Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Книги 1-7

• Название: Те, кто любит. Книги 1-7
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб; Литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00786-8

Ирвинг Стоун (1903–1989) — одна из самых ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.

В девятый том Собрания сочинений вошли книги 1–7 романа «Те, кто любит», который впервые публикуется на русском языке.

---

— Опусти занавески и закрой двери на щеколду, чтобы наши предки не знали, что мы совершаем театральное действо, — усмехнулась она.

— Джентльмены из Виргинии представлялись наиболее одухотворенными и последовательными. Трудно найти более отличающуюся от нашей культуру, но по всем спорным вопросам у нас было совершенно единое мнение.

Ричард Бланд — образованный человек, можно сказать, книжник. Пейтон Рэндольф — крупный, хорошо выглядит. Патрик Генри оказался нашим лучшим оратором. Он утверждал, что не учился в нормальной школе, но в пятнадцать лет уже читал Вергилия и Ливия.[24] Ричард Генри Ли из виргинской группы — высокий и худощавый человек, хорошо владеющий собой. Я не могу сказать такого же о делегатах Коннектикута. У Роджера Шермана — светлая голова и разумные суждения, но когда он пошевелит рукой, то невозможно примыслить более противоречащего действия. Элифалет Дайер держится в стороне, он какой-то неясный, туманный и скользкий. В отличие от него шестидесятисемилетний губернатор Род-Айленда Гопкинс после дневного заседания занимал нас разговорами до полуночи. Угощая ямайским ромом и содовой водой, он преподнес урок остроумия, юмора, использования анекдотов, науки и прецедентов из греческой, римской и британской истории.

Меня больше всего интересовали представители Нью-Йорка. Джон Джей — прилежный исследователь и хороший оратор. Джеймс Даун — быстро схватывающий и хорошо подкованный, сдержанный. У него хитрый, слегка подозрительный взгляд, в какой-то мере нарочитый. Мистер Олсоп — приятный, мягкий человек, но ненадежный с точки зрения обязательств. Другой представитель нью-йоркской группы, Филип Ливингстон, крупный, настойчивый, торопливый. С ним невозможно вести надежные переговоры. Он тут же уходит в сторону. Пенсильванская группа расколота. Джон Дикинсон — просто тень: высокий, тонкий, как тростник, серый, словно пепел. Он очень скромный и искренний человек и в то же время очень приятный, очень сердечный, и дело страны ему близко. Я не могу сказать такого же в отношении его соотечественника Джона Галлоуэя, ибо он поддерживал фракцию Хатчинсона в 1765 году, когда мы пытались добиться отмены закона о гербовом сборе. Томас Миффлин от Пенсильвании — одухотворенный оратор, но Сэмюел Чейз ударяется в крайности. Он говорит запальчиво, перегибая палку…

Абигейл казалось, что спальню заполнили делегаты, стоявшие в два-три ряда около ее кровати. Она зримо видела каждое лицо и каждую фигуру, слышала голоса, вслушивалась в содержание споров, в разноголосицу мнений, пытаясь понять, чем же был готов пожертвовать тот или иной представитель колонии ради общего блага.

— Джон, я не сомкну глаза всю ночь, настолько я возбуждена рассказом об этих людях.

Но, произнеся эти слова, она тут же заснула и крепко проспала до утра.

Джон уже успел съесть кашу вместе с детьми. Она застала всю пятерку за работой: они энергично переставляли мебель в конторе. Джон был одет в свою лучшую темную одежду адвоката. Глаза детей сверкали от радостного волнения.

— Куда вы все отправляетесь? На вторую сессию Конгресса?

— Мы идем в школу, мама! — крикнула Нэб.

— Папа — новый учитель, — добавил Джонни. — Мы заключили с ним контракт вроде того, какой был у него в Уорчестере, перед тем как он стал адвокатом.

Недовольным был лишь Чарли.

— Это не школа. Это право.

— Ты имеешь в виду адвокатскую контору, — поправила его сестра.

— Это одно и то же.

— Чарли прав, — сказала Абигейл. — Я принесу новую карту колонии Массачусетс, которую купила у Генри Нокса. Джон, у тебя в письменном столе лежат репродукции, повесь портреты Юлия Цезаря и Кромвеля.

— Поскольку суды закрыты, не может быть и юридической конторы. Посему объявляю властью, данной мне Конгрессом, что эта комната перестает быть адвокатской конторой и становится латинской школой Адамса!

Абигейл пошла на кухню за чашкой кофе, оставив двух младших детей за грифельными досками с мелками в руках, напротив них старших с бумагой, чернилами и ручками, тогда как отец стоял за своим письменным столом, готовый начать первый урок в школе, которая умещалась в одной комнате.

По выражению его лица она поняла, что он вовсе не развлекает детей.

Джон был абсолютно серьезен и составил расписание: чистописание, чтение вслух, арифметика — два часа утром; история, философия, естествознание — два часа между чаем и ужином.

Абигейл занялась обычными делами, а когда вернулась, то застала детей за работой: Томми старался с помощью букваря запомнить алфавит, Чарли разглядывал картинку химического аппарата, привезенную Джоном из библиотеки Бенджамина Франклина, Джонни и Нэб писали сочинение на тему о содержании первой главы «Прогресса пилигрима». Абигейл уселась в дальнем конце комнаты и с удовольствием стала вязать, впервые принявшись за эту работу спустя несколько месяцев. Опустив глаза, с улыбкой, застывшей в уголках губ, она прислушивалась к тому, как Чарли и Томми повторяют уроки, и размышляла: выдержка. Вот что нам очень и очень нужно.

Вдруг наступила тишина. Она подняла глаза и увидела, что муж и дети наблюдают за ней. Словно по команде они вскочили и закричали:

— С днем рождения!

Из потайных мест за книжными полками и в письменном столе Джона они извлекли свои подарки и по очереди вручили ей: экземпляр книги Лоренса Стерна[25] «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», шарф, голубой вязаный кошелек, обшитый кружевами носовой платок и от Джона — пакет с пятью томами «Истории Англии» Дэвида Юма,[26] о которой она мечтала. Подарки пропутешествовали всю дорогу в седельной сумке Джона.

— Дорогая очаровательница, я привез книги к твоему дню рождения! Подумать только, на скольких торжественных обедах мне пришлось побывать, прежде чем добрался до тебя, когда ты отмечаешь зрелый тридцатилетний возраст!

С улицы донеслись звуки подъезжающих экипажей, некоторые из гостей явно встретились в условленном месте: в первом были ее мать и отец вместе с Бетси, в других — Тафтсы из Уэймаута, семейство Смит, Бетси и Сэмюел Адамс, семья Кранч из Бостона, Билли и Катарина Луиза из Линкольна и в последних — семейство Куинси: ее дядюшка Нортон, Джошиа, его жена, Сэмюел Куинси с женой.

Пэтти и Сюзи извлекли припасы — выпотрошенные утки — и поставили их на огонь.

Когда все уселись — Джон во главе стола, Абигейл на другом конце, ближе к кухне, — Джон сказал:

— Пересчитай гостей, Нэбби. Получается по одному родственнику на каждый год твоей жизни.

Через несколько дней Джон был избран представителем Брейнтри на Первый провинциальный конгресс в Кембридже. Абигейл поехала с ним в Бостон.

Она спросила:

— Как ты думаешь, Джон, этот провинциальный Конгресс выберет делегатов на Второй конгресс?

— Да, но, видимо, я не попаду в их число, — утешил он ее. — Мы договорились, что на каждой сессии будет присутствовать новая группа депутатов. Таким образом каждая колония заимеет группу людей, обладающих друзьями в других колониях, привыкшими работать над общими проблемами. Если возникнет нужда в центральном правительстве, которое станет управлять тринадцатью колониями, у нас будут опытные деятели и накопятся прецеденты.

Потребовалось всего два дня, чтобы увидеть ошибочность предсказаний Джона. Массачусетский провинциальный конгресс восхищался тем, как работали делегаты, и переизбрал их на Второй конгресс на тот случай, если действия короля Георга и парламента сделают необходимой новую встречу. Джон Хэнкок был выбран взамен Джеймса Болдуина, не участвовавшего в заседаниях Конгресса по болезни. Джон сокрушался по поводу вынужденной разлуки с Абигейл.

— Я не допущу, чтобы все месяцы до мая были печальными, — твердо ответила она, — по той причине, что тебе, возможно, придется нас вновь покинуть. Я научилась спрессовывать время в блоки вроде тех, что вырубают изо льда зимой на реке. Если бы ты мог возвести для меня дом времени рядом с нашим ледником-хранилищем!..

Они приготовились провести вместе зиму, предвестником которой явились дожди, пришедшие с северо-востока, за ними последовал снегопад, укрывший землю белым пухом. Нужны были четыре-пять месяцев, прежде чем станет известна реакция Британии на петицию Конгресса с жалобами.

Через месяц после ее дня рождения Джон принес 12 декабря 1774 года копию «Бостон пост бой». Он буквально позеленел, увидев статью за подписью «Массачусетсы». Написанная без истерии и шельмования, она шаг за шагом крушила позицию патриотов, блестяще развенчивая тезисы, разработанные в течение ряда лет Джеймсом Отисом, Сэмюелом и Джоном Адамсами и их единомышленниками относительно прав и конституционных привилегий колоний.

— Это мог написать только Джонатан Сиуолл, — сказал Джон. — Никто другой не обладает ясностью, остроумием и убедительным проникновением, характерными для Джонатана.