Брайан Фрил - После занавеса Чеховские мотивы [=После Чехова]

• Название: После занавеса Чеховские мотивы [=После Чехова]
• Автор: Брайан Фрил
• Жанр: Драматургия

Необычная интерпретация чеховской «Дамы с собачкой». Конец 19 века. Ялта. Курортный роман неожиданно перерастает в настоящее чувство двух зрелых людей, которые с тех пор уже никогда не смогут расстаться. Брайан Фрил озвучивает мысли чеховских героев, чем помогает зрителю глубже проникнуть во внутренний мир их взаимоотношений.

Чеховский водевиль «Медведь», где вдова и помещик объясняются в любви с оружием в руках.

«После занавеса» — оригинальное авторское сочинение Брайана Фрила — возможная встреча Сони Серебряковой («Дядя Ваня») и Андрея Прозорова («Три сестры») в затрапезном привокзальном буфете, в советской Москве 20х годов. Прошло 20 лет по окончании событий известных чеховских пьес, и зритель не только узнаёт обо всём, что случилось за этот срок с их героями, но и становится свидетелем зарождения новых отношений. Ни утраченные надежды и иллюзии жизни, ни изменившийся социальный порядок, ни возраст героев, не мешают им быть открытыми для новых переживаний и поворотов судьбы.

---

Андрей. Что и говорить.

Соня. Как вы вообще насчет водочки?

Андрей. Не спрашивайте.

Соня. Уважаете?

Андрей. Как говорится, отдал дань. Но уже давно завязал.

Соня. Совсем завязали?

Андрей. Ну разве еще две капли. (Она налила, он залпом выпил.) Хороша!

Соня. Ну, то-то.

Андрей. Вы спрашиваете, как я насчет водочки. Десять лет она была моей главной утешительницей. Кто не знал в Таганроге Андрея Прозорова! Пьянство, карты, драки, веселые компании. Головорез! Приличные люди шарахались от меня, как от чумы. (Помолчал.) Кажется, я опять погорячился.

Соня. Вы не были головорезом, я угадала?

Андрей. Тихий, безобидный пьяница. (Протягивает стакан.) С вашего разрешения? (Она наливает.) Какой неожиданный вечер. (Обращаясь к водке.) Ах ты, моя умница!

Соня. Верная подруга.

Андрей. Тост! За вашего близкого друга доктора Астрова!

Соня. Ближайшего.

Андрей. Визионера, святого и… что там еще?

Соня. Не всегда трезвого.

Андрей. Отличное сочетание! Он мне нравится. За Михаила Львовича!

Соня. За Михаила Львовича.

Андрей. И за ваш будущий лес! Пусть он поддерживает слабеющий дух.

Соня. Он в это свято верит.

Андрей. И за Соню Серебрякову, которая снова осчастливила это заведение своим блистательным появлением!

Соня. Спасибо.

Андрей. А знаете, я надеялся вас здесь увидеть.

Соня. Вот как?

Андрей. Кто-то обещал мне домашнее средство от ознобышей.

Соня. Я хочу выпить за Андрея Прозорова, который все больше напоминает мне моего дядю Ваню.

Андрей. Правда?

Соня. В моих устах это высший комплимент. И еще, за Джакомо Пуччини!

Андрей. Пусть земля ему будет пухом.

Соня. Вы упрямец. И в этом вы схожи с дядей Ваней. За ваши леса и необыкновенный сад!

Андрей. Осторожно.

Соня. Ой… извиняюсь.

Андрей. За банкиров с ознобышами и скромных служащих с обветренными губами! (Оба смеются.)

Соня. За два прекрасных вечера…

Андрей. Да!

Соня. …которые я рисковала провести в своей мрачной берлоге, с ужасом думая о будущем.

Андрей. С ужасом?

Соня. Со страхом. Так будет точнее. Поживем — увидим. Не все еще потеряно, правда? Еще б немного силенок… (Опорожнила стакан. Оживленно, с внезапной решимостью.) А почему бы мне не задержаться на одну ночь? Схожу на вашу оперу! Отличная идея, а?

Он смотрит на нее с лицом, лишенным всякого выражения. Пауза.

Андрей. Задержаться?

Соня. Что вы на это скажете?.. Кто меня там ждет? Старушка домработница да пьяный скотник. Они даже не заметят, что меня нет. Еще одна ночь в Москве, и к черту затраты! Правильно?

Андрей. Вы меня спрашиваете?

Соня. Я должна увидеть даму вашего сердца, светящуюся Мими! Может, узнаю вашу макушку в оркестровой яме… ну да, затылок! А если мне очень повезет, я могу столкнуться перед театром с самим маэстро Пуччини! Решено! Билет в оперу и лишняя ночь в гостинице — погибать, так с музыкой! Что вы молчите? Разве я не отважная женщина?

Андрей. Да.

Соня. После спектакля вы меня не увидите. После спектакля музыкантам надо расслабиться, я знаю. Поэтому из театра я поеду домой. В гостиницу. И напишу вам, как бесподобно вы играли.

Андрей (не шелохнувшись). Да.

Соня. Вы испугались ответственности. Не бойтесь. Вам это, поверьте, ничем не грозит. (Читает его мысли. После паузы.) Знаю, о чем вы думаете. «Что за бред! Поезжай-ка ты, голубушка, домой». Не слишком деликатно с вашей стороны. Но вы, разумеется, правы. Отличная идея при ближайшем рассмотрении оказалась довольно глупой. Я здесь не задержусь. Назад — в пустой дом, к дырявым водостокам и старому инвентарю, ржавеющему во дворе. И чего ради оставаться? Ваш Пуччини — это все-таки не Бах, и дирижер — какой-нибудь шарлатан из Гамбурга, напустивший на себя вид строгого педанта. А ваша Мими при ближайшем рассмотрении, боюсь, окажется из тех девиц, молодых да ранних. (Поднимает стакан.) Мое новое — новейшее — увлечение. Которое, разумеется, ни от чего не спасает. Но свою норму я знаю. Не хотелось бы кончить, как мой скотник Петр, правильно?

Андрей. Почему бы вам не поговорить с вашим другом Михаилом Львовичем?

Соня. О чем? О надоевших деревьях, благодаря которым мы сделаемся «лучше»? Вот… (ткнула в бумаги) мне есть, чем себя занять, из-за чего не спать ночей… отрезвляющая реальность, ее суровый ультиматум. А как я могу спать, когда грозятся отнять мой дом — последнее, что у меня осталось! Я вообще могу остаться без крыши над головой. Тут, пожалуй, уснешь! Но, как ни странно, не эта решающая неделя наводит на меня ужас… страх. Я говорю об этой тундре одиночества, которой не видно конца. Обычно мне хватало стойкости тянуть лямку. Но теперь этого мало. Теперь, если я хочу и дальше ее тянуть, мне потребуется высшая доблесть, несокрушимый дух, не правда ли? Без него, согласитесь, никуда. (Наливает.) На посошок. Достойное завершение великолепного вечера. Вот чего не доставало вашей Маше, когда этот подполковник ее оставил, — несокрушимого духа! Пережить его предательство — для этого ей хватило бы и стойкости, а вот чтобы жить дальше… Короче. (Чокается.) За успех завтрашнего события!

Андрей. Еще одна маленькая ложь.

Соня. Простите?

Андрей. Даже не ложь — фантазия. Игра воображения. Мне ужасно стыдно за мое вранье… вчера и сегодня… но, согласитесь, все это было так невинно. А эта маленькая ложь насчет «Богемы», она все-таки побольше и, возможно, не заслуживает снисхождения. Вы вправе думать, что я самым бесстыдным образом ввел вас в заблуждение и что мне нет и не может быть прощения. Если вы, действительно, так думаете, я, право же, совершенно вас пойму…

Соня. Андрей, к чему вы все это…

Андрей. …хотя в свою защиту я должен сказать, что моя ложь насчет «Богемы» не была обдуманной, она пришла мне в голову вчера, случайно, когда мы разговаривали за тем столом. Вы сказали, что желток сваренного всмятку фазаньего яйца хорошо помогает при ознобышах, и в ту же минуту я почему-то подумал, — глупо, глупо, сам знаю, — я подумал, что «скрипач в оркестре» — это прозвучит красиво, и я произведу на вас благоприятное впечатление.

Соня. Вы хотите сказать…

Андрей. Я не в оркестре.

Соня. Вы не…

Андрей. Мы на улице.

Соня. В каком смысле?

Андрей. Играем. Мы играем на улице.

Соня. Не в оперном театре, а…

Андрей. На улице.

Соня. Не Пуччини?

Андрей. Нет.

Соня. Вы, что же, уличные музыканты?

Андрей. Ну да.

Соня. Господи… Так вы никогда не исполняли Пуччини?

Андрей. Никогда.

Соня. Ни разу не выступали в оперном театре?

Андрей. Мы? Кто ж нас туда позовет?

Соня. И где же вы сегодня играли?

Андрей. На вокзале.

Соня. А вчера вечером?

Андрей. Перед Третьяковкой.

Соня. На тротуаре?

Андрей. Да.

Соня. «Мы» — это кто?

Андрей. Я и Иван.

Соня. Тоже скрипач?

Андрей. Нет. Иван — балалаечник, и довольно скверный. А что, с нашей стороны было бы наглостью сыграть завтра вечером перед оперным театром?

Соня. Андрей!

Андрей. Почему нет? Про то, что я имею отношение к «Богеме», знаем только мы с вами.

Соня. Какое отношение, Господь с вами?

Андрей. Никакого, вы правы.

Соня. Выходит, все, что вы мне рассказывали про эту оперу, — одна сплошная ложь.

Андрей. Виноват.

Соня. И светящаяся Мими, и педант дирижер, и грамотные музыканты…

Андрей. Невинный обман.

Соня. Вы это называете невинным обманом? А по-моему, беспардонная ложь! А ваш немеющий зад и затекающие ноги… какая трогательная история!

Андрей. Это правда.

Соня. Да мне-то что? Врите себе, сколько душе угодно!

Андрей. Вы справедливо сердитесь.

Соня. Сержусь? С какой стати мне на вас сердиться? И этот… этот…

Андрей. Костюм?