Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Книги 1-7

• Название: Те, кто любит. Книги 1-7
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб; Литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00786-8

Ирвинг Стоун (1903–1989) — одна из самых ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.

В девятый том Собрания сочинений вошли книги 1–7 романа «Те, кто любит», который впервые публикуется на русском языке.

---

— Не отыскать и пары врачей, которые охотно сотрудничали бы друг с другом, — сказал он с грустью, — не опасаясь, что могут ненароком выдать свои секреты и дать другому возможность переманить пациентов. Каждый практикующий относится к накопленным знаниям как к частной собственности, как к мачтовому лесу, который следует огородить от нарушителей. Чем больше накопленный опыт, тем ревнивее охраняют они свои предписания и снадобья. У нас нет школ для подготовки, нет клубов врачей, где можно было бы разрешить наши общие проблемы. Мы не публикуем книг и памфлетов, в которых содержались бы предписания, помогающие другим врачам вылечить больного или остановить эпидемию.

— Однако ты нашел формулу для лечения горла, — вмешалась она.

— По чистой случайности, Нэбби. Когда мне было семнадцать лет, я услышал о враче, который смешал некоторые травы с ромом. Я записал формулу в свой дневник. Без этой формулы еще сотня детей и взрослых могли бы скончаться в Уэймауте.

Она нахмурила брови:

— Что ты говоришь, дядюшка, значит, человек в Хэнгеме может болеть и даже умереть, потому что его доктор не знает формулы, которой лечили в Брейнтри?

— Именно так, Нэбби. Каждый из нас работает вслепую, быть может, при свете маленькой свечки или пары свечей, пока их не задует костлявая смерть. Если бы все врачи Массачусетса могли объединить свои знания, мы превратили бы медицину в науку и перестали вести отчаянную игру отгадывания ребусов.

— А кто-нибудь пытался?

Он робко усмехнулся:

— Пытались, но безуспешно. Я пытался, цепляясь за каждого встречного доктора, обращаясь с письмами. Они думают, что я дурак, пренебрегающий наследством. Я говорю им: чем больше мы отдаем, тем больше получаем. Последний врач, с которым я беседовал, заметил: «Сын, ты ошибся призванием. Тебе нужно было бы стать проповедником».

Он перелистал свою записную книжку и прокудахтал:

— Скажи своему мистеру Адамсу, пусть на день уляжется в постель с томом Геродота, крепким мясным бульоном и кувшином барбадосского рома. С помощью этой триады природа вылечит его.

— Он не мой мистер Адамс. И вряд ли он согласится на кружку барбадосского рома. Вчера он мне сказал, что написал для «Бостон газетт» статью против таверн и рома.

Коттон добродушно рассмеялся, а затем сжал свои большие губы:

— Мне нравится Джон Адамс. Он более переменчив, чем погода в Новой Англии: то тепло, то холодно. Но он — борец, а мне нравятся отважные люди. Лишь бы ему не казалось, будто он умирает при каждой нашей встрече.

6

Она сидела в церкви на семейной скамье третья слева, сжимая в ладонях, укрытых в муфте, печеную картофелину, а ее ногам было тепло в обогревателе на древесном угле, которым она пользовалась вместе с сестрами. Это было третье строение Божьего хлева после образования конгрегации в 1623 году. Первое строение на холме над домом священника сгорело, второе было разнесено в щепы, когда неведомым образом загорелся пороховой склад поселка. Воздух в дощатом здании был таким холодным, что ей казалось, будто она вдыхает ледяные иголочки. Ее мать в красивом бархатном платье стояла, отказавшись последовать примеру дочерей, державших в руках печеный картофель, а ноги в обогревателе, желая показать, что жене священника всегда тепло в доме собрания конгрегационалистов.

Мужчины сидели по другую сторону прохода. Билли восседал с Коттоном Тафтсом, чья скамья находилась в задних рядах, ибо семья Тафтс была в числе последних, осевших в Уэймауте.

— Если и есть нечто более ненавистное, чем школа, — ворчал Билли, шагая рядом с Абигейл во внушительной когорте Смитов, члены которой облачились в праздничные одежды, — так это молитвенный дом.

На Норм- и Чёрч-стрит толпились прихожане: женщины в своих лучших черных шерстяных платьях, мужчины в черных сюртуках, бриджах и черных чулках, круглых шляпах с широкими полями. В Новой Англии посещение церкви было обязательным: с двухлетнего возраста Абигейл ходила на воскресные и праздничные службы и участвовала в крестном ходе. Лишь лежавшие на одре не ходили к Божьему хлеву, ибо хорошая молитва не действовала лишь на немногие хвори.

— Ну, Билли, папа самый уважаемый проповедник в Новой Англии. Другим священникам для чтения проповеди требуется все утро, а он даже не переворачивает песочные часы. Большинство пасторов заставляют нас молиться целую вечность; папа заканчивает молебен в десять минут.

— Господь не глухой, — сказал Билли, подражая строгому голосу отца. — Он с первого слова слышит наши молитвы.

— Повремени с отъездом отсюда, — предупредила она, — а то окажешься в приходе проповедника, грозящего адским огнем и осуждением, который шесть часов подряд будет терзать тебя двумя воскресными проповедями.

Билли милостиво повернул к ней свое лицо кающегося.

— Полагаю, что папа не так уж плохо звучит на собраниях. Во всяком случае, нашему десятнику никогда не приходилось будить прихожан своим посохом.

Преподобный мистер Смит был редким пуританином, скупым на слова. В обществе Новой Англии, где все еще уважали бережливость, жили экономно и скромнее, чем позволяли средства, пуритане были словоохотливыми: они употребляли дюжину слов там, где можно было обойтись одним. Этот восьмой смертный грех помогал воздержанию от семи остальных. Когда Абигейл и Уильям Смит занимались вместе в библиотеке, отец объяснял своей дочери, что рассматривает себя лицом, сглаживающим излишества своей конгрегации. По этой причине он отказался от голосования на собраниях поселка. Церковь играла роль государства в Массачусетсе, ибо только правоверные члены конгрегации имели право голоса. Он считал случившееся в Салеме[7] — избиение и казнь женщин через повешение за ведовство — следствием вмешательства церкви.

— Любовь и милосердие — умиротворяющие темы, Нэбби, и поэтому мне нет нужды чрезмерно напрягать легкие, как это делают торговцы травами и рыбой в Бостоне. Популярность известных бостонских проповедников Инкриза и Коттона Матера основана на их способности греметь с кафедры. Мне не так уж нравится тембр собственного голоса. К тому же тихая деревня Уэймаут не жаждет удовлетворять страсти Бостона, помешанного на развлечениях.

— Ты говоришь, будто выслушивание проповедей может стать пороком, подобно карточной игре и запою?

— Разумеется, так и было первые сто лет в Массачусетсе. Священники читали проповеди так долго и упорно, что члены конгрегации впадали в транс. У них не оставалось ни времени, ни духовных сил для выполнения повседневной работы и для создания семьи. Мастерские и школы были постоянно закрыты, чтобы проповедники могли удерживать прихожан на сборищах. Я не думаю, что наши люди стали более похотливы и жадны, чем те, на кого обрушилась кара и кто постоянно вдыхал дым ада.

— Я думаю, что в этом твое достоинство, папа.

Он рассмеялся, ласково положил свою крупную руку на хрупкое плечо дочери.

— У меня есть и другое достоинство, Нэбби. Я далее больше фермер, чем проповедник.

С ранней весны до уборки урожая осенью Абигейл видела его в работе: в домотканой одежде и высоких сапогах, он склонялся над плугом, в который были впряжены волы, шагал за бороной, подрезал яблони и груши, собирал урожай. Она наблюдала, с каким желанием он возводил каменную ограду, расширял хлев, выкорчевывал березы и ели, расчищал площадку для нового сада, и могла заключить, что работа от зари до заката доставляет ему удовольствие.

Уильям Смит был сыном преуспевающего морского капитана в торговой семье из Чарлзтауна, что находится по другую сторону реки от Бостона. В семье хранилась превосходная коллекция столового серебра. Уильям владел хорошей фермой, и, когда дьяконы Уэймаута призвали на свою кафедру этого двадцатисемилетнего мужчину, обязавшись выплачивать ему ежегодно сто восемь фунтов стерлингов и обеспечивать дровами, он обрел независимость, заказывал обувь и одежду у лучших мастеров Бостона. В 1738 году, за два года до женитьбы на Элизабет Куинси, он выкупил удобный дом и пасторский надел за наличные средства, предпочтя пользоваться домом на правах владельца, а не на правах предоставленного конгрегацией, не взимавшей плату.

Ее взгляд устремился на отца, стоявшего в своей длинной черной сутане с накрахмаленным белым воротничком и манжетами за простой деревянной кафедрой, возвышавшейся на платформе. Когда перестраивался молитвенный дом, церковные старосты отклонили предложение пастора сделать ее более низкой и покрасить спинки скамей, которые были так высоки, что виднелись лишь головы прихожан. Сиденья были жесткими и узкими, как полки в чулане. Но пуритане — предки Абигейл были твердо убеждены, что молитвенные собрания проводятся не ради удобства. Она прислушалась к отцовскому басу, когда он читал из Послания евреям в Новом Завете: «Ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послуживши и служа святым».