Александр Черненко - Моряна

• Название: Моряна
• Автор: Александр Черненко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

Повесть "Моряна" неслучайно названа в честь резкого, сильного ветра, дующего с моря в устьях рек на Каспийском море, который играет не последнюю роль в судьбах героев повести А.И.Черненко (1897—1956).

---

«Все одно что в восемнадцатом году!..» — вспомнил он выступления белых уральских банд. И от радостного волнения у него захватило дух.

Алексей Фаддеич остановился и вдруг в тревоге подумал:

«А ежели раньше времени откроется эта затея? Ежели власть пронюхает? Тогда что?»

Он смахнул ладонью выступивший на лбу холодный пот.

«Тогда что? — вновь спросил он себя. — Что тогда?..» — и, не находя ответа, мучаясь, решил повернуть к вдове Зиминой, чтобы успокоиться и забыться. Он тайком изредка захаживал к ней, когда был всердцах, и за то, что давал иногда рыбачке работу, подолгу и ненасытно тешился ею.

Только было направился он к дому Зиминой, как рядом открылась калитка: из двора вышла с ведром Наталья Буркина и выплеснула на улицу помои.

Ветер круто обжимал кофту на ее груди и шибко трепал юбку; не замечая Дойкина, она одернула подол и повернула в калитку.

— Простудишься, голубка! — И он взял под локоть ее тонкую теплую руку.

— Ай!.. — Наталья испуганно метнулась во двор.

— Постой, постой, голубка! — Дойкин заспешил, догнал ее у крыльца и заботливо спросил: — Чего ж, Наталья Егоровна, за сеткой не заходишь? Давно приготовил!

Рыбачка, не оправившись еще от испуга, удивленно глядела на Алексея Фаддеича и, вздрагивая, шептала:

— Нехорошо!.. Ух, как напугалась!..

А он потихоньку вталкивал ее в сени и шептал:

— Тебе даю сетку, а не Григорию. Красавице даю... Пропадаешь ты с ним, голубка, ни за что...

Наталью сразу обдало жаром; она откинулась к стене, подняв над головой руку с ведром.

И когда Дойкин вплотную подошел к ней, она вдруг громко крикнула:

— Отстань, сатана! — и уронила ведро ему на голову.

Выскочив из сеней, Дойкин быстро зашагал к калитке, от которой навстречу ему шла удивленная Зимина. Нахлобучив шапку, он прошел мимо.

Наталья, подняв ведро, все еще взволнованно кричала из сеней:

— Погоди! Григорий заявится!.. Он тебе покажет сетку!..

Зимина поднялась на крыльцо и, вздыхая, участливо спросила рыбачку:

— И к тебе, милая, уже заглянул?

— Я ему!.. — Наталья отвернулась и позвала вдову в горницу. — Думал только...

Распахнув коротушку, Зимина присела на скамью у печки и, слушая рыбачку, то и дело повторяла:

— А я вышла — и слышу шум у вас на дворе... Думаю, чего такое? Вышла — и слышу...

— Сатана слюнявая! — ругалась Наталья, передвигая в печке чугуны. — Сомина тухлая!

— Он такой, милая, — вдова устало прикрыла глаза. — Натерпелась я от него... Опротивел, как лягуха. Да и дает-то крохи... Отбиться бы от него. А как?.. Хотели, вот мы с Нюркой да Настей Сазанихой поработать. А Краснощеков не взял нас... Куда деваться — ума не приложу! Иду теперь к деду Ване. Упросилась поехать с ним на рыбоприемку. Будто у нашего берега хотят государственную приемку надолго, совсем поставить. Глядишь, и работа какая найдется, — стряпуха, может, нужна будет людям.

Перетирая посуду, Наталья печально поглядывала на грузную фигуру вдовы.

— О-ох, кабы Трифон был жив, — тяжело вздохнула Зимина, вспоминая сгинувшего в море мужа, — иль ребят было б у меня не пятеро, а скажем, один, двое. Подалась бы я на промысел, нанялась резалкой, кладчицей или солильщицей... А то вот от ребят-то ни шагу, как привязанная. И этого чорта ждешь не дождешься, когда придет да посулит работу... А он, как именинник, раз в год... — Давясь слезами, вдова притулилась головой к печке.

— Не надо, не надо, Марья Петровна! — Наталья поспешно вытерла о фартук руки и подошла к Зиминой.

— Как же, милая, не плакать! Только слез и вволю — не занимать...

— Не надо, не надо! — Наталья села рядом с Зиминой. — Вот послушай... Собирались недавно у Григория ловцы: Митрий Казак, Сенька, Туркин Яшка. Говорили об артели и тебя поминали, — слышь, Марью Петровну записать в артель тоже надо!.. Вот и уехал Григорий в район, к своим партийцам да в кредитку. А еще раньше туда же уехал Андрей Палыч...

Слушая Наталью, вдова сбила на затылок платок и, согласно кивая головой, растроганно зашептала:

— Ох, кабы! Вот кабы!.. Эх-эх, как хорошо!..

А Наталья уже жаловалась на Григория:

— Знаешь же, какой он у меня! Ты, говорит, других обзавидовала. А чего обзавидовала? Чего я лишнего хочу? Хочу только, чтобы жили мы как люди: сыты были да радости чуточку... А то шабалы одни, — она тряхнула подолом выцветшей, латаной юбки. — Ну, а если уж он взялся за что, то непременно сделает. По-моему, будет артель! — Рыбачка, довольная, улыбнулась.

Повеселевшая Зимина торопливо поднялась с лавки.

— Ну, что ж, пока суд да дело, я съезжу с дедушкой Ваней на приемку. Может, у приемщика с подручными возьму бельишко постирать. Хлеба, глядишь, дадут, рыбы на варево... Ты уж, Наталья, присмотри за моими ребятишками. А то как бы не нашкодили.

— Ладно, загляну... — И вдруг рыбачка беспокойно сказала не то себе, не то Зиминой: — Долго только что-то Григория нету.

— Не тужи, приедет!

Вдова, запахнув коротушку, толкнула дверь и чуть не бегом заспешила на берег, боясь, что запоздала: дед Ваня мог уехать один.

И в самом деле, слепой ловец уже копошился у своего куласа, кидая в него сети, весла, шесты.

— Деда, деда! — окликнула его Зимина, с трудом шагая по песку.

Дедушка Ваня снял черную мохнатую шапку и отер ею лицо; потом обернулся к протоку, затопленному туманами, и, будто видя что, задумчиво сказал:

— Как бы кулас на льду не порезать...

Шумно отдуваясь, к деду подошла Зимина:

— В самый раз успела! Доброе утро, родимый!

— Успела! — заворчал дед. — Сказано было — чуть свет!

— К Наталье заходила я...

— Ну, залазь! — дед недовольно взмахнул рукой, и когда вдова прошла в кулас, оттолкнул его от берега и сам вспрыгнул на корму; он заработал шестом быстро и ловко, не хуже зрячего, и погнал лодчонку в туманы промеж льдов.

В тумане, казалось, плыли под водой: кругом перекатывалась шарами белесая муть, туман слезил глаза, и трудно было дышать...

Грозно шуршало о борта крошево льда, изредка лодчонка натыкалась на льдины. Под тем берегом туман был реже: отчетливо выступали почерневшие за зиму камыши. Вода здесь тускло, студено блестела.

— Давай помогай, — тихо сказал Зиминой дед, вгоняя кулас на обширную водяную поляну, где находились его сети.

Вдова села за весла.

— Ударь покруче! — Дед наклонился за борт и стал выбирать сети в лодку.

Сеть была сплошь забита воблой: казалось, не найти ни одной свободной ячеи, где бы не торчала жирная, с синеватым отливом рыбина.

— Эка привалило, — сердито ворчал дед, еле вытягивая сети. — И откуда столько наперло!..

Ледяная вода жгла руки, крючила пальцы; выбрав сеть, дед подул на руки, похлестал ими себя по бокам и, принимаясь за другую сеть, строго приказал Зиминой:

— Полегче, полегче, Петровна!

Она, загребая одним веслом, старалась держать кулас против ветра и так, не спеша, вела его вдоль выбитой в протоке сети.

Дед, упираясь одной ногой в борт, старался быстрее выбирать сети, но они были отягощены богатым уловом и часто трещали — пряжа не выдерживала редкостного живого груза и рвалась.

— Разор, а не улов! — сердился ловец.

Когда кулас был наполнен рыбой доверху — так, что Зимина сидела, по пояс заваленная бившейся воблой, — дедушка Ваня, ворча, погнал лодку на приемку. Еще издали его встретили рабочие радостными приветствиями:

— Дедо-ок!

— Здравствуй!

— Давай, давай почин!

— Эх-ма, первейший ловец!..

Снимая шапку, он улыбнулся и сурово крикнул в ответ:

— Принимай чалку!

Кулас легонько стукнулся о борт прорези, что служила садком для рыбы. Рабочие в брезентовых рубахах и шароварах, смеясь и похлопывая деда по спине, подвели кулас к стоящей рядом посудине и тут же принялись сетчатыми черпаками выливать улов из лодки в носилки.

Зимина прошла к приемщику, молодому казаху, который стоял недалеко от весов. Поблескивая голубоватыми белками глаз, он внимательно выслушал вдову.

— Работа тут никакой, — сказал он. — Промысел надо ехать. Там многа работа...

— Мукашев, вешай! — окликнули приемщика рабочие.

Он шагнул к весам, вынимая из кармана небольшую записную книжку в красном переплете.

Зимина задумалась.

Приемщик отрывисто заговорил, щелкая гирькой по никелевой пластинке весов, на которые то и дело рабочие ставили носилки с уловом деда:

— Сорок один кило... Сорок девять... Пятьдесят два... — и торопливо записывал в книжку.

Слепой дед стоял тут же и будто следил за весом.

— Уй-юй-юй! — радостно воскликнул казах, когда закончил принимать рыбу. — Два ста и один кило... Ба-альшой деда фарт идет, — и легонько хлопнул слепого по плечу. — Ну, пошли контора, расчет делаем.