана здесь самая строгая, и установлена она, по-видимому, вами. Но во всем видно скорее желание поймать убийцу, чем спасти человека.