Филип Янси - Почему? Вопрос, который остается всегда

• Название: Почему? Вопрос, который остается всегда
• Автор: Филип Янси
• Жанр: Религия

Где Бог, когда я страдаю?

Этот вопрос звучит безмолвным рефреном каждый раз, когда случается беда – неважно, с одним человеком или целыми нациями. Стоит произойти природному катаклизму, эпидемии, войне или очередному теракту – и сразу же сотни людей взывают к небесам: «Доколе, Господи?!» Если мы не можем доверить Богу безопасность наших детей или защиту близких от мучительной смерти, то в чем вообще можно Ему доверять?

Почти 25 лет назад Филип Янси написал нашумевшую книгу, где попытался изложить свой взгляд на эту извечную проблему. Сегодня события на трех континентах, которые лихорадят человечество, заставляют его снова взяться за перо.

C характерной для автора прямотой и честностью книга обращается к тем, кто несет тяжкое бремя страданий, чья вера пошатнулась от перенесенной боли, кто испытал разочарование в Боге и людях, но все равно пытается найти смысл в том, что происходит вокруг, и разобраться в этом ВОПРОСЕ, КОТОРЫЙ ОСТАЕТСЯ ВСЕГДА.

---

Впрочем, эти достижения имели свою цену: сокращение ресурсов и рост населения; загрязнение окружающей среды и его влияние на климат; несправедливость, позволяющая кому-то жить в комфорте за счет других. История марширует вперед, и все это время Бог, согласно обвинениям критиков, «сидел сложа руки». Он не вмешался, когда европейские правители делили между собой континенты, и Новый Свет завозил миллионы рабов, или когда нацисты пытались истребить с лица земли «избранный народ» в самой известной из многочисленных попыток геноцида. По какой-то причине Бог решил позволить истории идти своим чередом.

Почему? У нас нет более определенного ответа, чем тот, который получил Иов. Наша единственная непоколебимая надежда — и она радикально отличается от наивного оптимизма! — состоит в том, что история Иисуса, включающая в себя как смерть, так и воскресение, является ярким прообразом того, что Бог совершит для всей планеты. Оптимизм обещает, что ситуация постепенно изменится к лучшему, но христианская надежда обещает, что творение будет преображено. А до тех пор Бог явно предпочитает не вмешиваться в каждое проявление зла или стихийное бедствие — каким бы ужасным оно ни было. Вместо этого Он поручил нам быть агентами вмешательства посреди враждебного и оскверненного мира.

«Лучше для вас, чтобы Я пошел», — сказал Иисус озадаченным ученикам во время последнего акта делегирования полномочий, даруя нам образец для подражания. «Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего. Но чтобы мир знал, что Я люблю Отца и, как заповедал Мне Отец, так и творю». После этих слов Иисус вышел навстречу долгой ночи страданий, против которой Он горячо молился и все же отказался воспользоваться Своей властью, чтобы предотвратить ее.

«Все мироздание стонет и мучится до сих пор, как при родах», — сказал Павел римлянам, не питая иллюзий в отношении состояния нашей планеты. Единственная надежда для нас — это радикальное вмешательство, в результате которого творение «станет свободным от рабства у гибели» в ходе некоего вселенского перерождения. До тех же пор никакой ответ на вопрос о страданиях, даже обладай мы способностью постичь его, не прозвучит удовлетворительно. Подобно Иову, мы можем охватить лишь маленький фрагмент рисунка, цепляясь за веру вопреки всем контраргументам и уповая на Бога в отношении картины целиком. Я пришел к следующему заключению: вера — это изначальная убежденность в том, что обретает смысл, лишь когда оглядываешься назад.

Смещение акцента

Возможно, существует какая-то скрытая выгода в том, что Библия избегает отвечать на вопрос «почему?» Знание ответа смещает внимание со страдающего на обстоятельства, причинившие страдания, что приносит мало пользы тому, кто пребывает в нужде. Например, ученики Иисуса задали вопрос о слепорожденном: «Кто согрешил: он или родители его?» Выбор любого из вариантов едва ли вызвал бы сострадание к незрячему. Ученики, наверное, поцокали бы языками, смакуя свое нравственное превосходство, и ушли с уверенностью, что бедняга получил по заслугам. Но вместо этого Иисус опроверг подобные теории о страданиях как наказании (точно так же, как их отклонил Бог, бросив грозный взгляд на благочестивых друзей Иова) и сосредоточил внимание на самой слепоте.

После крупного бедствия мы словно инстинктивно зацикливаемся на причинах. Действительно ли причиной взрыва космического корабля «Челленджер» стал дефект уплотнительного кольца? Могло ли ФБР предотвратить террористические атаки 11 сентября 2001 года или взрыв на Бостонском марафоне? Смогли бы помочь Тохоку более высокие волнорезы? Какое умственное состояние побудило Адама Лэнза напасть на школу «Сэнди-Хук»? Хотя такой подход весьма ценен с точки зрения предотвращения будущих трагедий, в нем мало пользы для самих жертв. Мне вспоминаются японцы, которым пришлось эвакуироваться из своих домов в Фукусиме вблизи от атомной электростанции. Теперь они обитают во временных жилищах в положении изгоев и в страхе перед неизбежными проблемами со здоровьем. Да, ученым и инженерам необходимо исследовать, какие именно конструктивные изъяны привели к аварии реактора, но, пока они этим занимаются, как насчет тех, кто страдает?

Практически каждый фрагмент в Новом Завете, говорящий о страданиях, переносит акцент с причин на реакцию. Хотя мы не в силах постичь общий замысел нашей вселенной, допускающий столько зла и боли (вопрос «почему?»), наша реакция, тем не менее, может отражать два важных аспекта. Во-первых, мы можем найти смысл и значимость жизни посреди страданий. Во-вторых, мы можем предложить нуждающимся реальную практическую помощь.

В своей книге «Боль» Клайв Льюис отметил: «Бог шепчет нам посреди наших удовольствий, вслух говорит с нашей совестью, но Он кричит в нашей боли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир». Я не решаюсь возражать Льюису, но все же этот образ вызывает у меня чувство неловкости. Он наводит на мысли о футбольном тренере, который, стоя у края поля, орет в рупор на игроков, и некоторые читатели могут сделать из такой метафоры вывод, что Бог раздает страдания для привлечения нашего внимания. Не думаю, что Льюис вкладывал в свои слова именно такой смысл, и потому я изменил бы образ с мегафона на слуховой аппарат. Когда приходят страдания, они дают нам, потерпевшим, возможность увеличить громкость и прислушаться к крайне важным посланиям, которые в противном случае мы просто проигнорировали бы.

Конечно же, я испытал такое усилительное действие боли на себе. Перелом шеи, полученный при автокатастрофе в 2007 году, вынудил меня пересмотреть мой брак, мою веру и мои планы на оставшиеся годы жизни. Лежа привязанным ремнями к спинальной доске в ожидании известия о том, повреждена ли главная артерия (как сказал врач, в этом случае мне оставалось бы жить не более нескольких минут), я мог думать только о трех вопросах, заслуживающих размышления: «Кого я люблю? Что я сделал со своей жизнью? Готов ли я к тому, что последует дальше?» Разумеется, мне никто не мешал взвесить свою жизнь, задумываясь над этими вопросами и раньше, но для того, чтобы сосредоточиться на самом главном, мне потребовался травматический инцидент.

Немецкий поэт Райнер Мария Рильке сказал: «Будь у нас возможность видеть дальше, чем пределы нашего знания … тогда, быть может, мы доверяли бы больше нашим печалям, чем радостям. Ведь это минуты, когда в нас проникает что-то новое, что-то незнакомое … все в нас стихает, рождается тишина, и новое … стоит среди этой тишины и молчит».

Среди молодежи Японии после цунами произошла перемена сродни той, о которой говорит Рильке. На протяжении многих лет родители в отчаянии заламывали руки из-за влияния экономической стагнации на изнеженную японскую молодежь «потерянных десятилетий». Для описания этого неприкаянного поколения японские социологи составили целый каталог терминов: фритеры, осознанно избирающие несложные, бесперспективные в карьерном плане виды деятельности; хикикомори, изолирующие себя от общества (некоторые из них никогда не отваживаются даже выйти из своей спальни); паразиты, которые сидят на шее у родителей, довольствуясь их жильем и едой, чтобы позволить себе новейшие электронные гаджеты и одеваться по последнему писку моды. Ко всеобщему удивлению, после землетрясения и цунами эти инертные молодые люди словно пробудились от спячки. Они записывались волонтерами для работы в убежищах и пунктах раздачи пищи, жертвовали деньги в помощь пострадавшим и применяли свои навыки пользования социальными сетями для воссоединения эвакуированных людей с их родственниками и стимулирования правительства к большей открытости в освещении проблем, связанных с аварией на атомной станции. Кроме того, они стали примером для окружающих, задавая тон в правительственной кампании по экономии электроэнергии для компенсации потери ядерных реакторов.

Виктор Франкл, переживший заточение в четырех разных нацистских концлагерях, впоследствии основал собственную школу психотерапии. Он пришел к заключению, что наиболее мощной побуждающей силой для нас является поиск смысла жизни. Согласно Франклу, один из основных способов обретения такого смысла — это наша реакция на неизбежное страдание. «Отчаяние есть страдание, лишенное смысла, — пишет он. — У человека можно отнять все, кроме одного — его последней свободы: в любых обстоятельствах выбирать свое отношение к происходящему».

Жители Японии дают нам образец реакции на стихийное бедствие. Новостные медиа воспевали смирение и выдержку, воистину долготерпение японского народа, — и вполне заслуженно. В противоположность мародерству, которое во многих случаях начинается после катастрофы, японцы добровольно вернули наличные деньги и ценные вещи на сумму, эквивалентную почти 100 миллионам долларов. В течение нескольких недель после цунами тысячи эвакуированных спали в спортзалах и битком набитых вестибюлях, проводя по несколько часов в очереди, чтобы получить бутылку воды и миску риса. Когда год спустя я посетил зону землетрясения, четверть миллиона японцев по-прежнему обитали во временных жилищах — вагончиках размерами четыре на двенадцать метров наподобие тех, которые повсеместно встречаются на стройплощадках. Их реакция разительно отличалась от ропота и беззакония, последовавших за ураганом «Катрина» в Новом Орлеане.