Иван Новиков - Руины стреляют в упор

• Название: Руины стреляют в упор
• Автор: Иван Новиков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1963
• ISBN: С (Бел) 2 Н 73

Сложилось так, что львиная доля улиц города Минска носит имена героев-подпольщиков Великой Отечественной Войны. Теперь, по прошествии стольких лет и смены нескольких поколений, мало кто знает (даже примерно) о том, кто такой Казинец или Кабушкин. Да, справедливости ради, никто из людей-свидетелей уже ведь не расскажет об этом. Зато об этом расскажет книга! Если вам интересна история города-Героя Минска в частности, или история Великой Отечественной в целом - прочтите!

Несмотря на то, что книга основана, как теперь говорят, на реальных событиях и рассказывает о реальных людях, документализма в ней почти нет (разве что за исключением фотографий героев). Произведение художественное, и с первых страниц заставляет сопереживать героям Минского подполья, которые всеми своими силами сражаются с вторгшимся в их город злом. Которые каждый день и час выходя из дома рискуют не меньше, чем люди в окопах.

Сейчас, когда демократизм позволяет услышать любые взгляды и оценки ТОЙ войны, можно по-разному оценивать её ход и её участников. Но лично для меня каждый житель тогдашнего Минска - самый настоящий Герой.

Книга экранизирована В. Четвериковым. Фильм называется "Руины стреляют".

Первые две книги "Минского фронта" - "Руины стреляют в упор" и "Дороги скрестились в Минске" - на русском языке вышли в издательстве "Мастацкая лiтаратура" в 1977 году. Повесть "До рассвета близко" - третья книга о Минском подполье, объединенная общим названием "Минский фронт".

---

Зато Толик шел на очередное задание без всякой тревоги. Дорога хорошо знакома, — сколько хожено по ней, все входы и выходы из Минска изучены как свои пять пальцев. Да и настроение было хорошее. Чуткое отношение командира, отцовская ласка крепко запали в сердце. Хотелось ответить на теплые чувства хорошими делами.

Рудзянко встретил хлопца, как всегда, кривой улыбкой.

— Устал? — спросил еще на пороге. — Тогда отдохни.

— Некогда отдыхать. Дела серьезные. Дома никого нет?

— Никого. Выкладывай.

Толик вытащил из-за пазухи две мины, завернутые в тряпки.

— Держи. Одну для бензосклада в Красном Урочище, другую — на железную дорогу.

Лицо Рудзянки еще больше перекосилось.

— В Красном Урочище у меня есть человек. А вот на железной дороге не знаю, как сделать... Трудно...

Толику не понравилось такое настроение.

— Так уж и трудно?.. Если захочешь, не будет трудно.

— Очень уж ты прыткий, парень... — огрызнулся Рудзянко. — Залезть в пасть врагу не так хитро, а вот как вылезти из нее...

— Ну, хватит пугать. Дай лучше поесть, я сам все сделаю.

— Поесть — это можно, — засуетился Рудзянко. — Прости, что сразу не предложил, — сытый голодного не разумеет...

Скоро на столе появилась хорошая, вкусная еда, которой Толик давно не пробовал. Он с аппетитом взялся уничтожать ее, а Рудзянке сказал:

— Заведи мину для железной дороги на одни сутки. Я сейчас пойду с нею...

Что делал Рудзянко с миной, Толик не следил. А тот, пользуясь этим, завел мину не на сутки, а на несколько часов. Если Толик опоздает поставить ее, она взорвется у него в кармане, и тогда еще одним свидетелем связи Рудзянки с партизанами станет меньше. И никто не подумает, что Рудзянко повинен в смерти Толика.

Толик встал из-за стола.

— Вот спасибо тебе за обед, — довольным голосом сказал он хозяину. — Теперь можно и за дело. Давай мину. А с Красным Урочищем не тяни... Наши наступают на фронте, мы должны действовать еще более активно. Нужно взрывать военные склады. Ну, всего, я пошел!

У Толика были знакомые железнодорожники. У них он одолжил повязку— такую, какие носили тогда все, кто работал на железной дороге, фонарь, молоток. А документы о том, что он работает на железной дороге, были подготовлены заранее.

Одевшись будто бы на дежурство и положив мину в карман, спокойно пошел на станцию. Дежурному немцу сунул аусвайс под самый нос, и тот, похлопав глазами, разрешил:

— Иди!

На четвертом или пятом пути стоял состав с горючим. Огромные цистерны тянулись из конца в конец станции. Повозившись около других вагонов, он для вида сделал на них какие-то отметки мелом. Для важности вымазался в масле, и теперь никто не сказал бы, что он не на работе. Потихоньку приблизился к составу с горючим. Часовой-немец крикнул на него:

— Хальт! Аусвайс!

Неторопливо Толик полез под плащ, долго копался в кармане пальто, вытащил сперва кусочки газеты, приготовленные для цигарок, связку грязных тряпок, куски веревок. Немцу опротивело смотреть на его медленные движения, и он подгонял:

— Шнель! Шнель!

— Сейчас, вот сейчас найду... Ага, это я же не в том кармане ищу... Один момент, пан, айн момент...

Поиздевавшись над часовым, он наконец вытащил из другого кармана аусвайс и подал. Глянув на бумажку, гитлеровец сунул ее обратно и плюнул себе под ноги.

— Мне нужно колеса проверить, буксы, тормоза... — объяснил Толик больше руками и мимикой, чем словами, показывая на состав с бензином. — Тук, тук, дзинь, дзинь...

— Гут, — согласился часовой, — арбайт!...

Переходя от колеса к колесу, Толик стучал молоточком, прислушивался к металлическому звону, временами присаживался и заглядывал под вагон. Часовой долго шел следом за ним, но и это ему надоело, и от середины состава он повернул назад.

Использовав этот момент, Толик сунул мину под цистерну, а сам продолжал осматривать колеса еще минут пятнадцать, пока не отошел от мины на значительное расстояние. Часовой маячил уже совсем далеко. Толик осторожно, словно тень скользя между другими составами, выбрался к Западному мосту, а оттуда — в город.

Он был уверен, что эшелон взорвется где-нибудь в дороге, когда состав будет мчаться на восток, к линии фронта. За сутки он может далеко отъехать отсюда. Но не успел Толик зайти к знакомым железнодорожникам и вернуть им их имущество, как раздался мощный взрыв. Выскочив на улицу, он увидел над станцией огромный столб черного дыма и багрового пламени.

Задерживаться здесь было опасно, и Толик поспешил на Комаровку.

Немцы тем временем, согнав русских машинистов, приказали им вывезти за город, в безопасное место, цистерны, на которые еще не перебросился огонь. Но часть состава уже была охвачена пламенем, наводя страх на фашистов.

В тот же день к Рудзянке пришел Владимир Бабенко. Он взял с собой мину и отнес ее на склад с бензином в Красном Урочище. Взорвалась она как раз через сутки. Пламя, которое поднялось там, было видно за десятки километров. Сгорело сразу четыреста тысяч литров авиационного бензина, четыре вагона масла, гараж и легковая автомашина. Фашисты так и не узнали, кто же совершил диверсии на железной дороге и на складе.

Толик Маленький уже собрался возвращаться в лес, когда Анатолий Филипенок передал ему, чтобы он пришел на явочную квартиру на Студенческой улице.

«Чего он хочет от меня?» — думал Толик.

После того как Филипенок вернулся в Минск и остался здесь, он несколько раз передавал в отряд, что занимается очень важным подпольным делом и вынужден пока что задержаться в городе. Ему верили. «Может быть, нужно чем-нибудь помочь парню?» Не пойти на такую явку Толик не мог.

По привычке он положил пистолет в карман пальто и зашагал на южную окраину города. Встреча была назначена в небольшом деревянном домике, обсаженном вишнями и яблонями, огороженном штакетом. Толик и раньше был на этой улице, но с хозяевами явочного домика никогда не встречался.

Едва он переступил порог дома и сказал пароль, как увидел через окно, что домик окружен гестаповцами. Выхватив пистолет, выскочил во двор. Гестаповцы с оружием в руках бросились навстречу. Толик перескочил через изгородь и очутился в садике, предполагая вырваться на другую улицу.

Вслед ему загремели выстрелы. Спрятавшись за яблоню, он несколько раз выстрелил по фашистам.

Медлить нельзя было — снова бросился бежать. Вдруг что-то сильно толкнуло его в плечо. Загребая ногами снег, повалился лицом вниз, но сразу же подхватился и начал сидя стрелять по фашистам. Те залегли. Несколько пуль попало в другое плечо, зацепило голову, пробило грудь. А он все сидел и стрелял, меняя обоймы, пока не потерял сознание.

В таком состоянии его и притащили в госпиталь СС, где арестованная Эльза Лейзер сделала ему перевязку.

Первое, что увидел он, очнувшись, было заплаканное лицо Эльзы. Повернул голову и сквозь туман разглядел высокую фуражку гестаповца, под ней — серые наглые глаза, острый ястребиный нос и тонкие сжатые губы.

— Ну, Анатоль Левков, как чувствуешь себя? — спросил гестаповец.

Толик молчал. Он еще не понимал, где он и что с ним. Все внутри горело нестерпимым огнем, перед глазами — заплаканная Эльза и гестаповец. Что-то нелепое. Сознание возвращалось не сразу.

Спустя несколько минут понял, что произошло.

— Давай поговорим, Левков, — упорно добивался своего гитлеровец. — Кто послал тебя в Минск и с каким заданием? Если скажешь — спасем тебе жизнь. Лучших докторов позовем...

Собрав последние силы, Толик прохрипел:

— Себе оставьте докторов!.. Мне не нужно...

И начал срывать бинты. Гитлеровец закричал медицинским работникам:

— Держите, держите его! Он хочет умереть, а мы не дадим ему умереть, пока не скажет всего!.. Головой отвечаете за его жизнь!

Толику крепко связали бинтами руки, чтобы он снова не стал оголять свои раны. А он лежал перед врагом и глухо стонал не столько от боли, сколько от своей беспомощности.

— Ну, так как же, будешь говорить? — добивался гестаповец.

— Скажу, наклонись, — тихо прошептал хлопец.

Когда гестаповец наклонился, Толик, набрав полный рот слюны, плюнул ему в лицо. Гестаповец отпрянул, выхватил из кармана платок и начал вытираться. А потом не вытерпел и кулаками сорвал злость на раненом, беспомощном хлопце. Толик на долгое время потерял сознание.

В таком состоянии и увидел Толика Жан, когда его привезли на очную ставку с Левковым.

Надежда на побег не покидала Жана. Пока билось сердце, пока еще ясным был ум, не умирали жажда борьбы, воля к победе.

Надеяться на то, что Фрида отопрет ему камеру, теперь бесполезно. Новый начальник — немец и его помощники — латыши, словно псы, нюхом чуяли, что нужно с особым старанием стеречь узника, и не спускали с его камеры глаза. Каждое движение арестованного было на примете.